Неточные совпадения
— Ну, а если эта красавица обратит на него внимание, несмотря на то что он так ничтожен, стоит в углу и злится, потому что «маленький», и вдруг предпочтет его всей толпе
окружающих ее обожателей, что тогда? — спросил я вдруг с самым смелым и вызывающим видом.
Сердце мое застучало.
Тоска сжимает
сердце, когда проезжаешь эти немые пустыни. Спросил бы стоящие по сторонам горы, когда они и все
окружающее их увидело свет; спросил бы что-нибудь, кого-нибудь, поговорил хоть бы с нашим проводником, якутом; сделаешь заученный по-якутски вопрос: «Кась бироста ям?» («Сколько верст до станции?»). Он и скажет, да не поймешь, или «гра-гра» ответит («далеко»), или «чугес» («скоро, тотчас»), и опять едешь целые часы молча.
Во всем этом является один вопрос, не совсем понятный. Каким образом то сильное симпатическое влияние, которое Огарев имел на все
окружающее, которое увлекало посторонних в высшие сферы, в общие интересы, скользнуло по
сердцу этой женщины, не оставив на нем никакого благотворного следа? А между тем он любил ее страстно и положил больше силы и души, чтоб ее спасти, чем на все остальное; и она сама сначала любила его, в этом нет сомнения.
Дверь в кабинет отворена… не более, чем на ширину волоса, но все же отворена… а всегда он запирался. Дочь с замирающим
сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет на
окружающие предметы. Девочка стоит у двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью на мраморный пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она вернулась, почти не зная, что делает, ухватилась руками за половинки приотворенной двери и… вошла.
Точно по безмолвному уговору, никто не возвращался к эпизоду в монастыре, и вся эта поездка как будто выпала у всех из памяти и забылась. Однако было заметно, что она запала глубоко в
сердце слепого. Всякий раз, оставшись наедине или в минуты общего молчания, когда его не развлекали разговоры
окружающих, Петр глубоко задумывался, и на лице его ложилось выражение какой-то горечи. Это было знакомое всем выражение, но теперь оно казалось более резким и сильно напоминало слепого звонаря.
Нужно иметь гениально светлую голову, младенчески непорочное
сердце и титанически могучую волю, чтобы иметь решимость выступить на практическую, действительную борьбу с
окружающей средою, нелепость которой способствует только развитию эгоистических чувств и вероломных стремлений во всякой живой и деятельной натуре.
Пишу роковое число и, невольно забывая все
окружающее меня, переношусь к вам, милым
сердцу моему.
Известно ли читателю, как поступает хозяйственный мужик, чтоб обеспечить сытость для себя и своего семейства? О! это целая наука. Тут и хитрость змия, и изворотливость дипломата, и тщательное знакомство с
окружающею средою, ее обычаями и преданиями, и, наконец, глубокое знание человеческого
сердца.
Приятели пошли за нею (Шубин то безмолвно прижимал руки к
сердцу, то поднимал их выше головы) и несколько мгновений спустя очутились перед одною из многочисленных дач,
окружающих Кунцово.
Эгоизм старух-девиц ужасен: он хочет выместить на всем
окружающем пробелы, оставшиеся в их вымороженном
сердце.
Теперь понял он причину своей скуки — понял, чего ему хотелось, и потому возненавидел всем
сердцем все, что мало-мальски относилось к жизни, его
окружающей.
Слова и звуки вспыхивали перед глазами Евсея, как искры, сжигая надежду на близость спокойной жизни. Он ощущал всем телом, что из тьмы,
окружающей его, от этих людей надвигается сила, враждебная ему, эта сила снова схватит его, поставит на старую дорогу, приведёт к старым страхам. В
сердце его тихо закипала ненависть к Саше, гибкая ненависть слабого, непримиримое, мстительное чувство раба, которого однажды мучили надеждою на свободу.
Роман Прокофьич, впрочем, был человек необезличевший, и женщины любили его не за одну его наружность. В нем еще цела была своя натура — натура, может быть, весьма неодобрительная; но все-таки это была натура из числа тех, которые при стереотипности всего
окружающего могут производить впечатление и обыкновенно производят его на женщин пылких и всем
сердцем ищущих человека, в котором мерцает хотя какая-нибудь малейшая божия искра, хотя бы и заваленная целою бездною всякого греховного мусора.
Уже не завтрашних убийц боялся он, — они исчезли, забылись, смешались с толпою враждебных лиц и явлений,
окружающих его человеческую жизнь, — а чего-то внезапного и неизбежного: апоплексического удара, разрыва
сердца, какой-то тоненькой глупой аорты, которая вдруг не выдержит напора крови и лопнет, как туго натянутая перчатка на пухлых пальцах.
Даже наиболее образованные люди, притом люди с живою натурою, с теплым
сердцем, чрезвычайно легко отступаются в практической жизни от своих идей и планов, чрезвычайно скоро мирятся с
окружающей действительностью, которую, однако, на словах не перестают считать пошлою и гадкою.
Но робкий нрав ребенка, притом всегдашний гнет, под влиянием которого находился он, и, вдобавок, грубые насмешки, с которыми встречены первые его попытки высказать
окружающим все, что лежало на
сердце, невольно заставили его хоронить в себе самом свои впечатления и не выбрасывать их наружу.
Тут уже выражалось его собственное воззрение на общество, на отношения молодой девицы к
окружающей ее среде, на впечатления деревенской природы, которые так благодатно ложатся на молодое
сердце, на необходимость образования и чтения и пр. и пр.
