Неточные совпадения
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! —
сказал старичок
в голубой ленте. — Швабрина сказнить не беда; а не худо и господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем не признает, так нечего у тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел
в Оренбурге с твоими супостатами? Не прикажешь ли свести его
в приказную да
запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров.
Мне остается
сказать несколько слов о некоторых из якутских купцов, которые также достигают до здешних геркулесовых столпов, то есть до Ледовитого моря, или
в противную сторону, до неведомых пустынь. Один из них ездит, например, за пятьсот верст еще далее Нижнеколымска, до которого считается три тысячи верст от Якутска, к чукчам, другой к югу, на реку Уду, третий к
западу,
в Вилюйский округ.
Надо
сказать, что
в прибрежном районе осыпи больше развиты, чем к
западу от Сихотэ-Алиня.
За утренним чаем Г.И. Гранатман заспорил с Кожевниковым по вопросу, с какой стороны ночью дул ветер. Кожевников указывал на восток, Гранатман — на юг, а мне казалось, что ветер дул с севера. Мы не могли столковаться и потому обратились к Дерсу. Гольд
сказал, что направление ветра ночью было с
запада. При этом он указал на листья тростника. Утром с восходом солнца ветер стих, а листья так и остались загнутыми
в ту сторону, куда их направил ветер.
От места нашего ночлега долина стала понемногу поворачивать на
запад. Левые склоны ее были крутые, правые — пологие. С каждым километром тропа становилась шире и лучше.
В одном месте лежало срубленное топором дерево. Дерсу подошел, осмотрел его и
сказал...
Один закоснелый сармат, старик, уланский офицер при Понятовском, делавший часть наполеоновских походов, получил
в 1837 году дозволение возвратиться
в свои литовские поместья. Накануне отъезда старик позвал меня и несколько поляков отобедать. После обеда мой кавалерист подошел ко мне с бокалом, обнял меня и с военным простодушием
сказал мне на ухо: «Да зачем же вы, русский?!» Я не отвечал ни слова, но замечание это сильно
запало мне
в грудь. Я понял, что этому поколению нельзя было освободить Польшу.
Помещичья распущенность, признаться
сказать, нам по душе;
в ней есть своя ширь, которую мы не находим
в мещанской жизни
Запада.
Вахрушка не
сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его
в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца, а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой
запалит. Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился к попу Макару, благо помочь подвернулась.
В самый раз дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он на дне морском сыщет.
В своих стихах, поэтически очень посредственных, но очень интересных для мысли Хомякова, он воскликнул: «
Скажи им таинство свободы», «Даруй им дар святой свободы», им, т. е.
Западу.
Если мне позволено немного уточнить термины, я бы
сказал, что такой упадок христианства на
Западе и причины, по которым Русская Церковь оказалась не затронутой этим упадком, сами по себе
в состоянии оказывать благотворное влияние на
Запад.
Глубоко
запал в молодые сердца наших героинь простодушный рассказ сестры Феоктисты. Ни слова им не хотелось говорить, и ни слова они не
сказали по ее уходе.
Эти слова
запали в мой ум, и я принялся рассуждать: «Как же это маменька всегда говорила, что глупо верить снам и что все толкования их — совершенный вздор, а теперь сама
сказала, что отец видел страшный, а не дурной сон?
Только обязательная служба до известной степени выводила его из счастливого безмятежия. К ней он продолжал относиться с величайшим нетерпением и, отбывая повинность, выражался, что и он каждый день приносит свою долю вреда. Думаю, впрочем, что и это он говорил, не анализируя своих слов. Фраза эта, очевидно, была, так
сказать, семейным преданием и
запала в его душу с детства
в родном доме, где все, начиная с отца и кончая деревенскими кузенами, кичились какою-то воображаемою независимостью.
В особенности на
Западе (во Франции,
в Англии) попытки отдалить момент общественного разложения ведутся очень деятельно. Предпринимаются обеспечивающие меры; устраиваются компромиссы и соглашения; раздаются призывы к самопожертвованию, к уступкам, к удовлетворению наиболее вопиющих нужд; наконец, имеются наготове войска. Словом
сказать,
в усилиях огородиться или устроить хотя временно примирение с «диким» человеком недостатка нет. Весь вопрос — будут ли эти усилия иметь успех?
