Неточные совпадения
Чичиков прошмыгнул мимо мазурки почти по самым каблукам и прямо к тому месту, где
сидела губернаторша
с дочкой.
Однако ж не седые усы и не важная поступь его заставляли это делать; стоило только поднять глаза немного вверх, чтоб увидеть причину такой почтительности: на возу
сидела хорошенькая
дочка с круглым личиком,
с черными бровями, ровными дугами поднявшимися над светлыми карими глазами,
с беспечно улыбавшимися розовыми губками,
с повязанными на голове красными и синими лентами, которые, вместе
с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились на ее очаровательной головке.
Я думала: «Я умерла для семьи,
Всё милое, всё дорогое
Теряю… нет счета печальных потерь!..»
Мать как-то спокойно
сидела,
Казалось, не веря еще и теперь,
Чтоб
дочка уехать посмела,
И каждый
с вопросом смотрел на отца.
Я охотно и часто ходил бы к нему послушать его рассказов о Москве, сопровождаемых всегда потчеваньем его
дочки и жены, которую обыкновенно звали «Сергеевна»; но старик не хотел
сидеть при мне, и это обстоятельство, в соединении
с потчеваньем, не нравившимся моей матери, заставило меня редко посещать Пантелея Григорьича.
Павел Федорыч уехал, а мы перешли в гостиную. Филофей Павлыч почти толкнул меня на диван ("вы, братец, — старший в семействе; по христианскому обычаю, вам следовало бы под образами
сидеть, а так как у нас, по легкомыслию нашему, в парадных комнатах образов не полагается — ну, так хоть на диван попокойнее поместитесь!" — сказал он при этом, крепко сжимая мне руку), а сам сел на кресло подле меня. Сбоку, около стола, поместились маменька
с дочкой, и я слышал, как Машенька шепнула:"Займи дядю-то!"
Большов. Прощай,
дочка! Прощайте, Алимпияда Самсоновна! Ну, вот вы теперь будете богаты, заживете по-барски. По гуляньям это, по балам — дьявола тешить! А не забудьте вы, Алимпияда Самсоновна, что есть клетки
с железными решетками,
сидят там бедные-заключенные. Не забудьте нас, бедных-заключенных. (Уходит
с Аграфеной Кондратьевной.)
Большов. Сидят-то
сидят, да каково сидеть-то! Каково по улице-то идти
с солдатом! Ох,
дочка! Ведь меня сорок лет в городе-то все знают, сорок лет все в пояс кланялись, а теперь мальчишки пальцами показывают.
Старик представил меня жене, пожилой, но еще красивой южной донской красотой. Она очень обрадовалась поклону от дочери. За столом
сидели четыре
дочки лет от четырнадцати и ниже. Сыновей не было — старший был на службе, а младший, реалист, — в гостях. Выпили водочки — старик любил выпить, а после борща, «красненьких» и «синеньких», как хозяйка нежно называла по-донскому помидоры, фаршированные рисом, и баклажаны
с мясом, появилась на стол и бутылочка цимлянского.
Не знаю, подозревал ли дядя Кондратий мысли своего зятя, но
сидел он также пригорюнясь на почетном своем месте; всего вернее, он не успел еще опомниться после прощанья
с Дуней — слабое стариковское сердце не успело еще отдохнуть после потрясения утра; он думал о том, что пришло наконец времечко распрощаться
с дочкой!
И снова сквозь темную листву орешника, ольхи и ветел стала просвечивать соломенная, облитая солнцем кровля; снова между бледными ветвями ивы показалась раскрытая дверь. Под вечер на пороге усаживался дедушка Кондратий, строгавший дряхлою рукою удочку, между тем как
дочка сидела подле
с веретеном, внук резвился, а Ваня возвращался домой
с вершами под мышкой или неся на плече длинный сак, наполненный рыбой, которая блистала на солнце, медленно опускавшемся к посиневшему уже хребту высокого нагорного берега.
Из-за куста сирени показалась небольшая колясочка. Два человека везли ее. В ней
сидела старуха, вся закутанная, вся сгорбленная,
с головой, склоненной на самую грудь. Бахрома ее белого чепца почти совсем закрывала ее иссохшее и съеженное личико. Колясочка остановилась перед террасой. Ипатов вышел из гостиной, за ним выбежали его
дочки. Они, как мышата, в течение всего вечера то и дело шныряли из комнаты в комнату.
