Неточные совпадения
Становилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи,
серые клочки
облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его кустарник.
Остробородый дворник, шаркая по камням метлою, вздымал
облака пыли навстречу партии
серых людей.
«Я имею право гордиться обширностью моего опыта», — думал он дальше, глядя на равнину, где непрерывно, неутомимо шевелились сотни
серых фигур и над ними колебалось
облако разноголосого, пестрого шума. Можно смотреть на эту бессмысленную возню, слушать ее звучание и — не видеть, не слышать ничего сквозь трепетную сетку своих мыслей, воспоминаний.
С неба, покрытого рваной овчиной
облаков, нерешительно и ненадолго выглядывало солнце, кисейные тряпочки теней развешивались на голых прутьях кустарника, на
серых ветках ольхи, ползли по влажной земле.
Он видел, как в прозрачном
облаке дыма и снега кувыркалась фуражка; она первая упала на землю, а за нею падали, обгоняя одна другую, щепки,
серые и красные тряпки; две из них взлетели особенно высоко и, легкие, падали страшно медленно, точно для того, чтоб навсегда остаться в памяти.
Через вершины старых лип видно было синеватую полосу реки; расплавленное солнце сверкало на поверхности воды; за рекою, на песчаных холмах, прилепились
серые избы деревни, дальше холмы заросли кустами можжевельника, а еще дальше с земли поднимались пышные
облака.
Елена что-то говорила вполголоса, но он не слушал ее и, только поймав слова: «Каждый привык защищать что-нибудь», — искоса взглянул на нее. Она стояла под руку с ним, и ее подкрашенное лицо было озабочено, покрыто тенью печали, как будто на нем осела
серая пыль, поднятая толпой, колебавшаяся над нею прозрачным
облаком.
«Это я слышал или читал», — подумал Самгин, и его ударила скука: этот день, зной, поля, дорога, лошади, кучер и все, все вокруг он многократно видел, все это сотни раз изображено литераторами, живописцами. В стороне от дороги дымился огромный стог сена,
серый пепел сыпался с него, на секунду вспыхивали, судорожно извиваясь, золотисто-красненькие червячки, отовсюду из черно-серого холма выбивались курчавые, синие струйки дыма, а над стогом дым стоял беловатым
облаком.
Это было дома у Марины, в ее маленькой, уютной комнатке. Дверь на террасу — открыта, теплый ветер тихонько перебирал листья деревьев в саду; мелкие белые
облака паслись в небе, поглаживая луну, никель самовара на столе казался голубым,
серые бабочки трепетали и гибли над огнем, шелестели на розовом абажуре лампы. Марина — в широчайшем белом капоте, — в широких его рукавах сверкают голые, сильные руки. Когда он пришел — она извинилась...
Иногда эти голые мысли Клим представлял себе в форме клочьев едкого дыма, обрывков
облаков; они расползаются в теплом воздухе тесной комнаты и
серой, грязноватой пылью покрывают книги, стены, стекла окна и самого мыслителя.
Самгин простился со стариком и ушел, убежденный, что хорошо, до конца, понял его. На этот раз он вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая по уснувшей улице, под небом, закрытым одноцветно
серой массой
облаков, он смотрел в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?
Утро было пестрое, над влажной землей гулял теплый ветер, встряхивая деревья, с востока плыли мелкие
облака,
серые, точно овчина; в просветах бледно-голубого неба мигало и таяло предосеннее солнце; желтый лист падал с берез; сухо шелестела хвоя сосен, и было скучнее, чем вчера.
Часто случается заснуть летом в тихий, безоблачный вечер, с мерцающими звездами, и думать, как завтра будет хорошо поле при утренних светлых красках! Как весело углубиться в чащу леса и прятаться от жара!.. И вдруг просыпаешься от стука дождя, от
серых печальных
облаков; холодно, сыро…
Море бурно и желто,
облака серые, непроницаемые; дождь и снег шли попеременно — вот что провожало нас из отечества.
Около полудня обыкновенно появляется множество круглых высоких
облаков, золотисто-серых, с нежными белыми краями.
Туча двигалась очень скоро. Передний край ее был белесовато-серый и точно клубился; отдельные
облака бежали по сторонам и, казалось, спорили с тучей в быстроте движения.
Небо сделалось белесоватым; вокруг желтого солнца появились венцы; тонкая паутина слоистых
облаков приняла грязно-серый оттенок.
— А то что такое? — допрашивал собравшийся народ старых людей, указывая на далеко мерещившиеся на небе и больше похожие на
облака серые и белые верхи.
В таком настроении одной ночью или, вернее, перед утром, мне приснилось, будто я очутился в узком пустом переулке. Домов не было, а были только высокие заборы. Над ними висели мутные
облака, а внизу лежал белый снег, пушистый и холодный. На снегу виднелась фигурка девочки в шубке, крытой
серым сукном и с белым кроличьим воротником. И казалось — плакала.
Мать редко выходит на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное
облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые
серые глаза, такие же большие, как у бабушки.
Говорил он и — быстро, как
облако, рос предо мною, превращаясь из маленького, сухого старичка в человека силы сказочной, — он один ведет против реки огромную
серую баржу…
Хотя они постоянно держатся в это время в частых лесных опушках и кустах уремы, кроме исключительных и почти всегда ночных походов или отлетов для добыванья корма, но в одном только случае вальдшнепы выходят в чистые места: это в осеннее ненастье, когда кругом обложится небо
серыми, низкими
облаками, когда мелкий, неприметный дождь сеет, как ситом, и день и ночь; когда все отдаленные предметы кажутся в тумане и все как будто светает или смеркается; когда начнется капель, то есть когда крупные водяные капли мерно, звонко и часто начнут падать с обвисших и потемневших древесных ветвей.
