Неточные совпадения
— Но князь говорит не
о помощи, —
сказал Левин, заступаясь за тестя, — а об
войне. Князь говорит, что частные люди не могут принимать участия в
войне без разрешения правительства.
— Наивно, Варек, —
сказал Маракуев, смеясь, и напомнил
о пензенском попе Фоме, пугачевце,
о патере Александре Гавацци, но, когда начал
о духовенстве эпохи крестьянских
войн в Германии, — Варвара капризно прервала его поучительную речь...
— Вас очень многое интересует, — начал он, стараясь говорить мягко. — Но мне кажется, что в наши дни интересы всех и каждого должны быть сосредоточены на
войне. Воюем мы не очень удачно. Наш военный министр громогласно, в печати заявлял
о подготовленности к
войне, но оказалось, что это — неправда. Отсюда следует, что министр не имел ясного представления
о состоянии хозяйства, порученного ему. То же самое можно
сказать о министре путей сообщения.
Скоро проснулись остальные люди и принялись рассуждать
о том, что предвещает эта небесная странница. Решили, что Земля обязана ей своим недавним наводнением, а Чжан Бао
сказал, что в той стороне, куда направляется комета, будет
война. Видя, что Дерсу ничего не говорит, я спросил его, что думает он об этом явлении.
— А вам, господа, —
сказал Н.А. Зверев, обращаясь к В.А. Гольцеву и В.М. Соболевскому, — я особенно удивляюсь. Что это вам далась какая-то конституция! Что это, господа? В такое время! Или у вас нет тем? Писали бы
о войне,
о героических подвигах. Разве это не тема, например, сегодняшний факт — сопка с деревом!
На другой день пристав, театрал и приятель В.П. Далматова, которому тот рассказал
о вчерашнем,
сказал, что это был драгунский юнкер Владимир Бестужев, который, вернувшись с
войны, пропивает свое имение, и что сегодня его губернатор уже выслал из Пензы за целый ряд буйств и безобразий.
G. D. Bartlett
сказал между прочим: «Если я хоть сколько-нибудь понимаю писание, —
сказал он, — я утверждаю, что люди только играют с христианством, если они игнорируют, т. е. умалчивают
о вопросе
войны.
— Далее, я поведу
войну с семейными разделами и общинным владением. Циркуляры по этим предметам еще не готовы, но они у меня уж здесь (он ткнул себя указательным пальцем в лоб)! Теперь же я могу
сказать тебе только одно: в моей системе это явления еще более вредные, нежели пьянство; а потому я буду преследовать их с большею энергией, нежели даже та,
о которой ты получил понятие из сейчас прочитанного мной документа.
Как-то Мария Николаевна попросила меня прочитать мое стихотворение «Бурлаки». Потом сама прочитала после моих рассказов
о войне некрасовское «Внимая ужасам
войны», а М. И. Свободина прочла свое любимое стихотворение, которое всегда читала в дивертисментах — и чудно читала, — «
Скажи мне, ты любил на родине своей?». И, положив свою руку на мою, пытливо посмотрела на меня своими прекрасными темно-карими глазами...
Вообще же
о войне говорили неохотно, как бы стесняясь друг друга, точно каждый боялся
сказать какое-то опасное слово. В дни поражений все пили водку больше обычного, а напиваясь пьяными, ссорились из-за пустяков. Если во время беседы присутствовал Саша, он вскипал и ругался...
— Признаюсь, я никогда не слыхивал
о таком образе
войны! —
сказал с досадою Мюрат.
Он взял за руку француза и, отойдя к окну,
сказал ему вполголоса несколько слов. На лице офицера не заметно было ни малейшей перемены; можно было подумать, что он разговаривает с знакомым человеком
о хорошей погоде или дожде. Но пылающие щеки защитника европейского образа
войны, его беспокойный, хотя гордый и решительный вид — все доказывало, что дело идет
о назначении места и времени для объяснения, в котором красноречивые фразы и логика ни к чему не служат.
— C'est une folle! [Это сумасшедшая! (франц.)] —
сказала Лидина. — Представьте себе, я сейчас получила письмо из Москвы от кузины; она пишет ко мне, что говорят
о войне с французами. И как вы думаете? ей пришло в голову, что вы пойдете опять в военную службу. Успокойте ее, бога ради!
Несколько дней тому назад Львов, знакомый мне студент-медик, с которым я часто спорю
о войне,
сказал мне...
И так долго и пространно говорил Семен Иванович
о бедном человеке,
о рублях и золовке, и повторял одно и то же для сильнейшего внушения слушателям, что, наконец, сбился совсем, замолчал и только три дня спустя, когда уже никто и не думал его задирать и все об нем позабыли, прибавил в заключение что-то вроде того, что когда Зиновий Прокофьич вступит в гусары, так отрубят ему, дерзкому человеку, ногу в
войне и наденут ему, вместо ноги, деревяшку, и придет Зиновий Прокофьич и
скажет: «дай, добрый человек, Семен Иванович, хлебца!», так не даст Семен Иванович хлебца и не посмотрит на буйного человека Зиновия Прокофьевича, и что вот, дескать, как мол; поди-ка ты с ним.
