Неточные совпадения
Прежде (это началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался
сделать что-нибудь такое, что
сделало бы добро
для всех,
для человечества,
для России,
для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться жизнью
для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не
делать, — даже
для того великого будущего
человечества, работать на которого приглашали господина Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы
сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший
человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов
для завершения башни, что не
для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий
человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный
для хранения тайны,
для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с тем чтобы
сделать их счастливыми.
Однако философские открытия, которые я
делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим
для блага всего
человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и движение.
Начальствующие, возбуждавшие, содействовавшие делу и распоряжавшиеся им, скажут, что
делают то, что
делают, потому, что такие дела необходимы
для поддержания существующего порядка; поддержание же существующего порядка необходимо
для блага отечества,
человечества,
для возможности общественной жизни и движения прогресса.
Всё, что мы можем знать, это то, что мы, составляющие
человечество, должны
делать и чего должны не
делать для того, чтобы наступило это царство божие. А это мы все знаем. И стоит только каждому начать
делать то, что мы должны
делать, и перестать
делать то, чего мы не должны
делать, стоит только каждому из нас жить всем тем светом, который есть в нас,
для того, чтобы тотчас же наступило то обещанное царство божие, к которому влечется сердце каждого человека.
— Ваше письмо! — взвизгнул Фома, мгновенно воспламеняясь, как будто именно ждал этой минуты
для взрыва. — Ваше письмо! Вот оно, ваше письмо! вот оно! Я рву это письмо, я плюю на это письмо! я топчу ногами своими ваше письмо и исполняю тем священнейший долг
человечества! Вот что я
делаю, если вы силой принуждаете меня к объяснениям! Видите! видите! видите!..
Быть избранником, служить вечной правде, стоять в ряду тех, которые на несколько тысяч лет раньше
сделают человечество достойным царствия божия, то есть избавят людей от нескольких лишних тысяч лет борьбы, греха и страданий, отдать идее все — молодость, силы, здоровье, быть готовым умереть
для общего блага, — какой высокий, какой счастливый удел!
Когда бы люди захотели, вместо того чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того чтобы освобождать
человечество, себя освобождать, — как много бы они
сделали для спасения мира и
для освобождения
человечества!
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем божество и
человечество, таинственным и
для ума непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и
делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную
для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
То же и с Левиным. «Прежде, когда он старался
сделать что-нибудь такое, что
сделало бы добро
для всех,
для человечества, он замечал, что мысли об этом были приятны, но самая деятельность всегда бывала нескладная; теперь же, когда он стал более и более ограничиваться жизнью
для себя, он чувствовал уверенность, что дело его необходимо и что оно все становится больше и больше».
Церковь Петрова, церковь религиозной опеки малых сих, религиозного водительства младенцев, за которых вечно боязно, уже
сделала свое дело в мире и сохранила христианскую святыню
для широких народных масс до последних, зрелых времен
человечества.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется
сделать что-то
для человечества», — говорил он себе в минуты гордости.
Надо бы исписать десять листов,
для того чтобы перечислить все те упреки, которые
делают ему историки на основании того знания блага
человечества, которым они обладают.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся — тогда всё будет возможно
для ордена, который втайне успел уже
сделать многое ко благу
человечества».
Учение Христа о труде и плодах его выражено в рассказе о насыщении 5 и 7 тысяч двумя рыбами и пятью хлебами.
Человечество будет иметь высшее доступное ему благо на земле, когда люди не будут стараться поглотить и потребить всё каждый
для себя, но когда они будут
делать, как научил их Христос на берегу моря.