Неточные совпадения
У него был
свой сын, Андрей, почти одних лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно с завязанными глазами или ушами да плакал все втихомолку о том, что живет не у бабушки, а в
чужом доме,
среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.
И везде,
среди этой горячей артистической жизни, он не изменял
своей семье,
своей группе, не врастал в
чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в
свою Малиновку…
Был рассвет, с ясным, детски-чистым небом и неподвижным прохладным воздухом. Деревья, влажные, окутанные чуть видным паром, молчаливо просыпались от
своих темных, загадочных ночных снов. И когда Ромашов, идя домой, глядел на них, и на небо, и на мокрую, седую от росы траву, то он чувствовал себя низеньким, гадким, уродливым и бесконечно
чужим среди этой невинной прелести утра, улыбавшегося спросонок.
Уже не в первый раз за полтора года
своей офицерской службы испытывал он это мучительное сознание
своего одиночества и затерянности
среди чужих, недоброжелательных или равнодушных людей, — это тоскливое чувство незнания, куда девать сегодняшний вечер.
Вдруг
среди общей свалки сделалось колебанье. Дюжий Митька буравил толпу и лез прямо на Хомяка, валяя без разбору и
чужих и
своих. Митька узнал похитителя невесты. Подняв обеими руками дубину, он грянул ею в
своего недруга. Хомяк отшатнулся, удар пал в конскую голову, конь покатился мертвый, дубина переломилась.
Кроме того, что в тепле,
среди яркого солнца, когда слышишь и ощущаешь всей душою, всем существом
своим воскресающую вокруг себя с необъятной силой природу, еще тяжеле становится запертая тюрьма, конвой и
чужая воля; кроме того, в это весеннее время по Сибири и по всей России с первым жаворонком начинается бродяжество: бегут божьи люди из острогов и спасаются в лесах.
Что же засим? — герой этой, долго утолявшей читателя повести умер, и умер, как жил,
среди странных неожиданностей русской жизни, так незаслуженно несущей покор в однообразии, — пора кончить и самую повесть с пожеланием всем ее прочитавшим — силы, терпения и любви к родине, с полным упованием, что пусть, по пословице «велика растет
чужая земля
своей похвальбой, а наша крепка станет
своею хайкою».
— Тысячи женщин до тебя, о моя прекрасная, задавали
своим милым этот вопрос, и сотни веков после тебя они будут спрашивать об этом
своих милых. Три вещи есть в мире, непонятные для меня, и четвертую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на скале, корабля
среди моря и путь мужчины к сердцу женщины. Это не моя мудрость, Суламифь, это слова Агура, сына Иакеева, слышанные от него учениками. Но почтим и
чужую мудрость.
Ей, рожденной
среди молний и громовых ударов отчаянного боя католицизма и Реформации, ей, вступившей в отрочество
среди молний и громовых ударов другой борьбы, не годились
чужие платья: у ней были выработаны
свои.
Но что могло заставить их
Покинуть прах отцов
своихИ добровольное изгнанье
Искать
среди пустынь
чужих?
Чем более поддавался Хвалынцев этим мыслям, тем все смутнее и тяжелее становилось ему, и он вдруг как-то почувствовал себя одиноким,
чужим, лишним
среди этой толпы товарищей, отторгнутым от нее членом, вследствие какого-то тайного, неведомого, высшего приговора. Ему стало очень горько и больно; досада, и злость, и сознание
своего бессилия еще пуще стали сжимать и щемить его душу.
Голос девочки дрожал искренним чувством. Она была вполне чистосердечна, эта маленькая рыженькая Перская с ее восхищенными глазками и восторженной душой. Она была восторженна, а я одинока в этом большом темном дортуаре
среди чужих мне по духу тридцати девочек. Другого выбора не было, и потому, отчасти, не желая оскорбить вполне сочувствующую мне девочку, отчасти, признавая
свое одиночество, я протянула ей руку со словами...
— Христос с тобой, матушка! Поживешь
среди чужих-то, так и
свое дороже покажется, — сказала она, крестя
свою питомицу дрожащей старческой рукой. — Мамашу, смотри, радуй ученьем да поведеньем хорошим, да и меня, старуху, заодно!
Хоть и
чужой ей был народ,
среди которого она жила, она успела полюбить его. И теперь только стала раздумывать королева, как мало заботилась она о том народе, который так доверчиво просил ее остаться царствовать в стране после смерти ее мужа. Только теперь вспомнила, что сама никогда не спрашивала у народа, счастлив ли он, доволен ли, и во всем верила
своим сановникам. Неужели же ей последовать теперь советам этих сановников и идти с мечом на тех, которые ее хотели иметь
своей королевой?
Мигурские были счастливы тем, что, направив всю силу
своей любви друг на друга, они испытывали
среди чужих людей чувство двух заблудившихся зимой, замерзающих и отогревающих друг друга.