Неточные совпадения
Оказалось, что у Егора была
семья, три
мальчика и дочь швея, которую он хотел отдать замуж за приказчика в шорной лавке.
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей
семьей, и о чем будет веден разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или
мальчик в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем подсвечнике.
[Дядька — слуга, приставленный к
мальчику в дворянской
семье.]
— Я их боюсь, лягушек-то, — заметил Васька,
мальчик лет
семи, с белою, как лен, головою, в сером казакине с стоячим воротником и босой.
Мальчики из богатых
семей все получили от отцов на свои карманные расходы по грошу и уже истратили эти капиталы на приобретение глиняных свистулек, на которых задавали самый бедовый концерт.
Мальчикам платят по полуреалу в день (около
семи коп. сер.), а работать надо от шести часов утра до шести вечера; взрослым по реалу; когда понадобится, так за особую плату работают и ночью.
Старик держал за руку сына или внука,
мальчика лет
семи: и тот упал.
Но нашлись там как раз в то время и еще несколько
мальчиков, с которыми он и сошелся; одни из них проживали на станции, другие по соседству — всего молодого народа от двенадцати до пятнадцати лет сошлось человек шесть или
семь, а из них двое случились и из нашего городка.
В одной из них жила старуха с внучатами:
мальчиком девяти и девочкой
семи лет.
Этому
мальчику было всего лет
семь.
Жить потихоньку было бы можно, но Бог наградил их
семьею в двенадцать человек детей, из которых только двое
мальчиков, а остальные — девочки.
В праздничные дни, когда мужское большинство уходило от
семей развлекаться по трактирам и пивным, мальчики-ученики играли в огромном дворе, — а дома оставались женщины, молодежь собиралась то в одной квартире, то в другой, пили чай, грызли орехи, дешевые пряники, а то подсолнухи.
Кипяток в
семь часов разливали по стаканам без блюдечек, ставили стаканы на каток, а рядом — огромный медный чайник с заваренным для колера цикорием. Кухарка (в мастерских ее звали «хозяйка») подавала по куску пиленого сахара на человека и нарезанный толстыми ломтями черный хлеб. Посуду убирали
мальчики. За обедом тоже служили
мальчики. И так было во всей Москве — и в больших мастерских, и у «грызиков».
Мастеровые в будние дни начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять вечера. В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые жили
семьями в квартирах на дворе; а холостые с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Приехал и третий брат, Симон, совсем еще молодой человек, состоявший в
семье на положении
мальчика.
— Мы ведь тут, каналья ты этакая, живем одною
семьей, а я у них, как посаженый отец на свадьбе… Ты, ангел мой, еще не знаешь исправника Полупьянова. За глаза меня так навеличивают. Хорош
мальчик, да хвалить некому… А впрочем, не попадайся, ежели что — освежую… А русскую хорошо пляшешь? Не умеешь? Ах ты, пентюх!.. А вот постой, мы Харитину в круг выведем. Вот так девка: развей горе веревочкой!
— У нас вся
семья сердитая, — потихоньку рассказывал
мальчик. — И я всех боюсь.
Неизвестно, что вышло бы со временем из
мальчика, предрасположенного к беспредметной озлобленности своим несчастием и в котором все окружающее стремилось развить эгоизм, если бы странная судьба и австрийские сабли не заставили дядю Максима поселиться в деревне, в
семье сестры.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый
мальчик, и Илюшка Рачитель, — это были закадычные друзья. Они ходили вместе в школу, а потом бегали в лес, затевали разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы были рядом, что и связывало ребят: вышел Пашка в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот. Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже остановилась: проворный парнишка будет, ежели бы не
семья ихняя.
Но, с другой стороны, ей было до смерти жаль
мальчика, эту последнюю надежду и будущую опору
семьи.
В продолжение нынешнего лета проводили
семью Александра, состоящую из его жены, Миши, славного
мальчика по 12-му году, и из трех дочерей. Все они благополучно прибыли в Соколинки. Вероятно, скоро разрешат им жить в самой Москве. Проездом весь караван погостил у нас почти неделю.
