Неточные совпадения
Забыв поблагодарить, Самгин поднял свои
чемоданы, вступил в дождь и через час, взяв ванну, выпив кофе,
сидел у окна маленькой комнатки, восстановляя в памяти сцену своего знакомства с хозяйкой пансиона. Толстая, почти шарообразная, в темно-рыжем платье и сером переднике, в очках
на носу, стиснутом подушечками красных щек, она прежде всего спросила...
В отделение, где
сидел Самгин, тяжело втиснулся большой человек с тяжелым, черным
чемоданом в одной руке, связкой книг в другой и двумя связками
на груди, в ремнях, перекинутых за шею. Покрякивая, он взвалил
чемодан на сетку, положил туда же и две связки, а третья рассыпалась, и две книги в переплетах упали
на колени маленького заики.
Я не знал,
на что решиться, и мрачно
сидел на своем
чемодане, пока товарищи мои шумно выбирались из трактира. Кули приходили и выходили, таская поклажу. Все ушли; девятый час, а шкуне в 10 часу велено уйти. Многие из наших обедают у Каннингама, а другие отказались, в том числе и я. Это прощальный обед. Наконец я быстро собрался, позвал писаря нашего, который жил в трактире, для переписки бумаг, велел привести двух кули, и мы отправились.
На станции ** в доме смотрителя, о коем мы уже упомянули,
сидел в углу проезжий с видом смиренным и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, то есть человека, не имеющего голоса
на почтовом тракте. Бричка его стояла
на дворе, ожидая подмазки. В ней лежал маленький
чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния. Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофею, поглядывал в окно и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою.
В тот же день вернулся я с уложенным
чемоданом в город Л. и поплыл в Кёльн. Помню, пароход уже отчаливал, и я мысленно прощался с этими улицами, со всеми этими местами, которые я уже никогда не должен был позабыть, — я увидел Ганхен. Она
сидела возле берега
на скамье. Лицо ее было бледно, но не грустно; молодой красивый парень стоял с ней рядом и, смеясь, рассказывал ей что-то; а
на другой стороне Рейна маленькая моя мадонна все так же печально выглядывала из темной зелени старого ясеня.
Даже
сидя в тарантасе, куда вынесли его плоский, желтый, до странности легкий
чемодан, он еще говорил; окутанный в какой-то испанский плащ с порыжелым воротником и львиными лапами вместо застежек, он еще развивал свои воззрения
на судьбы России и водил смуглой рукой по воздуху, как бы рассеивая семена будущего благоденствия.
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в большое село Никольское, прошла
на станцию, спросила себе чаю и села у окна, поставив под лавку свой тяжелый
чемодан. Из окна было видно небольшую площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый дом с провисшей крышей.
На крыльце волости
сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и курил трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в землю и покачивала головой.
Женщина быстро ушла, не взглянув
на гостью.
Сидя на лавке против хозяина, мать осматривалась, — ее
чемодана не было видно. Томительная тишина наполняла избу, только огонь в лампе чуть слышно потрескивал. Лицо мужика, озабоченное, нахмуренное, неопределенно качалось в глазах матери, вызывая в ней унылую досаду.
И газета из рук —
на пол. А я стою и оглядываю кругом всю, всю комнату, я поспешно забираю с собой — я лихорадочно запихиваю в невидимый
чемодан все, что жалко оставить здесь. Стол. Книги. Кресло.
На кресле тогда
сидела I — а я внизу,
на полу… Кровать…
Ее потертые
чемоданы казались блестящими потому, что она
сидела на них.
Через несколько времени стараниями субъекта
чемодан был заложен за три рубля, и Колесов уже
сидел в одном из трактиров
на Грачевке, куда завел его субъект, показывавший различные московские трущобы.
На облучке торчал, упираясь искоса ногами в валёк, седой мужичок в дырявом армяке и то и дело подергивал веревочными вожжами и помахивал кнутиком; а в самой кибитке
сидел,
на тощем
чемодане, человек высокого роста, в фуражке и старом запыленном плаще.