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч,
в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера на шее, открыв ложу обычным порядком, сошел со своего стула и, подойдя к гробу, погасил на
западе одну свечу, говоря: «Земля еси и
в землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до смерти!» При погашении третьей свечи он
сказал: «Яко возмеши дух, и
в персть свою обратится».
— Утри по крайней мере свои слезы, — крикнул ему Берсенев и не мог удержаться от смеха. Но когда он вернулся домой, на лице его не было веселого выражения; он не смеялся более. Он ни на одно мгновение не поверил тому, что
сказал ему Шубин, но слово, им произнесенное,
запало глубоко ему
в душу. «Павел меня дурачил, — думал он, — но она когда-нибудь полюбит… Кого полюбит она?»
«А заметили ли вы, господа, —
сказал он, — что у нас
в высокоторжественные дни всегда играет ясное солнце на ясном и безоблачном небе? что ежели, по временам, погода с утра и не обещает быть хорошею, то к вечеру она постепенно исправляется, и правило о предоставлении обывателям зажечь иллюминацию никогда не встречает препон
в своем исполнении?» Затем он вздохнул, сосредоточился на минуту
в самом себе и продолжал: «Стоя на рубеже отдаленного
Запада и не менее отдаленного Востока, Россия призвана провидением» и т. д. и т. д.
Переярков. Наверное-то
сказать трудно, потому что во многих землях, где у нас
запад, там у них восток приходится. Да вот Ион много походов сломал, он нам
скажет. Ну, как
в Турции, где солнце садится?
Вы привыкли к строгим очертаниям прав, к рамам для лиц, сословий, к взаимному обузданью и недоверью, — все это необходимо на
Западе: там все основано на вражде, там вся задача государственная, как
сказал ваш же поэт,
в ловкой борьбе...
Он возвратился оттуда, так
сказать, с другого конца, пройдя весь загробный круг (так, по египетским верованиям, ладья бога Ра погружается
в царство мертвых на
западе и
в течение ночи проходит его целиком, выходя уже на востоке).
Непонятные слова эти глубоко
западают в душу Раскольникова. Он говорит Разумихину: «Вчера мне один человек
сказал, что надо воздуху человеку, воздуху, воздуху! Я хочу к нему сходить сейчас и узнать, что он под этим разумеет».
Стычка с Серафимой — по счету первая за весь год. Это даже удивило его. Значит, он сам сильно опошлел, и ей не
в чем было уступать ему или противоречить. Не раздражение
запало в нем, а тяжесть от раздумья. Он поступит так, как
сказал еще утром. Никакой стачки, никакого «воровского» поступка он не допустит.
В этом ли одном дело?
Ничего ему не
сказал на это Теркин. Слова Терентьева
запали ему
в душу.
Но я не могу
сказать, чтобы это произвело тогда особую сенсацию. Скорее удивление. Никто на
Западе еще не предвидел, что Россия вступит
в период глухого политического брожения. Конечно, возмущались и тем, что"царь-освободитель"мог сделаться жертвой покушения.
«Тетка детей скорбела; я (Исмайлов) раздражался; та делала нашему супостату выговоры и замечания и раз
сказала даже, чтобы он перестал посещать нас, а я вооружился против него всею силою науки и здравого смысла. Часто я низлагал его своим или его же собственным орудием, и дети более слушали нас, чем его, но острые мысли не могли не
западать в юные их души».
Довудцы, — как мы
сказали, — притаились
в своих гнездах или уехали
в город, иные пробирались лесами на
запад.
Надо
сказать, что эта мыза облокачивается к
западу об гору, довольно далеко протягивающуюся, к северо-востоку смотрит нa ровные поля, а к полдню обогнута болотом, на коем ржавела еще
в недавнее время осадка потопных вод.
Вы, верно, хотите знать, люблю ли вас? Если б я не боялась чего-то, если бы меня не удерживало что-то непонятное, я давно сама бы это вам
сказала. Да, я вас люблю, очень, очень. Это чувство
запало ко мне глубоко
в сердце с первой минуты, как я вас увидела, и пустило корни по всему моему существу. Так, видно, хотел мой рок, и я повинуюсь ему. Неведомое ли мне блаженство вы мне готовите, или муки, которых я до сих пор не знаю, я не могу, не хочу избегнуть ни того, ни других.
К сожалению, нужно
сказать, что русская православная Церковь на
Западе за рубежом нередко подвергается угнетению и засилию правых политических партий, воспроизводящих
в малом масштабе старые отношения Церкви и государства.