Неточные совпадения
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая
камни под колеса, когда лошади выбивались из
сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Он нагнулся к
камню, схватился за верхушку его крепко, обеими руками, собрал все свои
силы и перевернул
камень.
Вот Мишенька, не говоря ни слова,
Увесистый булыжник в лапы сгрёб,
Присел на корточки, не переводит духу,
Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»
И, у друга на лбу подкарауля муху,
Что
силы есть — хвать друга
камнем в лоб!
А когда подняли ее тяжелое стекло, старый китаец не торопясь освободил из рукава руку, рукав как будто сам, своею
силой, взъехал к локтю, тонкие, когтистые пальцы старческой, железной руки опустились в витрину, сковырнули с белой пластинки мрамора большой кристалл изумруда, гордость павильона, Ли Хунг-чанг поднял
камень на уровень своего глаза, перенес его к другому и, чуть заметно кивнув головой, спрятал руку с
камнем в рукав.
Величественно безобразные нагромождения
камня раздражали Самгина своей ненужностью, бесстыдным хвастовством, бесплодной
силою своей.
Он устало замолчал, а Самгин сел боком к нему, чтоб не видеть эту половинку глаза, похожую на осколок самоцветного
камня. Иноков снова начал бормотать что-то о Пуаре, рыбной ловле, потом сказал очень внятно и с
силой...
— Поверьте мне, это было невольно… я не мог удержаться… — заговорил он, понемногу вооружаясь смелостью. — Если б гром загремел тогда,
камень упал бы надо мной, я бы все-таки сказал. Этого никакими
силами удержать было нельзя… Ради Бога, не подумайте, чтоб я хотел… Я сам через минуту Бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово…
Ему грустно и больно стало за свою неразвитость, остановку в росте нравственных
сил, за тяжесть, мешающую всему; и зависть грызла его, что другие так полно и широко живут, а у него как будто тяжелый
камень брошен на узкой и жалкой тропе его существования.
Он благоговейно ужасался, чувствуя, как приходят в равновесие его
силы и как лучшие движения мысли и воли уходят туда, в это здание, как ему легче и свободнее, когда он слышит эту тайную работу и когда сам сделает усилие, движение, подаст
камень, огня и воды.
Но когда настал час — «пришли римляне и взяли», она постигла, откуда пал неотразимый удар, встала, сняв свой венец, и молча, без ропота, без малодушных слез, которыми омывали иерусалимские стены мужья, разбивая о
камни головы, только с окаменелым ужасом покорности в глазах пошла среди павшего царства, в великом безобразии одежд, туда, куда вела ее рука Иеговы, и так же — как эта бабушка теперь — несла святыню страдания на лице, будто гордясь и
силою удара, постигшего ее, и своею
силою нести его.
Об этих Дыроватых
камнях у туземцев есть такое сказание. Одни люди жили на реке Нахтоху, а другие — на реке Шооми. Последние взяли себе жен с реки Нахтоху, но, согласно обычаю, сами им в обмен дочерей своих не дали. Нахтохуские удэгейцы отправились на Шооми и, воспользовавшись отсутствием мужчин,
силой забрали столько девушек, сколько им было нужно.
Только что чайник повесили над огнем, как вдруг один
камень накалился и лопнул с такой
силой, что разбросал угли во все стороны, точно ружейный выстрел. Один уголь попал к Дерсу на колени.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения и целые утесы распались на обломки. На самом деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах,
сила сцепления уступает
силе тяжести, один за другим
камни обрываются, падают, и мало-помалу на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
В другой половине помещалась мельница, состоявшая из 2 жерновов, из которых нижний был неподвижный. Мельница приводится в движение
силой лошади. С завязанными глазами она ходит вокруг и вращает верхний
камень. Мука отделяется от отрубей при помощи сита. Оно помещается в особом шкафу и приводится в движение ногами человека. Он же следит за лошадью и подсыпает зерно к жерновам.
