Неточные совпадения
Хозяина не было; встретила их жена, родная
сестра Платонова, белокурая, белоликая, с прямо русским выраженьем, так же красавица, но так же полусонная, как он.
Даже носатая ее
сестра, озабоченно ухаживавшая за гостями, точно провинившаяся горничная, которой необходимо угодить
хозяевам, — даже эта девушка, незаметная, как Таня Куликова, привлекала внимание Клима своим бюстом, туго натянувшим ее ситцевую, пеструю кофточку. Клим слышал, как писатель Катин кричал на нее...
— «Да везде, где тепло и хорошо, — говорит старшая
сестра: — на лето, когда здесь много работы и хорошо, приезжает сюда множество всяких гостей с юга; мы были в доме, где вся компания из одних вас; но множество домов построено для гостей, в других и разноплеменные гости и
хозяева поселяются вместе, кому как нравится, такую компанию и выбирает.
— Степан Романыч, напредки милости просим!.. — бормотал он, цепляясь за кучерское сиденье. — На Дерниху поедешь, так в другой раз чайку напиться… молочка… Я, значит, здешней
хозяин, а Феня моя
сестра. Мы завсегда…
Не знаю, как тебе высказать всю мою признательность за твою дружбу к моим
сестрам. Я бы желал, чтоб ты, как Борис, поселился в нашем доме. Впрочем, вероятно, у тебя казенная теперь квартира. Я спокойнее здесь, когда знаю, что они окружены лицейскими старого чекана. Обними нашего директора почтенного. Скоро буду к нему писать. Теперь не удастся. Фонвизины у меня — заранее не поболтал на бумаге, а при них болтовня и хлопоты
хозяина, радующегося добрым гостям. Об них поговорю с Николаем.
Рассказала она своему батюшке родимому и своим
сестрам старшиим, любезныим про свое житье-бытье у зверя лесного, чуда морского, все от слова слова, никакой крохи не скрываючи, и возвеселился честной купец ее житью богатому, царскому, королевскому, и дивился, как она привыкла смотреть на свово
хозяина страшного и не боится зверя лесного, чуда морского; сам он, об нем вспоминаючи, дрожкой-дрожал.
Так передавалось дело. Прибавлялось и еще сведение: что квартиру эту снял для капитана и
сестры его сам господин Ставрогин, Николай Всеволодович, сынок генеральши Ставрогиной, сам и нанимать приходил, очень уговаривал, потому что
хозяин отдавать не хотел и дом назначал для кабака, но Николай Всеволодович за ценой не постояли и за полгода вперед выдали.
Так ворковали, как бы две кроткие голубки, между собою
сестры; но беседа их прервана была, наконец, приездом
хозяина и Углакова.
— Это все от тебя, мамынька! Да… Разве это порядок в дому… а? Правду сестра-то Алена говорит, что мы дураками живем… Кто здесь
хозяин?
По субботам и перед праздниками
хозяин уезжал из лавки ко всенощной, а к приказчику приходила его жена или
сестра, и он отправлял с ними домой кулёк рыбы, икры, консервов.
Семейство Калайдовичей состояло из добрейшей старушки матери, прелестной дочери,
сестры Калайдовича, и двоюродного его брата, исполнявшего в доме роль
хозяина, так как сам Калайдович, кончив курс школы правоведения, поступил на службу в Петербурге и у матери проводил только весьма короткое время.
— Очень хорошо тут дурачили эту старую деву,
сестру мужа, — сказал
хозяин, — они ее уверяли, что Курдюмов влюблен в нее. Я тогда жил в Сокольниках и очень хорошо помню, что о ней кто-то сказал: «Это громовой отвод, или новое средство скрывать любовь».
На дворе у моих дачных
хозяев стояли три домика — все небольшие, деревянные, выкрашенные серенькою краскою и очень чисто содержанные. В домике, выходившем на улицу, жила
сестра бывшего петербургского генерал-губернатора, князя Суворова, — престарелая княгиня Горчакова, а двухэтажный домик, выходивший одною стороною на двор, а другою — в сад, был занят двумя семействами: бельэтаж принадлежал мне, а нижний этаж, еще до моего приезда, был сдан другим жильцам, имени которых мне не называли, а сказали просто...