Поглядев пристально, зоркими глазами увидеть их, быстро и высоко летящих подобно
облаку или
серой тучке, гонимой сильным ветром.
В эту же минуту раздалось мерное пыхтенье локомотива, и из дебаркадера выскочило и понеслось густое
облако серого пара.
Только нам троим, отцу, мне и Евсеичу, было не грустно и не скучно смотреть на почерневшие крыши и стены строений и голые сучья дерев, на мокреть и слякоть, на грязные сугробы снега, на лужи мутной воды, на
серое небо, на туман сырого воздуха, на снег и дождь, то вместе, то попеременно падавшие из потемневших низких
облаков.
Солнце, еще не скрытое
облаками, ярко освещает ее мрачную фигуру и
серые полосы, которые от нее идут до самого горизонта.
Она смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и
серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их
облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не двигался, засох в своей прямой позе,
серые пятнышки за стеклами его очков порою исчезали, расплываясь по лицу.
Хохол, высокий и сухой, покачиваясь на ногах, стоял среди комнаты и смотрел на Николая сверху вниз, сунув руки в карманы, а Николай крепко сидел на стуле, окруженный
облаками дыма, и на его
сером лице выступили красные пятна.
Вода тоже
сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый цвет. Когда сквозь
облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает
серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Небо
серое. Солнце заплуталось в
облаках, лишь изредка просвечивая сквозь их гущу большим серебряным, по-зимнему, пятном.
Хрустнуло, на кусты легла вуалью
серая тень, — опаловое
облако подплывало к солнцу, быстро изменяя свои очертания.
Выгоревший на солнце и омытый дождями, он туго набит
облаками серовато-зелёной и серебристой пеньки; в сухую погоду его широкий зев открыт, и амбар кажется огромною печью, где застыл
серый густой дым, пропитанный тяжким запахом конопляного масла и смолы.
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие
серые мысли, в небе неустанно и деловито двигались на юг странные фигуры
облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом и острыми ушами, стаю
серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
— Болван! — просто сказал человек с кокардой. Матвей тоскливо вздохнул, чувствуя, что
серые тесные
облака всасывают его в свою гущу.
— Видел я сон: идёт по земле большой
серый мужик, голова до
облаков, в ручищах коса, с полверсты, примерно, длиной, и косит он. Леса, деревни — всё валит. Без шума однако.
Калерия. У меня в душе растет какая-то
серая злоба…
серая, как
облако осени… Тяжелое
облако злобы давит мне душу, Варя… Я никого не люблю, не хочу любить!.. И умру смешной старой девой.
— Уж и вешши: рваная шинелишка, вроде
облака,
серая, да скрозная, и притупея еще перегорелой кожи! — объяснял наш солдат, конвоировавший в суд Орлова.
Тот Боян, исполнен дивных сил,
Приступая к вещему напеву,
Серым волком по полю кружил,
Как орел, под
облаком парил,
Растекался мыслию по древу.
День стоял
серый и сырой; дождя не было, но туман еще держался и низкие
облака заволокли все небо.
Над ним вспыхнуло и растет опаловое
облако, фосфорический, желтоватый туман неравномерно лег на
серую сеть тесно сомкнутых зданий. Теперь город не кажется разрушенным огнем и облитым кровью, — неровные линии крыш и стен напоминают что-то волшебное, но — недостроенное, неоконченное, как будто тот, кто затеял этот великий город для людей, устал и спит, разочаровался и, бросив всё, — ушел или потерял веру и — умер.
Там, на высоте шестисот метров, накрыт
облаком заброшенный маленький монастырь [Санта Мария ди Четрелла.] и — кладбище, тоже маленькое, могилы на нем подобны цветочным грядам, их немного, и в них, под цветами, — все монахи этого монастыря. Иногда его
серые стены выглядывают из
облака, точно прислушиваясь к тому, что творится внизу.
В нём что-то повернулось, пошевелилось в этот день, он чувствовал себя накануне иной жизни и следил искоса за Дудкой, согнувшимся над своим столом в
облаке серого дыма. И, не желая, думал...
Раздался третий свисток, вагоны дернулись, покатились и исчезли в густом
облаке серого пара.
Горы казались ниже, по
серому небу низко ползли
облака — не
облака, а какая-то туманная мгла, бесформенная свинцовая масса.
Надо мной расстилалось голубое небо, по которому тихо плыло и таяло сверкающее
облако. Закинув несколько голову, я мог видеть в вышине темную деревянную церковку, наивно глядевшую на меня из-за зеленых деревьев, с высокой кручи. Вправо, в нескольких саженях от меня, стоял какой-то незнакомый шалаш, влево —
серый неуклюжий столб с широкою дощатою крышей, с кружкой и с доской, на которой было написано...
Серое тусклое утро, и
облака, бежавшие на запад, чтобы догнать грозовую тучу, и горы, опоясанные туманом, и мокрые деревья — все показалось дьякону некрасивым и сердитым.
Они уже долго ехали. Утро оставалось такое же сырое и тихое; воздух не согревался; по
серому небу не ползло ни облачка; все
серело, как опрокинутая миска, и только с севера на юг как будто тянулся какой-то крошечный обрывок мокрой бечевки; не было это
облако, не была это и бечевка.
Небо сплошь замазано
серым тестом
облаков, так же серо и скучно было в похмельной голове.
Артамонов старший жил в полусне, медленно погружаясь в сон, всё более глубокий. Ночь и большую часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали
облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой,
серой бородою. Артамонов смотрел на своё лицо и думал...
Осенняя беспросветная мгла висела над землей, и что-то тяжелое чувствовалось в сыром воздухе, по которому проносились какие-то
серые тени: может быть, это были низкие осенние
облака, может быть — создания собственного расстроенного воображения.