Долина Сицы покрыта отличным хвойно-смешанным лесом. Особенности этой долины заключаются в мощных террасах. В обнажениях видно, что террасы эти наносного образования и состоят из глины, ила и угловатых
камней величиной с конскую голову. Было время, когда какие-то
силы создали эти террасы. Затем вдруг наступил покой. Террасы стали зарастать лесом, которому теперь насчитывается более 200 лет.
Тропа идет по левому берегу реки, то приближаясь к ней, то удаляясь метров на двести. В одном месте река прижимается вплотную к горам, покрытым осыпями, медленно сползающими книзу. Сверху сыплются мелкие
камни. Слабый ум китайского простонародья увидел в этом сверхъестественную
силу. Они поставили здесь кумирню богу Шаньсинье, охраняющему горы. Сопровождающие нас китайцы не преминули помолиться, нимало не стесняясь нашим присутствием.
Стал очень усердно заниматься гимнастикою; это хорошо, но ведь гимнастика только совершенствует материал, надо запасаться материалом, и вот на время, вдвое большее занятий гимнастикою, на несколько часов в день, он становится чернорабочим по работам, требующим
силы: возил воду, таскал дрова, рубил дрова, пилил лес, тесал
камни, копал землю, ковал железо; много работ он проходил и часто менял их, потому что от каждой новой работы, с каждой переменой получают новое развитие какие-нибудь мускулы.
Вышло не так, замешались другие
силы; необдуманно был мною пущен
камень… остановить, направить было вне моей воли…
Когда же выводка поднимается вся вдруг, то тетеревята летят врознь, предпочтительно к лесу, и, пролетев иногда довольно значительное пространство, смотря по возрасту и
силам, падают на землю и лежат неподвижно, как
камень.
Мы узрели ясно, что шлюпка наша не на мели находилась, но погрязла между двух больших
камней, и что не было никаких
сил для ее избавления оттуда невредимо.
Наконец увидели, что
силы его начали ослабевать, ибо он переходил
камни медлительнее, останавливаяся почасту и садяся на
камень для отдохновения.
Это был захватывающий момент, и какая-то стихийная
сила толкала вперед людей самых неподвижных, точно в половодье, когда выступившая из берегов вода выворачивает деревья с корнем и уносит тяжелые
камни.
Издали ее совсем трудно было отличить от беспорядочно нагроможденных
камней, но инстинкт подсказал набобу, что этот неясный силуэт принадлежал не
камню, а живому существу, которое тянуло его к себе с неудержимой
силой.
Эта нечаянная встреча подлила масла в огонь, который вспыхнул в уставшей душе набоба. Девушка начинала не в шутку его интересовать, потому что совсем не походила на других женщин. Именно вот это новое и неизвестное и манило его к себе с неотразимою
силой. Из Луши могла выработаться настоящая женщина — это верно: стоило только отшлифовать этот дорогой
камень и вставить в надлежащую оправу.
— Мефи? Это — древнее имя, это — тот, который… Ты помнишь: там, на
камне — изображен юноша… Или нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее поймешь. Вот: две
силы в мире — энтропия и энергия. Одна — к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая — к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии — наши или, вернее, — ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы…
Вот: если ваш мир подобен миру наших далеких предков, так представьте себе, что однажды в океане вы наткнулись на шестую, седьмую часть света — какую-нибудь Атлантиду, и там — небывалые города-лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, или аэро,
камни, подымаемые вверх
силою взгляда, — словом, такое, что вам не могло бы прийти в голову, даже когда вы страдаете сноболезнью.
Силу его душевной горечи понять может только тот, кто знает, что такое авторское самолюбие и, как бы
камень с неба, упавшее на вас разочарование: шесть лет питаемой надежды, единственно путеводной звезды для устройства карьеры как не бывало!