Некому было прийти полюбоваться ею: маленький
хозяин неподвижно лежал на своей постельке,
сестра не отходила от него и не показывалась у окна.
Маленький
хозяин уже давно неподвижно лежал на постели.
Сестра, сидевшая у изголовья в кресле, думала, что он спит. На коленях у нее лежала развернутая книга, но она не читала ее. Понемногу ее усталая голова склонилась: бедная девушка не спала несколько ночей, не отходя от больного брата, и теперь слегка задремала.
Через год она ему надоела. Его расслабленный взор обратился на одну из
сестер Вильсон, совершавших «воздушные полеты». Теперь он совершенно не стеснялся с Норой и нередко в уборной, перед глазами артистов и конюхов, колотил ее по щекам за непришитую пуговицу. Она переносила это с тем же смирением, с каким принимает побои от своего
хозяина старая, умная и преданная собака.
Раз у
хозяина, где приставал я в степях-то, с
сестрой с его, с девкой, разговорился, с монтанкой тоже.
Хозяйка, женщина лет 25-ти, высокая, худощавая, с добрым, кротким лицом, месит на столе тесто; утреннее солнце бьет ей в глаза, в грудь, в руки, и кажется, она замешивает тесто с солнечным светом; хозяйская сестра-девушка печет блины, стряпка обваривает кипятком только что зарезанного поросенка,
хозяин катает из шерсти валенки.
Часто матери, тетки,
сестры, отцы, братья, дяди, деды и бабки, служившие у «господ» в прислугах, испрашивали разрешение
хозяев взять на лето в свой жалкий уголок кухарки либо кучера дочь или родственницу из приюта.
Артур блуждал большею частью по садам и рощам. В садах и рощах было больше дичи, чем в поле и у рек.
Хозяева садов не запрещали ему охотиться. Они ненавидели его
сестру и в нем видели злейшего врага Пельцера. Хозяйки даже радовались тому, что их сады и рощи посещает фон Зайниц.
— Да, его зовут Тото. Он родственник
хозяина, — эхом отозвались брат с
сестрою.
Дорогой мальчик успел сообщить, что его зовут Петькой, a что его
сестру звали прежде Зиной, но
хозяин велел называть ее Розой.
— Тася, уступи, пожалуйста! Ведь мы
хозяева! — робко заикнулась Леночка, незаметно дергая
сестру.
Этот страшный
хозяин, похожий на разбойника; эти злые, мохнатые собаки, готовые разорвать ее по одному его приказанию; эти плутоватые, недобрые дети, брат и
сестра, которые с таким недоброжелательством смотрели на нее!
Его меблировка, где когда-то жилось так весело и дружно, тоже изменилась.
Хозяин тот же, но заведует номерами какой-то инородец, по всем приметам пройдоха, а не прежняя управительница Марья Васильевна — старая девушка дворянского рода, некрасивая, больная и совершенно непрактичная, но добрейшей души, точно родная мать или старшая
сестра для студенческой братии.
В столовой, кроме «самого» и его дочери, были старушка-тетка Надежды Гавриловны,
сестра ее матери, вдова купца, умершего несостоятельным, заведывавшая хозяйством Синявина, и два соседа по лавкам Гаврилы Семеновича, нарочно, как мы потом узнали, приглашенных
хозяином. Тут-то, у стола, в сконфуженно-недоумевающем ожидании, на кончиках стульев, сидели старик Алексей Парфенович и его сын Петр — красивый брюнет лет двадцати пяти.
Купец-хозяин был одинокий вдовец и жил с племянницей, дочерью его умершей любимой
сестры, девушкой некрасивой, не первой молодости, но с доброй душой и нежным сердцем.
В тот самый день, когда фрейлина Якобина Менгден получила письмо от своей сводной
сестры Станиславы, разрушившее надежды на московское гостеприимство, в Москве, на Басманной у окна небольшого, в пять окон, деревянного дома, окрашенного в серый цвет, принадлежавшего майору Ивану Осиповичу Лысенко, стоял сам
хозяин и глядел на широкую улицу.
После смерти
хозяина, в избушке Гурьевых оставалась мать старуха, да двое малолетних ребят, брат и
сестра Даши, Серега и Машутка, дети по двенадцатому и одиннадцатому году.