Неточные совпадения
— Я к
игумену прошлого года во
святую пятидесятницу восходил, а с тех пор и не был. Видел, у которого на персях сидит, под рясу прячется, токмо рожки выглядывают; у которого из кармана высматривает, глаза быстрые, меня-то боится; у которого во чреве поселился, в самом нечистом брюхе его, а у некоего так на шее висит, уцепился, так и носит, а его не видит.
Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил
игумен Братского монастыря, — он, жена,
святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около Божией светлицы.
— Все ли ты поведал мне? — сказал
игумен. — Не тяготит ли еще что-нибудь душу твою? Не помыслил ли ты чего на царя? Не задумал ли ты чего над
святою Русью?
Старуха обошла свои покои вместе с
игуменом Моисеем и попросила окропить их
святою водою, чтоб и духу от недавней нечисти не осталось.
— Прости,
святой отец!.. Вконец меня испортил проклятый дьячок… Прости,
игумен… Из ума выступил… осатанел…
Благоуветливые иноки только качали головами и в свою очередь рассказали, как из монастыря пропал воевода, которого тоже никак не могли найти. Теперь уж совсем на глаза не показывайся
игумену: разнесет он в крохи благоуветливую монашескую братию, да и обительских сестер тоже. Тужат монахи, а у
святых ворот слепой Брехун ведет переговоры со служкой-вратарем.
— Имею большую причину от
игумена Моисея, — жаловался дьячок Арефа товарищам по несчастью. — Нещадно он бил меня шелепами [Шелепы — мешки с песком. (Прим. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)]… А еще измором морил на всякой своей монастырской работе. Яко лев рыкающий, забрался в нашу
святую обитель… Новшества везде завел, с огнепальною яростию работы египетские вменил… Лютует над своею монастырскою братией и над крестьянами.
А народ при встрече косится на меня: обрыдла, противна и враждебна мужикам чёрная одежда захребетников. А снять мне её нельзя: паспорт мой просрочен, но
игумен надпись сделал на нём, удостоверил, что я послушник Савватеевской обители и ушёл для посещения
святых мест.
Игумен ждал с нетерпением оправдания, ободрял его взглядом, улыбкой; и каково же было удивление старика, когда Феодор, преклоняя колена, трепещущий, прерывающимся голосом от слез едва произнес: «Прости, отец
святой, прости… я обманул тебя, ужасно обманул».
Но вот обедня отошла;
Гудят, ревут колокола;
Вот слышно пенье — из дверей
Мелькает длинный ряд свечей;
Вослед игумену-отцу
Монахи сходят по крыльцу
И прямо в трапезу идут:
Там грозный суд, последний суд
Произнесет отец
святойНад бедной грешной головой!
— Не дошел до него, — отвечал тот. — Дорогой узнал, что монастырь наш закрыли, а
игумен Аркадий за Дунай к некрасовцам перебрался… Еще сведал я, что тем временем, как проживал я в Беловодье, наши сыскали митрополита и водворили его в австрийских пределах. Побрел я туда. С немалым трудом и с большою опаской перевели меня христолюбцы за рубеж австрийский, и сподобил меня Господь узреть недостойными очами
святую митрополию Белой Криницы во всей ее славе.
— Ох ты, любезненькой мой! — восклицал
игумен. — Какой ты, право! Уж куда тебе у нашего брата, убогого чернца, учиться. Это ты так только ради любви говоришь… Конечно, живем под
святым покровом Владычицы, нужды по милости христолюбцев, наших благодетелей, не терпим, а чтоб учиться тебе у нас хозяйствовать, это ты напрасно слово молвил.
— В пути и в морском плавании
святые отцы пост разрешали, — молвил
игумен. — Благослови рыбку приготовить, — прибавил он, понизив голос. — А рыбка по милости Господней хорошая: осетринки найдется и белужинки.
— Говорю тебе, что
святые отцы в пути сущим и в море плавающим пост разрешали, — настаивал
игумен. — Хочешь, в книгах покажу?.. Да что тут толковать, касатик ты мой, со своим уставом в чужой монастырь не ходят… Твори, брате, послушание!
Долго говорил
игумен. Затем повел он гостя в церковь, где отправлено было молебное пение. Служил сам отец Тарасий, иноки пели тихо и стройно единоверческим напевом. Приезжий из Петербурга в подробности осмотрел церковь, хвалил ее чистоту и убранство, особенно
святые иконы.
Григорий Александрович зашел к
игумену и испросил у него разрешения погостить под кровлей
святой обители.
Пошел ты из своей родины, изо Твери, от
святого Спаса златоверхого, с его милостью, от великого князя Михаилы Борисовича и от владыки Геннадия; потом поплыл Волгою, в Калязине взял благословение у
игумена Макария; в Нижнем Новгороде ждал татарского посла, что ехал восвояси от нашего великого князя Ивана с кречетами; тут же пристали к вам наши русские, что шли по-твоему в дальнюю сторону, и с ними потянул ты Волгою.