Неточные совпадения
— Простые, грубые игрушки нравились ему больше затейливых и дорогих, — быстро-быстро и захлебываясь словами, говорил
отец; бабушка, важно качая
седою, пышно причесанной
головой, подтверждала, вздыхая...
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом,
отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми
головами. На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая
седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла на угол.
Послушай: хитрости какие!
Что за рассказ у них смешной?
Она за тайну мне сказала,
Что умер бедный мой
отец,
И мне тихонько показала
Седую голову — творец!
Куда бежать нам от злоречья?
Подумай: эта
головаБыла совсем не человечья,
А волчья, — видишь: какова!
Чем обмануть меня хотела!
Не стыдно ль ей меня пугать?
И для чего? чтоб я не смела
С тобой сегодня убежать!
Возможно ль?
Эта представительная стариковская фигура, эта
седая большая
голова, это открытое энергичное лицо, эти строгие и ласковые глаза — все в нем было для нее дорого, и она сто раз принималась целовать
отца.
— Матушка! Королевна! Всемогущая! — вопил Лебедев, ползая на коленках перед Настасьей Филипповной и простирая руки к камину. — Сто тысяч! Сто тысяч! Сам видел, при мне упаковывали! Матушка! Милостивая! Повели мне в камин: весь влезу, всю
голову свою
седую в огонь вложу!.. Больная жена без ног, тринадцать человек детей — всё сироты,
отца схоронил на прошлой неделе, голодный сидит, Настасья Филипповна!! — и, провопив, он пополз было в камин.
Вспомнил он
отца, сперва бодрого, всем недовольного, с медным голосом, потом слепого, плаксивого, с неопрятной
седой бородой; вспомнил, как он однажды за столом, выпив лишнюю рюмку вина и залив себе салфетку соусом, вдруг засмеялся и начал, мигая ничего не видевшими глазами и краснея, рассказывать про свои победы; вспомнил Варвару Павловну — и невольно прищурился, как щурится человек от мгновенной внутренней боли, и встряхнул
головой.
— А! а! Вот вам и
отец!
Головою сына выдаю, мол: извольте его вам, только меня,
седого дурака, не трогайте, Прекрасно! прекрасно! Вот
отец так
отец!
Плакала, слушая эту проповедь, почти навзрыд Сусанна; у Егора Егорыча также текли слезы; оросили они и глаза Сверстова, который нет-нет да и закидывал свою курчавую
голову назад; кого же больше всех произнесенное
отцом Василием слово вышибло, так сказать, из
седла, так это gnadige Frau, которая перед тем очень редко видала
отца Василия, потому что в православную церковь она не ходила, а когда он приходил в дом, то почти не обращала на него никакого внимания; но тут, увидав
отца Василия в золотой ризе, с расчесанными
седыми волосами, и услыхав, как он красноречиво и правильно рассуждает о столь возвышенных предметах, gnadige Frau пришла в несказанное удивление, ибо никак не ожидала, чтобы между русскими попами могли быть такие светлые личности.
Самойло Михеич вел довольно большую железную торговлю; это был крепкий
седой старик с большой лысой
головой и серыми, светлыми улыбавшимися глазами, — Ариша унаследовала от
отца его глаза.
Отца он боялся, но любил его. Громадный рост Игната, его трубный голос, бородатое лицо,
голова в густой шапке
седых волос, сильные, длинные руки и сверкающие глаза — все это придавало Игнату сходство со сказочными разбойниками.
Друг твоего
отца отрыл старинную тяжбу о землях и выиграл ее и отнял у него всё имение; я видал
отца твоего перед кончиной; его
седая голова неподвижная, сухая, подобная белому камню, остановила на мне пронзительный взор, где горела последняя искра жизни и ненависти… и мне она осталась в наследство; а его проклятие живо, живо и каждый год пускает новые отрасли, и каждый год всё более окружает своею тенью семейство злодея… я не знаю, каким образом всё это сделалось… но кто, ты думаешь, кто этот нежный друг? — как, небо!.. в продолжении 17-ти лет ни один язык не шепнул ей: этот хлеб куплен ценою крови — твоей — его крови! и без меня, существа бедного, у которого вместо души есть одно только ненасытимое чувство мщения, без уродливого нищего, это невинное сердце билось бы для него одною благодарностью.