— Ай, ай!.. Нет, нет, сиди-ка дома. Как это можно! — говорила жена управляющего, глядя на Акулину пристально и
с каким-то жалостным выражением в лице. — А, да какая у тебя тут хорошенькая девочка! — продолжала она, указывая на Дуньку и думая тем развеселить больную. — Она, кажись,
дочка тебе?.. То-то; моли-ка лучше бога, чтоб дал тебе здоровье да сохранил тебя для нее… Вишь, славненькая какая, просто чудо!..
А вот и село. Вот запертый шинок, спящие хаты, садочки; вот и высокие тополи, и маленькая вдовина избушка.
Сидят на завалинке старая Прися
с дочкой и плачут обнявшись… А что ж они плачут? Не оттого ли, что завтра их мельник прогонит из родной хаты?
После чая и ужина Корней тотчас же ушел в горницу, где спал
с Марфой и маленькой
дочкой. Марфа оставалась в большой избе убирать посуду. Корней
сидел один у стола, облокотившись на руку, и ждал. Злоба на жену все больше и больше ворочалась в нем. Он достал со стены счеты, вынул из кармана записную книжку и, чтобы развлечь мысли, стал считать. Он считал, поглядывая на дверь и прислушиваясь к голосам в большой избе.
«Наш табор кочевал в то время по Буковине, — это годов десять назад тому. Раз — ночью весенней —
сидим мы: я, Данило-солдат, что
с Кошутом воевал вместе, и Нур старый, и все другие, и Радда, Данилова
дочка.
Сидели за чаем, когда Смолокуров
с дочкой приехал.
Внимательно слушал его Самоквасов, впиваясь глазами в красавицу
дочку, что
сидела напротив отца, рядом
с Аграфеной Петровной.
Немного погодя я, держа свою лошадь за повод, стоял у крылечка и беседовал
с дочкой Урбенина, Сашей. Сам Урбенин
сидел на ступеньке и, подперев кулаками голову, всматривался в даль, которую видно было в ворота. Он был угрюм, неохотно отвечал на мои вопросы. Я оставил его в покое и занялся Сашей.
Майор, запахнув халатик, подкрался на цыпочках к двери и осторожно заглянул на дочь из своей комнаты. Тревога отеческой любви и вместе
с тем негодующая досада на кого-то чем-то трепетным отразились на лице его. Нервно сжимая в зубах чубучок своей носогрейки, пришел он в зальце, где
сидела Нюта, не замечавшая среди горя его присутствия, и зашагал он от одного угла до другого, искоса взглядывая иногда на плачущую
дочку.
— А не то так, пожалуй, мы и прынцессу твою к уголовщине прицепим, — продолжал Корней. — Из Фатьянки-то всех фармазонов забрали, ищут и тамошнюю барыню Алымову. Не сегодня, так завтра и она будет за железной решеткой
сидеть. А ведь всем известно, что твоя
дочка с ней уехала — шабаш, что ли, ихний справлять, аль другое что. Верно говорю. Сгниет твоя прынцесса в остроге, и сундук ей впрок не пойдет… Все на суде расскажу. Давай же делиться. Где ключи-то? Под подушкой, что ли?
Посадил меня губернатор
с собой рядышком; а тут еще
сидел генерал, которому Митька-то мой полюбился, да губернаторша, да две барышни —
дочки губернатору-то — красовитые из себя, только уж больно сухопароваты.
Во время этих пиршеств мамаши кутящих
дочек, чтобы не мешать,
сидели в передней
с Сальватором, грызя орехи, и терпеливо ожидали, иногда очень долго, чтобы из рук кавалеров получить подарки за беспокойство их
дочек.
Недалеко от меня имеется даже такой заезженный шаблон, как водяная мельница (о 16 колесах)
с мельником и его
дочкой, которая всегда
сидит у окна и, по-видимому, чего-то ждет.
— И что особенного в этой девчонке! — читалось в глазахмамаши золотушной
дочки, и взгляд ее перескакивал
с последней на Зинаиду Владимировну, все продолжавшую
сидеть с опущенными долу глазами.