Никто не мог бы также сказать, откуда у пана Тыбурция явились дети, а между тем факт, хотя и никем не объясненный, стоял налицо… даже два факта:
мальчик лет
семи, но рослый и развитой не по летам, и маленькая трехлетняя девочка.
Мальчика пан Тыбурций привел, или, вернее, принес с собой с первых дней, как явился сам на горизонте нашего города. Что же касается девочки, то, по-видимому, он отлучался, чтобы приобрести ее, на несколько месяцев в совершенно неизвестные страны.
Конечно,
семья у ней больно уж велика, ну, да бог не без милости: может, и рассуем куда-нибудь
мальчиков.
Николай Федорыч
мальчик — лет
семи и, в сущности, довольно похож на Ивана Семеныча, только одет попроще: без бархатов и батиста.
Левушка Крутицын был
мальчик нервный и впечатлительный; он не выдержал перед мыслью о предстоящей семейной разноголосице и поспешил произнести суд над укоренившимися в
семье преданиями, послав себе вольную смерть.
Утром проснулся, еще
семи часов не было. Выхожу в коридор — "
мальчик"сидит и папироску курит. Вынимаю третий двугривенный.
Снилось мне, что я очутился в самой простой немецкой деревне и встретил семи-восьмилетнего крестьянского
мальчика… в штанах!
А.П. Сухов был сыном касимовского крестьянина, умершего в 1848 году от холеры. Похоронив мужа, вдова Сухова пришла со своим десятилетним
мальчиком из деревни в Москву и поступила работницей в купеческую
семью, а сына отдала к живописцу вывесок в ученье, где он и прожил горьких девять лет: его часто били, много и за все.
Княгиня Марья Васильевна, нарядная, улыбающаяся, вместе с сыном, шестилетним красавцем, кудрявым
мальчиком, встретила Хаджи-Мурата в гостиной, и Хаджи-Мурат, приложив свои руки к груди, несколько торжественно сказал через переводчика, который вошел с ним, что он считает себя кунаком князя, так как он принял его к себе, а что вся
семья кунака так же священна для кунака, как и он сам.
Главное ее побуждение было, конечно, сочувствие к
мальчику, оскорбленному таким грубым подозрением, желание заменить Саше отсутствующую
семью, и, наконец, он и сам такой славный, веселый и простодушный
мальчик.
Саша ушел после обеда и не вернулся к назначенному времени, к
семи часам. Коковкина обеспокоилась: не дай бог, попадется кому из учителей на улице в непоказанное время. Накажут, да и ей неловко. У нее всегда жили
мальчики скромные, по ночам не шатались. Коковкина пошла искать Сашу. Известно, куда же, как не к Рутиловым.
— Вот моя подмога вся тут, — продолжал Чурис, указывая на белоголового, шаршавого
мальчика лет
семи, с огромным животом, который в это время, робко, тихо скрипнув дверью, вошел в избу и, уставив исподлобья удивленные глаза на барина, обеими ручонками держался за рубаху Чуриса.
Так, никому не было известно, сколько жалованья получали его любимцы Початкин и Макеичев; получали они по три тысячи в год вместе с наградными, не больше, он же делал вид, что платит им по
семи; наградные выдавались каждый год всем приказчикам, но тайно, так что получивший мало должен был из самолюбия говорить, что получил много; ни один
мальчик не знал, когда его произведут в приказчики; ни один служащий не знал, доволен им хозяин или нет.
Просила у Анны Анисимовны одного ее
мальчика в сыновья бездетная купеческая
семья, обещала сделать его наследником всего своего состояния — Анна Анисимовна не отдала.
Васса. Значит — помнишь, Наталья? Это — хорошо! Без памяти нельзя жить. Родила я девять человек, осталось — трое. Один родился — мертвый, две девочки — до года не выжили,
мальчики — до пяти, а один —
семи лет помер. Так-то, дочери! Рассказала я это для того, чтобы вы замуж не торопились.