Когда вскоре после обеда Ашанин, заглянув в открытый люк капитанской каюты, увидел, что капитан внимательно читает рукопись, беспокойству и волнению его не было пределов. Что-то он
скажет? Неужели найдет, как и Лопатин, статью неинтересной? Неужели и он не одобрит его идей
о войне?
Николай Ростов возвратился с
войны домой и встречается с Соней. «Он поцеловал ее руку и назвал ее вы — Соня, Но глаза их, встретившись,
сказали друг другу ты и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему
о его обещании. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы».
Эти мысли всецело захватывают сейчас все существо девушки. Её губы невольно улыбаются при мысли
о возможности доведения до конца начатого ей дела. Да, когда по окончании
войны, она, даст Бог, вернется под родную кровлю, как обнимет старого отца, как
скажет, целуя его старую, седую голову...
Недавно, во время половодья, помещик, отставной прапорщик Вывертов, угощал заехавшего к нему землемера Катавасова. Выпивали, закусывали и говорили
о новостях. Катавасов, как городской житель, обо всем знал:
о холере,
о войне и даже об увеличении акциза в размере одной копейки на градус. Он говорил, а Вывертов слушал, ахал и каждую новость встречал восклицаниями: «
Скажите, однако! Ишь ты ведь! Ааа…»
Скажу, кстати, вообще
о сестрах в эту
войну.
Скажем теперь несколько слов
о положении дел на театре
войны, куда спешил Суворов «спасать народы и царей».
— Защита новгородцев — это паутинное ткание, —
сказал Федор Давыдович. — Я сам видел, как тщатся они
о войне: пьют, да бьют — вот и все, что можно об них
сказать.
— Здорово, Андрюша, —
сказал Василий Федорович, сидя, с роскошным самодовольством, на креселках своих, кряхтевших под дородною тяжестью его, и поцеловал в маковку мальчика, к нему подошедшего; потом, обратясь к старику, примолвил: — Добро пожаловать, Афоня! Садись-ка на большое место: сказочнику и страннику везде почет. Потешь же нас ныне словом
о том, как в Индусах
войну ведут, оллоперводигер.
После несчастной битвы под Аустерлицом, австрийский император Франц, как мы уже говорили, вступил с Наполеоном в переговоры
о мире, перемирие было подписано 26 ноября 1805 года, а на другой день император Александр Павлович уехал в Петербург. Воображение его было чересчур потрясено ужасными сценами
войны; как человек он радовался ее окончанию, но как монарх
сказал перед отъездом следующую фразу, достойную великого венценосца...
— Eh bien, général, tout est à la guerre, à ce qu’il paraît, [Ну, что ж, генерал, дело, кажется идет к
войне,] —
сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве,
о котором он не мог судить.
— Да, да, а братья-масоны что говорят
о войне? Как предотвратить ее? —
сказал князь Андрей насмешливо. — Ну чтó Москва? Чтó мои? Приехали ли наконец в Москву? — спросил он серьезно.
Наполеон приказал собрать войска и итти на
войну. Представление это до такой степени нам привычно, до такой степени мы сжились с этим взглядом, что вопрос
о том, почему 600 тысяч человек идут на
войну, когда Наполеон
сказал такие-то слова, кажется нам бессмысленным. Он имел власть, и потому было исполнено то, чтó он велел.
— De l’histoire ancienne, [Древняя история,] —
сказал другой, догадавшись, что дело шло
о прежних
войнах. — L’Empereur va lui faire voir à votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
Говоря
о простейших действиях тепла, электричества или атомов, мы не можем
сказать, почему происходят эти действия, и говорим, что такова природа этих явлений, что это их закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит
война или революция? мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия, люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим, что такова природа людей, что это закон.
Мы так пропустили мимо ушей и забыли всё то, что он
сказал нам
о нашей жизни —
о том, что не только убивать, но гневаться нельзя на другого человека, что нельзя защищаться, а надо подставлять щеку, что надо любить врагов, — что нам теперь, привыкшим называть людей, посвятивших свою жизнь убийству, — христолюбивым воинством, привыкшим слушать молитвы, обращенные ко Христу
о победе над врагами, славу и гордость свою полагающим в убийстве, в некоторого рода святыню возведшим символ убийства, шпагу, так что человек без этого символа, — без ножа, — это осрамленный человек, что нам теперь кажется, что Христос не запретил
войны, что если бы он запрещал, он бы
сказал это яснее.
Он
сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым
о настоящей
войне с выражением человека, который знает вперед, что всё будет скверно, и что он даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо-причесанные височки особенно красноречиво говорили это.