Русаков. Я ее теперь и видеть не хочу, не велю и пускать к себе, живи она, как хочешь! (Молчание.) Я уж не увижу ее… Коли кто из вас увидит ее, так скажите ей, что
отец ей зла не желает, что коли она, бросивши
отца, может быть душой покойна, жить в радости, так бог с ней! Но за поругание мое, моей
седой головы, я видеть ее не хочу никогда. Дуня умерла у меня! Нет, не умерла, ее и не было никогда! Имени ее никто не смей говорить при мне!..
Раскаяние, негодование на свою слабость показались на его чертах, и он коснулся до окна, трепет пробежал по его членам; казалось, что стучат у него в сердце, и
седая голова привратника два раза повторяла уже свое приветствие сонными устами и спрашивала о причине позднего прихода, прежде нежели юноша вымолвил: «
Отец мой, иди к игумну, скажи, что у ворот стоит презренный грешник, что он умоляет принять его в монастырь, что он пришел обмыть ваши святые ноги и работать и трудиться».
Отец не договорил… Его
седая голова бессильно склонилась на плечо Люды.
Едва он закончил фразу, я, испустив дикий крик радости, повисла у него на шее… Я, непривычная к ласке, буквально душила
отца поцелуями и, обвивая своими тонкими руками его
седую голову, лепетала сквозь взрывы счастливого смеха...
— Вот! Одной рукой людей от телесной смерти спасают, а другой ведут их в вечную смерть, в адскую погибель, — вздохнув и поникнув
седой головой, сказал
отец Прохор. — Доколе, Господи, терпишь ты им?
Так погиб от прелой нитки мой храбрый и честный, изрубленный в боях
отец, которого я мало знал и черты которого в настоящее время едва могу воскресить в моей памяти. Едва помню его бравую военную фигуру, коротко остриженную
голову, усы и бакенбарды с
седыми концами, горячий цвет лица и синие глаза: вот и все.
— Если заменить этот пушок на твоей губе густыми усами, бросить несколько
седых волос в
голову и немножко поставить лицо, ты был бы настоящий двойник твоего
отца. Это обещает, что ты будешь иметь недурную наружность.
Эти мысли всецело захватывают сейчас все существо девушки. Её губы невольно улыбаются при мысли о возможности доведения до конца начатого ей дела. Да, когда по окончании войны, она, даст Бог, вернется под родную кровлю, как обнимет старого
отца, как скажет, целуя его старую,
седую голову...
Соскочить с Шалого, бросить поводья подоспевшему Михако и ураганом ворваться в комнату, где сидел мой
отец в обществе высокой и величественной старухи с
седою, точно серебряною
головою и орлиным взором, было делом одной минуты.
Отец смело направился к коню и взял повод. Демон задрожал сильнее. Его карий глаз косился на человека. Весь его вид не предвещал ничего хорошего.
Отец встал перед самыми его глазами, и смотрел на него с минуту. Потом неожиданно занес ногу и очутился в
седле. Демон захрапел и ударил задними ногами. Мингрельцы выпустили повод и бросились в разные стороны. В ту же секунду конь издал страшное ржание и, сделав отчаянный скачок, сломя
голову понесся по круче вниз, в долину.
Теперь я ежедневно стерегла его возвращение из станицы, где стоял его полк. Он слезал с Шалого и сажал меня в
седло… Сначала шагом, потом все быстрее и быстрее шла подо мною лошадь, изредка потряхивая гривой и поворачивая
голову назад, как бы спрашивая шедшего за нами
отца, как ей вести себя с крошечной всадницей, вцепившейся ей в гриву.
Старушка Анна Александровна Сиротинина внимательно, изредка покачивая своей
седой головой в черном чепце, слушала рассказ своей «любимицы», как она называла Дубянскую, о ее страшном двусмысленном положении в доме Селезневых между
отцом и матерью, с одной стороны, и дочерью — с другой.
Удар Платониды Андревны минул его
седой головы; но он минул ее лишь только потому, что за терцию до этого удара две сильные руки Авенира схватили
отца сзади и бросили его на пол в то самое мгновение, когда блеснувший топор, слегка поранив плечо старика, глубоко завяз в дереве.
Отец Туберозов, высокий, плотный, сановитый мужчина с гордым и правильным лицом, с
головою, покрытою волосами густыми, словно львиная грива, и пронизанною
седыми нитями, сидел в это время за круглым столиком красного дерева. Он был в одном терновом подряснике и пил чай с принесенною им самим просфорою.