Справиться с нею они никогда не в
силах, а уверуют страстно, и вот вся жизнь их проходит потом как бы в последних корчах под свалившимся на них и наполовину совсем уже раздавившим их
камнем.
Я был плохо приспособлен к терпению, и если иногда проявлял эту добродетель скота, дерева,
камня — я проявлял ее ради самоиспытания, ради того, чтобы знать запас своих
сил, степень устойчивости на земле. Иногда подростки, по глупому молодечеству, по зависти к
силе взрослых, пытаются поднимать и поднимают тяжести, слишком большие для их мускулов и костей, пробуют хвастливо, как взрослые силачи, креститься двухпудовыми гирями.
Это был голос Туберозова. Протопоп Савелий стоял строгий и дрожащий от гнева и одышки. Ахилла его послушал; он сверкнул покрасневшими от ярости глазами на акцизника и бросил в сторону
камень с такою
силой, что он ушел на целый вершок в землю.
О слепец! скажу я тебе, если ты мыслишь первое; о глупец! скажу тебе, если мыслишь второе и в
силу сего заключения стремишься не поднять и оживить меня, а навалить на меня
камень и глумиться над тем, что я смраден стал, задохнувшися.
« — Не своротить
камня с пути думою. Кто ничего не делает, с тем ничего не станется. Что мы тратим
силы на думу да тоску? Вставайте, пойдем в лес и пройдем его сквозь, ведь имеет же он конец — всё на свете имеет конец! Идемте! Ну! Гей!..
Это инстинктивное стремление бывает так сильно, что не видавши трудно поверить: несмотря на ужасную быстрину, с которою летит спертая полая вода, вырываясь в вешняках или спусках из переполненных прудов, рыба доходит до самого последнего, крутого падения воды и, не имея уже никакой возможности плыть против летящего отвесного вниз каскада — прыгает снизу вверх; беспрестанно сбиваемые
силою воды, падая назад и нередко убиваясь до смерти о деревянный помост или
камни, новые станицы рыб беспрестанно повторяют свои попытки, и многие успевают в них, то есть попадают в пруд.
— Как не промыть! — говорит Аким рассудительным, деловым тоном. — Тут не только промоет — все снесет, пожалуй. Землей одной никак не удержишь —
сила! Я, — говорит, — весь берег плитнячком выложу: оно будет надежнее. Какая земля! Здесь
камень только впору!
Он прыгнул вперёд и побежал изо всей
силы, отталкиваясь ногами от
камней. Воздух свистел в его ушах, он задыхался, махал руками, бросая своё тело всё дальше вперёд, во тьму. Сзади него тяжело топали полицейские, тонкий, тревожный свист резал воздух, и густой голос ревел...
— Сколько у вас здоровья,
сил, душевной свежести… Вы знаете — ведь вы, купцы, еще совершенно не жившее племя, целое племя с оригинальными традициями, с огромной энергией души и тела… Вот вы, например: ведь вы драгоценный
камень, и если вас отшлифовать… о!
Бойцы, расположенные за деревней Кумышом, представляют последнюю каменную преграду, с какой борется Чусовая. Старик Урал напрягает здесь последние
силы, чтобы загородить дорогу убегающей от него горной красавице. Здесь Чусовая окончательно выбегает из
камней, чтобы дальше разлиться по широким поемным лугам. В
камнях она едва достигает пятидесяти сажен ширины, а к устью разливается сажен на триста.
Под Молоковом и Разбойником, как под Печкой и Высоким-Камнем, река делает два последовательных оборота, причем бойцы стоят в углах этих поворотов, и струя бьет прямо на них с бешеной
силой.
— Деньги, деньги и деньги — вот где главная
сила! — сладко закатывая глаза, говорил Егор Фомич на прощанье. — С деньгами мы устроим все: очистим Чусовую от подводных
камней, взорвем на воздух все бойцы, уничтожим мели, срежем крутые мысы — словом, сделаем из Чусовой широкую дорогу, по которой можно будет сплавлять не восемь миллионов груза, а все двадцать пять.
