Неточные совпадения
Ушли все на минуту, мы с нею как есть одни остались, вдруг бросается мне на шею (сама в первый раз), обнимает меня обеими ручонками, целует и клянется, что она будет мне послушною, верною и доброю
женой, что она
сделает меня
счастливым, что она употребит всю жизнь, всякую минуту своей жизни, всем, всем пожертвует, а за все это желает иметь от меня только одно мое уважение и более мне, говорит, «ничего, ничего не надо, никаких подарков!» Согласитесь сами, что выслушать подобное признание наедине от такого шестнадцатилетнего ангельчика с краскою девичьего стыда и со слезинками энтузиазма в глазах, — согласитесь сами, оно довольно заманчиво.
Понимая дочь, княгиня даже и не претендовала на то, чтоб иметь зятя по своим мыслям, и мирилась с тем, «лишь бы он хоть
жену сделал счастливою».
— Вам грех это думать, Иван Борисыч. Вы очень хорошо знаете, что мое единственное желание, чтобы Мари была вашей
женой. Может быть, нет дня, в который бы я не молила об этом бога со слезами. Я знаю, что вы
сделаете ее
счастливой. Но что мне
делать? Она еще так молода, что боится одной мысли быть чьей-либо
женой.
В ответ на это от Вишневского следовали комплименты
жене, с повторением полного доверия к ее вкусу, и затем Степан Иванович вскоре возвращался под семейный кров. Его ждали, разумеется, тимпаны и лики, ласки и восклицания, и телец упитанный, и все, все, что было нужно, чтобы
сделать его
счастливым, как он желал и как это могла устроить его нежная-пренежная
жена, которая имела несчастие из живой и очень милой женщины стать „навек не человек“.
Лучше, чем все, чем даже
жена его, он знал цену этой смешной и маленькой опытности, обманчивому спокойствию, которое после каждого
счастливого возвращения на землю точно отнимало память о прежних чужих несчастьях и
делало близких людей излишне уверенными, излишне спокойными, — пожалуй, даже жестокими немного; но был он человек мужественный и не хотел думать о том, что расслабляет волю и у короткой жизни отнимает последний ее смысл.
Ласковое обхождение Тении с людьми
делало эту женщину приятною для всех, кто ее знал, и все аскалонские граждане, которым было известно это супружество, считали их за людей, достойных уважения, и притом почитали Фалалея-морехода человеком необыкновенно
счастливым через то, что он имел
жену, исполненную всех телесных и душевных изяществ.