Неточные совпадения
На стенах — сабли, нагайки, сетки для птиц, невода и ружья, хитро обделанный рог для пороху, золотая уздечка на
коня и путы с
серебряными бляхами.
Немало было и всяких сенаторских нахлебников, которых брали с собою сенаторы на обеды для почета, которые крали со стола и из буфетов
серебряные кубки и после сегодняшнего почета на другой день садились на козлы править
конями у какого-нибудь пана.
Серебряный рог протрубил сбор в третий раз, и Майзель скомандовал на
коня.
За
коней мы взяли триста рублей, разумеется по-тогдашнему, на ассигнацию, а цыган мне дает всего один
серебряный целковый и говорит...
На головах
коней качались цветные перья, на хребтах их пестрели звериные кожи или парчовые чепраки и чалдары, усаженные дорогими каменьями, и все шестеро звенели на ходу множеством
серебряных бубенчиков или золотыми прорезными яблоками, подобранными в согласный звон и висевшими по обеим сторонам налобников длинными гроздами.
— Ну, ребята, — продолжал Перстень, — собирайтесь оберегать его царскую милость. Вот ты, боярин, — сказал он, обращаясь к
Серебряному, — ты бы сел на этого
коня, а я себе, пожалуй, вот этого возьму. Тебе, дядя Коршун, я чай, пешему будет сподручнее, а тебе, Митька, и подавно!
Серебряный, с первым появлением разбойников, бросился к царевичу и отвел его
коня в сторону; царевич был привязан к седлу.
Серебряный саблею разрезал веревки, помог царевичу сойти и снял платок, которым рот его был завязан. Во все время сечи князь от него не отходил и заслонял его собою.
— Михеич! — сказал
Серебряный, — сослужи мне службу. Я прежде утра выступить не властен; надо моим людям царю крест целовать. Но ты сею же ночью поезжай одвуконь, не жалей ни себя, ни
коней; попросись к боярыне, расскажи ей все; упроси ее, чтобы приняла меня, чтобы ни на что не решалась, не повидавшись со мною!
— Садись на
коня, скачи к князю
Серебряному, отвези ему поклон и скажи, что прошу отпраздновать сегодняшний день: царь-де пожаловал меня милостию великою, изволил-де снять с меня свою опалу!
Забыл
Серебряный и битву и татар, не видит он, как Басманов гонит нехристей, как Перстень с разбойниками перенимают бегущих; видит только, что
конь волочит по полю его названого брата. И вскочил
Серебряный в седло, поскакал за
конем и, поймав его за узду, спрянул на землю и высвободил Максима из стремени.
Забыл
Серебряный, что он без сабли и пистолей, и не было ему нужды, что
конь под ним стар. А был то добрый
конь в свое время; прослужил он лет двадцать и на войне и в походах; только не выслужил себе покою на старости; выслужил упряжь водовозную, сено гнилое да удары палочные!
Серебряный был у Скуратова за плечами. Не выдал его старый
конь водовозный.
Пословица говорится: пешего до ворот, конного до
коня провожают. Князь и боярин расстались на пороге сеней. Было уже темно. Проезжая вдоль частокола,
Серебряный увидел в саду белое платье. Сердце его забилось. Он остановил
коня. К частоколу подошла Елена.
Под Морозовым был грудастый черно-пегий
конь с подпалинами. Его покрывал бархатный малиновый чалдар, весь в
серебряных бляхах. От кованого налобника падали по сторонам малиновые шелковые морхи, или кисти, перевитые
серебряными нитками, а из-под шеи до самой груди висела такая же кисть, больше и гуще первых, называвшаяся наузом. Узда и поводья состояли из
серебряных цепей с плоскими вырезными звеньями неравной величины.
Серебряный на мгновение отъехал к речке напоить
коня и перетянуть подпруги. Максим увидел его и подскакал к нему.
Пронзительный визг раздался в отдалении. Воздух как будто задрожал, земля затряслась, смутные крики, невнятный гул принеслись от татарского стана, и несколько
коней, грива дыбом, проскакали мимо
Серебряного и Максима.
Мерно шел
конь, подымая косматые ноги в
серебряных наколенниках, согнувши толстую шею, и когда Дружина Андреевич остановил его саженях в пяти от своего противника, он стал трясти густою волнистою гривой, достававшею до самой земли, грызть удила и нетерпеливо рыть песок сильным копытом, выказывая при каждом ударе блестящие шипы широкой подковы. Казалось, тяжелый
конь был подобран под стать дородного всадника, и даже белый цвет его гривы согласовался с седою бородой боярина.
И Перстень исчез в кустах, уводя за собою
коня. Разбойники один за другим пропали меж деревьев, а царевич сам-друг с
Серебряным поехали к Слободе и вскоре встретились с отрядом конницы, которую вел Борис Годунов.
И, подождав, чтобы князь сел на
коня и выехал заднею околицею, Годунов вернулся в избу, весьма довольный, что
Серебряный не принял предложения переночевать у него в доме.
Конь Афанасья Ивановича, золотисто-буланый аргамак, был весь увешан, от головы до хвоста, гремячими цепями из дутых
серебряных бубенчиков. Вместо чепрака или чалдара пардовая кожа покрывала его спину. На вороненом налобнике горели в золотых гнездах крупные яхонты. Сухие черные ноги горского скакуна не были вовсе подкованы, но на каждой из них, под бабкой, звенело по одному
серебряному бубенчику.