Примет жизнь его жертву или с гневом отвергнет ее как дар жестокий и ужасный; простит его Всезнающий или, осудив, подвергнет карам,
силу которых знает только Он один; была ли добровольной жертва или, как агнец обреченный, чужой волею приведен он на заклание, — все сделано, все совершилось, все осталось позади, и ни единого ничьей
силою не вынуть
камня.
Высокие гористые берега мало-помалу сходились, долина суживалась и представлялась впереди ущельем; каменистая гора, около которой ехали, была сколочена природою из громадных
камней, давивших друг друга с такой страшной
силой, что при взгляде на них Самойленко всякий раз невольно кряхтел.
Дюрок махнул рукой на балкон музыкантам с такой
силой, как будто швырнул
камнем. Звуки умолкли. Ганувер взял приподнятую руку девушки и тихо посмотрел ей в глаза.
Народ, столпившийся перед монастырем, был из ближней деревни, лежащей под горой; беспрестанно приходили новые помощники, беспрестанно частные возгласы сливались более и более в один общий гул, в один продолжительный, величественный рев, подобный беспрерывному грому в душную летнюю ночь… картина была ужасная, отвратительная… но взор хладнокровного наблюдателя мог бы ею насытиться вполне; тут он понял бы, что такое народ:
камень, висящий на полугоре, который может быть сдвинут усилием ребенка, не несмотря на то сокрушает все, что ни встретит в своем безотчетном стремлении… тут он увидал бы, как мелкие самолюбивые страсти получают вес и
силу оттого, что становятся общими; как народ, невежественный и не чувствующий себя, хочет увериться в истине своей минутной, поддельной власти, угрожая всему, что прежде он уважал или чего боялся, подобно ребенку, который говорит неблагопристойности, желая доказать этим, что он взрослый мужчина!
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый конь рванулся… но Юрий, коего
силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился в узду, что лошадь принуждена была кинуться в сторону; между тем колесо телеги сильно ударилось о
камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие, упал, но не выпустил вожжи; он уж занес ногу, чтоб опять вскочить в телегу, когда неожиданный удар по голове поверг его на землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее в телегу, повернуть лошадь и ударить ее изо всей мочи; она кинулась со всех ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!» Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
Многие утверждают, что
камни сии суть лишь недавнее изобретение становых приставов, но ведь для нас важно не то, когда и кем что изобретено, а то, что изобретенное получило надлежащий ход и что, следовательно,
сила его для всех обязательна.
Руки царя были нежны, белы, теплы и красивы, как у женщины, но в них заключался такой избыток жизненной
силы, что, налагая ладони на темя больных, царь исцелял головные боли, судороги, черную меланхолию и беснование. На указательном пальце левой руки носил Соломон гемму из кроваво-красного астерикса, извергавшего из себя шесть лучей жемчужного цвета. Много сотен лет было этому кольцу, и на оборотной стороне его
камня вырезана была надпись на языке древнего, исчезнувшего народа: «Все проходит».
Спросишь иногда: «Ты убил?» — «Убил, матушка Елена Николавна, убил… что поделаешь?» И мне казалось, что он, этот убийца, взял на себя чужую вину… что он был только
камнем, который брошен чужою
силой… да!
И он бросился уже подымать
камень; но
камень пришелся не по
силам; Ванюша залился снова слезами.
Взглянул я на парня: лицо круглое, курносое, точно из
камня высечено, а серые глаза далеко вперёд ушли. Говорит — глухо, идёт без шума и вытянулся весь, словно прислушивается или большая
сила кверху тянет его. Руки за спиной держит, как, бывало, мой тесть.
У них на одном полозе был привязан за ногу большой безголосый «петух», из которого выходили по утрам
камни, «двигавшие постельную
силу», и цыган имел кошкину траву, которая тогда была весьма нужна к «болячкам афедроновым».