Если я
мальчик, как назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь, — она сказала: «Ну-ка, посторонись,
мальчик», — то почему я думаю о всем большом: книгах, например, и о должности капитана,
семье, ребятишках, о том, как надо басом говорить: «Эй вы, мясо акулы!» Если же я мужчина, — что более всех других заставил меня думать оборвыш лет
семи, сказавший, становясь на носки: «Дай-ка прикурить, дядя!» — то почему у меня нет усов и женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек, а столб?
— Полно, Карл, — возразил Эдвардс задабривающим голосом, и видно было, что требовалось на это с его стороны некоторое усилие, — ты лучше вот что: дай-ка мне до
семи часов
мальчика; я бы погулял с ним до представления… Повел бы его на площадь поглядеть на балаганы…
Так прожил он еще
семь лет. Старшей дочери было уже 16 лет, еще один ребенок умер, и оставался мальчик-гимназист, предмет раздора. Иван Ильич хотел отдать его в Правоведение, а Прасковья Федоровна на зло ему отдала в гимназию. Дочь училась дома и росла хорошо,
мальчик тоже учился недурно.
Когда читали Евангелие, народ вдруг задвигался, давая дорогу помещичьей
семье; вошли две девушки в белых платьях, в широкополых шляпах, и с ними полный, розовый
мальчик в матросском костюме. Их появление растрогало Ольгу; она с первого взгляда решила, что это — порядочные, образованные и красивые люди. Марья же глядела на них исподлобья, угрюмо, уныло, как будто это вошли не люди, а чудовища, которые могли бы раздавить ее, если б она не посторонилась.
Отца и матери я не помнил и вырос в
семье дяди. У дяди и его жены была только одна дочь, и они любили меня как сына. Дядя по принципу воздерживался от проявлений нежности, которые считал вредными для
мальчика. Тетка, существо очень доброе и любящее, отдавала мне весь избыток нежности, не уходивший на одну дочь, и я совсем не чувствовал своего сиротства.
В
семье им гнушались, стыдились его; крестьянские
мальчики дразнили его, даже взрослые мужики делали ему всякого рода обиды и оскорбления, приговаривая: «Юродивого обижать не надо, юродивый — божий человек».
Евдокия Антоновна (утешая). Ну перестань, Олечка, поверь мне, это так нелепо.
Мальчик один, без
семьи, ты ему дашь так много любви, — ведь я знаю, какое у тебя сердце, Олечка. Что же тут плохого? Неужели будет лучше, если
мальчик станет развратничать, как все они? Ведь это ужас!
Евдокия Антоновна. Как ты выражаешься, Оля! Да, вот что я хотела тебе сказать: тут этот студент, Глуховцев… ты не будь с ним жестока, Оля. Бедный
мальчик без
семьи, мне так жаль, что я тогда так сильно погорячилась.
Он был маленький
мальчик лет
семи, с большими глазами и большой головой на худеньком теле.
Помыслить, что священник все эти дни ходил к нему пешком, Кунин боялся: до Синькова было семь-восемь верст, а грязь на дороге стояла невылазная. Далее Кунин видел, как кучер Андрей и
мальчик Парамон, прыгая через лужи и обрызгивая отца Якова грязью, подбежали к нему под благословение. Отец Яков снял шляпу и медленно благословил Андрея, потом благословил и погладил по голове
мальчика.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил
мальчикВ простой крестьянской
семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами…
Но бедному
мальчику не могло и присниться то страшное оскорбление, которое было нанесено молодой мачехой его
семье и свидетелем которого я был в тот же вечер, после разговора с ним.
Но оно было еще где-то далеко-далеко, а пока его охватывало сиротливое чувство юноши, почти
мальчика, в первый раз оторванного от
семьи и лишенного тех ласк, к которым он так привык.
Здесь мы застали
семью удэхейцев, состоявшую из двух мужчин, двух женщин и
мальчика девяти лет.
Начинай назад тому
семь лет, ты, молодой студент, вошел «в хижину бедную, Богом хранимую», в качестве учителя двенадцатилетнего
мальчика и, встретив в той хижине, «за Невой широкою, деву светлоокую», ты занялся развитием сестры более чем уроками брата.