И невольно вспомнил
Серебряный о Максиме и подумал, что не так посудил бы названый брат его. Он не сказал бы ему: «Она не по любви вышла за Морозова, она будет ждать тебя!» Он сказал бы: «Спеши, брат мой! Не теряй ни мгновения; замори
коня и останови ее, пока еще время!»
В шайке началось такое движение, беготня и крики, что Максим не успел сказать и спасибо
Серебряному. Когда наконец станичники выстроились и двинулись из лесу, Максим, которому возвратили
коня и дали оружие, поравнялся с князем.
Утро было свежее, солнечное. Бывшие разбойники, хорошо одетые и вооруженные, шли дружным шагом за
Серебряным и за всадниками, его сопровождавшими. Зеленый мрак охватывал их со всех сторон.
Конь Серебряного, полный нетерпеливой отваги, срывал мимоходом листья с нависших ветвей, а Буян, не оставлявший князя после смерти Максима, бежал впереди, подымал иногда, нюхая ветер, косматую морду или нагибал ее на сторону и чутко навастривал ухо, если какой-нибудь отдаленный шум раздавался в лесу.
Впереди всех, на вороном
коне, ехал начальник отряда; он отличался от других казаков не платьем, которое было весьма просто, но богатой конской сбруею и блестящим оружием, украшенным дорогою
серебряной насечкой.
— Да с полсорока больше своих не дочтемся! Изменники дрались не на живот, а на смерть: все легли до единого. Правда, было за что и постоять! сундуков-то с добром…
серебряной посуды возов с пять, а казны на тройке не увезешь! Наши молодцы нашли в одной телеге бочонок романеи да так-то на радости натянулись, что насилу на
конях сидят. Бычура с пятидесятью человеками едет за мной следом, а другие с повозками поотстали.
— «Не вихри, не ветры в полях подымаются, не буйные крутят пыль черную: выезжает то сильный, могучий богатырь Добрыня Никитич на своем
коне богатырском, с одним Торопом-слугой; на нем доспехи ратные как солнышко горят; на
серебряной цепи висит меч-кладенец в полтораста пуд; во правой руке копье булатное, на
коне сбруя красна золота.
Вокруг оседланные
кони;
Серебряные блещут брони;
На каждом лук, кинжал, колчан
И шашка на ремнях наборных,
Два пистолета и аркан,
Ружье; и в бурках, в шапках черных
К набегу стар и млад готов,
И слышен топот табунов.
Вдруг пыль взвилася над горами,
И слышен стук издалека;
Черкесы смотрят: меж кустами
Гирея видно, ездока!
Со скал гранитных над путем
Склонился дикий виноградник,
Его
серебряным дождем
Осыпан часто
конь и всадник.
Его
серебряным дождем
Осыпан часто
конь и всадник...
Церкви старинные, каменные, большие, иконостасы золоченой резьбы, иконы в
серебряных окладах с драгоценными камнями и жемчугами, колокольня высокая, колоколов десятков до трех, большой — в две тысячи пуд, риз парчовых, глазетовых, бархатных, дородоровых множество, погреба полнехоньки винами и запасами, конюшни —
конями доброезжими, скотный двор — коровами холмогорскими, птичный — курами, гусями, утками, цесарками.
За вершниками охота поедет, только без собак. Псари и доезжачие региментами: первый регимент на вороных
конях в кармазинных чекменях, другой регимент на рыжих
конях в зеленых чекменях, третий — на серых лошадях в голубых чекменях. А чекмени у всех суконные, через плечо шелковые перевязи, у одних белые, шиты золотом, у других пюсовые, шиты серебром. За ними стремянные на гнедых
конях в чекменях малиновых, в желтых шапках с красными перьями, через плечо золотая перевязь, на ней
серебряный рог.
И опять заливаются
серебряные бубенцы. Мороз безжалостно пощипывает нас за носы, Щеки, уши. Бешен быстрый бег
коней. Дивно хорошо сейчас на Островах, в эту звездную декабрьскую ночь. Белые деревья, запушенная инеем снежно-белая как скатерть дорога. А над головами — небо, испещренное сверкающим золотым сиянием опаловых огней.
С правой стороны его стоял оседланный
конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье, на котором развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали на его коленях; через плечо висел у него на шнурке маленький
серебряный рожок; на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
С правой стороны его стоял оседланный
конь и бил копытами о землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье, на котором развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали на его коленях; через плечо висел у него на шнурке маленький
серебряный рожок; на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
За нею шли пятьдесят компанейцев и шестьдесят реестровых казаков, затем два конюха вели
коня в богатом уборе, на котором привешаны были пожалованные гетману
серебряные литавры.
Влетает, стало быть, карабахский
конь, верный товарищ, к князю Удалу на широкий двор, заливисто ржет,
серебряной подковой о кремень чешет: привез дорогого гостя, примайте! А пир, хочь час и поздний, в полном разгаре. Бросились гости навстречу, князь Удал с крыльца поспешает, широкие рукава закинул… Тамара на крыше белую ручку к вороту прижала, — не след княжеской невесте к жениху первой бежать, не такого она воспитания.