Неточные совпадения
— Мне тюремный священник посоветовал. Я, будучи арестантом, прислуживал ему в тюремной церкви,
понравился, он и говорит: «Если — оправдают, иди в монахи». Оправдали. Он и схлопотал. Игумен — дядя родной ему. Пьяный человек, а — справедливый. Светские книги любил читать — Шехерезады
сказки, «Приключения Жиль Блаза», «Декамерон». Я у него семнадцать месяцев келейником был.
Из всех
сказок Андерсена Сомовой особенно
нравилась «Пастушка и трубочист». В тихие часы она просила Лидию читать эту
сказку вслух и, слушая, тихо, бесстыдно плакала. Борис Варавка ворчал, хмурясь...
— Сама не знаю. Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь. Вы не должны судить меня… по тому, что я делаю. Ах, кстати, что это за
сказка о Лорелее? [Лорелея — имя девушки, героини немецкого фольклора. Лорелея зазывала своим пением рыбаков, и те разбивались о скалы.] Ведь это еескала виднеется? Говорят, она прежде всех топила, а как полюбила, сама бросилась в воду. Мне
нравится эта
сказка. Фрау Луизе мне всякие
сказки сказывает. У фрау Луизе есть черный кот с желтыми глазами…
На другой день он, одетый с иголочки во все новое, уже сидел в особой комнате нового управления за громадным письменным столом, заваленным гроссбухами. Ему
нравилась и солидность обстановки и какая-то особенная деловая таинственность, а больше всего сам Ечкин, всегда веселый, вечно занятый, энергичный и неутомимый. Одна квартира чего стоила, министерская обстановка, служащие, и все явилось, как в
сказке, по щучьему веленью. В первый момент Полуянов даже смутился, отозвал Ечкина в сторону и проговорил...
На другой день я принес в школу «Священную историю» и два растрепанных томика
сказок Андерсена, три фунта белого хлеба и фунт колбасы. В темной маленькой лавочке у ограды Владимирской церкви был и Робинзон, тощая книжонка в желтой обложке, и на первом листе изображен бородатый человек в меховом колпаке, в звериной шкуре на плечах, — это мне не
понравилось, а
сказки даже и по внешности были милые, несмотря на то что растрепаны.
Нашлось еще несколько мальчиков, читавших Робинзона, все хвалили эту книгу, я был обижен, что бабушкина
сказка не
понравилась, и тогда же решил прочитать Робинзона, чтобы тоже сказать о нем — это чушь!
Все
сказки мне
нравились; я не знал, которой отдать преимущество!
Пришла Палагея, не молодая, но еще белая, румяная и дородная женщина, помолилась богу, подошла к ручке, вздохнула несколько раз, по своей привычке всякий раз приговаривая: «Господи, помилуй нас, грешных», — села у печки, подгорюнилась одною рукой и начала говорить, немного нараспев: «В некиим царстве, в некиим государстве…» Это вышла
сказка под названием «Аленький цветочек» [Эту
сказку, которую слыхал я в продолжение нескольких годов не один десяток раз, потому что она мне очень
нравилась, впоследствии выучил я наизусть и сам сказывал ее, со всеми прибаутками, ужимками, оханьем и вздыханьем Палагеи.
Иногда образ сына вырастал перед нею до размеров героя
сказки, он соединял в себе все честные, смелые слова, которые она слышала, всех людей, которые ей
нравились, все героическое и светлое, что она знала. Тогда, умиленная, гордая, в тихом восторге, она любовалась им и, полная надежд, думала...
Целые дни Фома проводил на капитанском мостике рядом с отцом. Молча, широко раскрытыми глазами смотрел он на бесконечную панораму берегов, и ему казалось, что он движется по широкой серебряной тропе в те чудесные царства, где живут чародеи и богатыри
сказок. Порой он начинал расспрашивать отца о том, что видел. Игнат охотно и подробно отвечал ему, но мальчику не
нравились ответы: ничего интересного и понятного ему не было в них, и не слышал он того, что желал бы услышать. Однажды он со вздохом заявил отцу...
Сравните это хоть с рассказом Карамзина, который говорит: «Аскольд и Дир, может быть недовольные Рюриком, отправились искать счастья…» В примечании же Карамзин прибавляет: «У нас есть новейшая
сказка о начале Киева, в коей автор пишет, что Аскольд и Дир, отправленные Олегом послами в Царьград, увидели на пути Киев», и пр… Очевидно, что г. Жеребцову
понравилась эта
сказка, и он ее еще изменил по-своему для того, чтобы изобразить Аскольда и Дира ослушниками великого князя и оправдать поступок с ними Олега.
Оттого-то и
нравится нам доселе поэзия древнего мира и некоторые фантастические произведения поэтов нового времени, тогда как ничего, кроме отвращения, не возбуждают в нас нелепые
сказки, сочиняемые разными молодцами на потеху взрослых детей и выдаваемые нередко за романы, были, драмы и пр.
Особенно
нравились ему арабские
сказки, которые доставляли обильную пищу его воображению своими волшебными, занимательными рассказами и роскошными описаниями.
— Ты совершенная дура и упрямее десяти ослов! (Оборачиваясь к подошедшему директору школы, Александру Леонтьевичу Зографу.) Я ее знаю, теперь будет всю дорогу на извозчике на все мои вопросы повторять: «Татьяна и Онегин!» Прямо не рада, что взяла. Ни одному ребенку мира из всего виденного бы не
понравилось «Татьяна и Онегин», все бы предпочли «Русалку», потому что —
сказка, понятное. Прямо не знаю, что мне с ней делать!!!
Мне
нравится эта
сказка».
Нравится тебе моя
сказка?
И почти везде в дороге коменданты поступали точно так же, как в Харбине. Решительнейшим и точнейшим образом они определяли самый короткий срок до отхода поезда, а мы после этого срока стояли на месте десятками часов и сутками. Как будто, за невозможностью проявить хоть какой-нибудь порядок на деле, им
нравилось ослеплять проезжих строгою, несомневающеюся в себе
сказкою о том, что все идет, как нужно.
И каких только
сказок не рассказывал Юрику добрый старик! В них говорилось и о колдунах, и о добрых волшебниках, о феях и карликах, оборотнях и ведьмах. А Юрик все оставался недовольным, все ему не
нравилось, все раздражало его!
— Ты, Маша, точно
сказку про белого бычка рассказываешь. Коли тебе это
нравится, изволь. Давай, пожалуй, повторять ее вдвоем.