Я пожал руку жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве лучше своего товарища на
Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
Неточные совпадения
Опять дорога, ленивое позванивание колокольчика, белая лента шоссе с шуршащим под колесами свежим щебнем, гулкие деревянные
мосты, протяжный звон телеграфа… Опять станция, точь — в-точь похожая на первую, потом
синие сумерки, потом звездная ночь и фосфорические облака, как будто налитые лунным светом… Мать стучит в оконце за козлами, ямщик сдерживает лошадей. Мать спрашивает, не холодно ли мне, не сплю ли я и как бы я не свалился с козел.
Рассвет быстро яснел, и пока солнце умывалось в тумане за дымящимся бором, золотые стрелы его лучей уже остро вытягивались на горизонте. Легкий туман всполохнулся над рекой и пополз вверх по скалистому берегу; под
мостом он клубится и липнет около черных и мокрых свай. Из-под этого тумана
синеет бакша и виднеется белая полоса шоссе. На всем еще лежат тени полусвета, и нигде, ни внутри домов, ни на площадях и улицах, не заметно никаких признаков пробуждения.
— Видно, сват Пахомыч, — перервал крестьянин в
синем кафтане, — они как осенние мухи. Да вот погоди! как придет на них Егоре́й с гвоздем да Никола с
мостом, так все передохнут.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания, подошел к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд: подойти к ней мне казалось страшным, — а к другой, и стал глядеть на реку, бурливую,
синюю, вздутую; помню, что недалеко от
моста, у берега, я заметил причаленную лодку, а в лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с края лодки, вытаскивал что-то из воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную вещь, которую я сначала принял за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта вещь была — Давыд!
По небу, описывая медленную дугу, скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по
мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз. Все становится сказочным — темный
мост и дремлющие голубые корабли. Незнакомка застывает у перил
моста, еще храня свой бледный падучий блеск. Снег, вечно юный, одевает ее плечи, опушает стан. Она, как статуя, ждет. Такой же Голубой, как она, восходит на
мост из темной аллеи. Также в снегу. Также прекрасен. Он колеблется, как тихое,
синее пламя.
Между тем за окном стал
синеть воздух, заголосили петухи, а голова всё болела и в ушах был такой шум, как будто Ергунов сидел под железнодорожным
мостом и слушал, как над головой его проходит поезд. Кое-как он надел полушубок и шапку; седла и узла с покупками он не нашел, сумка была пуста: недаром кто-то шмыгнул из комнаты, когда он давеча входил со двора.
Много видал я больших городов,
Синих морей и подводных
мостов...
Когда они возвращались на мельницу, солнце заходило за
мостом, почти не видном теперь в этом пылающем костре, и только высокая насыпь бросала длинную
синюю тень.
«Зажгут или не зажгут
мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут
мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над
мостом и при ярком вечернем свете смотрели на
мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся
синие капоты со штыками и орудиями.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и
синих рейтузах, копошившихся у
моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке
синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можо было признать за орудия.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в
синих капотах бегом двинулась к
мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по
мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что̀ делалось на
мосту. С
моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь
мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.