Он
сидел на полу и в огромный ящик укладывал свои пожитки.
Чемодан, уже завязанный, лежал возле. В ящик Семен Иванович клал вещи, не придерживаясь какой-нибудь системы:
на дно была положена подушка,
на нее — развинченная и завернутая в бумагу лампа, затем кожаный тюфячок, сапоги, куча этюдов, ящик с красками, книги и всякая мелочь. Рядом с ящиком
сидел большой рыжий кот и смотрел в глаза хозяину. Этот кот, по словам Гельфрейха, состоял у него
на постоянной службе.
Через полчаса я
сидел в чистой и уютной комнате новенькой избы, стены ее еще не утратили запаха смолы и пакли. Бойкая, остроглазая баба накрывала стол для обеда, Хохол выбирал книги из
чемодана, ставя их
на полку у печки.
— Разве в
чемодан положить до завтра? — спросил я, вдруг обернувшись к Полине, и вдруг вспомнил о ней. Она же все
сидела, не шевелясь,
на том же месте, но пристально следила за мной. Странно как-то было выражение ее лица; не понравилось мне это выражение! Не ошибусь, если скажу, что в нем была ненависть.
— Я слышал женские крики, но не знаю, кого зовут; это по-русски; теперь я вижу, откуда крики, — указывал мистер Астлей, — это кричит та женщина, которая
сидит в большом кресле и которую внесли сейчас
на крыльцо столько лакеев. Сзади несут
чемоданы, значит только что приехал поезд.
— А ты опять к нам? — звонко заговорила Фатевна, взвалив
на плечо мой
чемодан. — А и то давеча кошка
сидит на окне да лапкой умывается, я и говорю: «Знать, дева, гостей намывает…» У Галактионовны после спрашивала, — «верно», говорит.
Сидя в бывшей Настиной светлице, молча глядела Манефа, как Фленушка с Устиньей Московкой укладывали пожитки ее в
чемоданы. Вдруг распахнулась дверь из сеней и вошел Патап Максимыч, одетый по-домашнему: в широкой рубахе из алого канауса, опоясанный шелковым поясом, вытканным в подарок отцу покойницей Настей. Поглядел он
на укладыванье, поглядел
на Манефу, почесал слегка голову и молвил сестре...
Да, положительно это не сон, и я уезжаю. Перед старым, покосившимся от времени крыльцом замка стоит дорожная коляска, в которую уложили мои
чемоданы и сундучки, присланные из Гори.
На козлах
сидит старый Николай. Доуров подсаживает меня в коляску. Мариам открывает ворота. Ворота скрипят
на ржавых петлях… Бабушка говорит что-то, чего я не понимаю… Впрочем, бабушка обращается не ко мне — Доуров ей отвечает...
То, что я увидела там, потрясло меня сильнее всех призраков
на свете! По узкой дороге, между рядами утесов, по берегу кипящего пеной и жемчужными брызгами Терека, приближались коляска и арба, до верху нагруженная вещами, моими вещами из Гори — сундуками, баулами и
чемоданами. В коляске
сидела дама в трауре, со спущенной
на лицо вуалью.
Шампунь
сидит у себя
на полу среди комнаты и дрожащими руками укладывает в
чемодан белье, флаконы из-под духов, молитвенники, помочи, галстуки… Вся его приличная фигура,
чемодан, кровать и стол так и дышат изяществом и женственностью. Из его больших голубых глаз капают в
чемодан крупные слезы.
На другой день, в полдень, он надел все свои знаки отличия, цепь и поехал в «Японию». Судьба ему благоприятствовала. Когда он вошел в номер знатного перса, то последний был один и ничего не делал. Рахат-Хелам, громадный азиат с длинным, бекасиным носом, с глазами навыкате и в феске,
сидел на полу и рылся в своем
чемодане.
Коменданта не было. С предыдущим поездом приехала какая-то хорошенькая дама, комендант познакомился с нею и вместе с дамою укатил в город… И пришлось офицерам ехать,
сидя на своих
чемоданах, спать
на полу в проходах.