— Милый Андрей! — произнес Обломов, обнимая его. — Милая Ольга… Сергеевна! — прибавил потом,
сдержав восторг. — Вас благословил сам Бог! Боже мой! как я счастлив! Скажи же ей…
Неточные совпадения
Розанов даже до сцены с собою не допустил Ольгу Александровну. Ровно и тепло
сдержал он радостные
восторги встретившей его прислуги; спокойно повидался с женою, которая сидела за чаем и находилась в тонах; ответил спокойным поклоном на холодный поклон сидевшей здесь Рогнеды Романовны и, осведомясь у девушки о здоровье ребенка, прошел в свою комнату.
Старики грозили очами, бряцали холодным оружием, цыркали и крутили усы; молодежь едва
сдерживала бескорыстные
восторги.
Катерина что-то отвечала ему, но Ордынов не расслышал, что именно: старик не дал ей кончить; он схватил ее за руку, как бы не в силах более
сдержать всего, что теснилось в груди его. Лицо его было бледно; глаза то мутились, то вспыхивали ярким огнем; побелевшие губы дрожали, и неровным, смятенным голосом, в котором сверкал минутами какой-то странный
восторг, он сказал ей...
Тут голос его опять пресекся от волнения. Она все крепче, все теплее, горячее прижималась к нему. Он привстал с места и, уже не
сдерживая себя более, разбитый, обессиленный
восторгом, упал на колени. Рыдания судорожно, с болью прорвались, наконец, из груди его, и пробившийся прямо из сердца голос задрожал, как струна, от всей полноты неведомого
восторга и блаженства.
Яркий румянец горел на ее щеках, зеленые глаза искрились под полуопущенными ресницами, во всех чертах лица разлито выражение беспредельного счастья. Казалось, она с трудом
сдерживала охвативший ее любовный
восторг.