Тяжело было на
сердце, очень тяжело, но были еще и отрадные минуты; меня берегли за талант, и я умела еще так предаваться искусству, что забывала
окружающее; меня тешило — самой смешно и стыдно теперь — прекрасное устройство театра.
Принужденная с ранних лет всматриваться во взаимные отношения близких ей людей, участвуя и
сердцем и головой в разъяснении смысла этих отношений и произнесении суда над ними, Елена рано приучила себя к самостоятельному размышлению, к сознательному взгляду на все
окружающее.
В голове и
сердце накопилось так много прекрасного; в существующем порядке дел замечено так много нелепого и бесчестного; масса людей, «сознающих себя выше
окружающей действительности», растет с каждым годом, — так что скоро, пожалуй, все будут выше действительности…
В голове стоял глухой шум, она буквально трещала, моя бедная голова,
сердце билось, как пойманная пичужка, туман перед глазами мешал видеть
окружающее… И вдруг сильный, властный голос гневно и строго прозвучал над моей головой...
Оленин лежит в лесу. Его охватывает чувство счастья, ощущение единства со всем
окружающим; в
сердце вскипает любовь ко всему миру. Это сложное чувство он разлагает умом и анализирует, старается уложить в форму, в которую оно совершенно неспособно уложиться.
На
сердце было одно чувство, — тупое, бесконечное отвращение и к этому больному, и ко всей
окружающей мерзости, рвоте, грязи.
Дача была поистине великолепна. Изящная постройка, расположенная среди
окружающего тенистого сада с массой душистых цветов и мраморными фигурами в клумбах, фонтаном, бившим легкой и обильной струей и освежавшим воздух, — все, казалось, было устроено для возможного земного счастья двух любящих
сердец.
В ее
сердце заклокотало какое-то до сих пор неведомое ей чувство горечи относительно всей
окружающей ее обстановки и живущих около нее людей.
Татьяна со злобным презрением оглядывала
окружающую обстановку, невольно сравнивая ее с обстановкой комнаты молодой княжны, и в
сердце ее без удержу клокотала непримиримая злоба.
Татьяна Петровна поправлялась — это вносило радость в
сердце не только Бориса Ивановича, но и всех
окружающих молодую девушку, начиная с Марьи Петровны и Гладких и кончая последним работником высокого дома. Все домашние буквально обожали ее.
Такое близкое соседство с прекрасною девушкою, которой слова маленького учителя и друга и воображение придавали все наружные и душевные совершенства, ее заключение, таинственность, ее
окружающая, и трудность увидеть ее — все это возбудило в
сердце Антона новое для него чувство.
Все
окружающие диву давались, смотря на нее, и даже в
сердце Егора Егоровича запала надежда на возможность объяснения с присмиревшей домоправительницей, на освобождение его, с ее согласия, от тягостной для него связи и на брак с Глашей, которая через несколько месяцев должна была сделаться матерью и пока тщательно скрывала свое положение, что, к счастью для нее, было еще возможно.
Она стояла за панихидами и при отпевании и даже при ощущении в могилу, самом страшном моменте похорон, когда стук первого кома земли о крышку гроба отзывается в
сердце тем красноречием отчуждения мертвых от живых, тем страшным звуком вечной разлуки с покойным близких людей, которые способны вызвать не только в последних, но и в
окружающих искренние слезы.
Это безмолвное, ничем не выраженное или, лучше сказать, выраженное всем существом несчастного человека горе, подобно холодному суеверному ветру, леденит
сердца и умы
окружающих.
Шевельнулось ли в
сердце этого распущенного человека сознание, что такому чистому ангелу не место в этой смрадной среде? Понял ли он, что было бы преступлением осквернить этот чистый цветок плотскими взорами
окружающих?
— Чует мое
сердце, что стряслась над ней какая ни на есть беда… — толковала она, несмотря на уговоры
окружающих баб, уверявших, что Настасья Лукьяновна, наверное, уехала к барину.
— Мне некем заменить Потемкина, — говорила она
окружающим, — он имел необыкновенный ум, нрав горячий,
сердце доброе; глядел волком и потому не пользовался любовью многих; но, давая все, благодетельствовал даже врагам своим; его нельзя было купить — он был настоящий дворянин.
Талечка, на самом деле, и по наружности, и по внутреннему своему мировоззрению была им. Радостно смотрела она на мир Божий, с любовью относилась к
окружающим ее людям, боготворила отца и мать, нежно была привязана к Лидочке, но вне этих трех последних лиц, среди знакомых молодых людей, посещавших, хотя и не в большом количестве, их дом, не находилось еще никого, кто бы заставил не так ровно забиться ее полное общей любви ко всему человечеству
сердце.
Побеленная штукатурка дома делала впечатление выстроенного вновь здания, и, кстати сказать, эта печать свежести далеко не шла к
окружающему вековому парку и в особенности в видневшемуся в глубине его шпицу беседки-тюрьмы с роковым пронзенным стрелою
сердцем.
Несмотря на
окружающих ее сенных девушек, несмотря на их шутки, смех, песни, несмотря на постоянное присутствие любимой няни и новой любимицы Маши, она сознавала себя одинокой, и это горькое сознание заставляло болезненно сжиматься ее
сердце, в уме возникало какое-то безотчетное неопределенное стремление к чему-то или к кому-то.
Но со всех сторон, в истории, в современной
окружающей меня, и в моей жизни я видел закон противоположный, противный моему
сердцу, моей совести, моему разуму, но потакающий моим животным инстинктам.