— А для народа я еще могу принести пользу как
свидетель преступления… Вот, поглядите на меня… мне двадцать восемь лет, но — помираю! А десять лет назад я без натуги поднимал на плечи по двенадцати пудов, — ничего! С таким здоровьем, думал я, лет семьдесят пройду, не спотыкнусь. А прожил десять — больше не могу. Обокрали меня хозяева, сорок лет жизни ограбили, сорок лет!
Неточные совпадения
Началось предварительное следствие с допросов обвиняемого и
свидетелей. Было осмотрено место
преступления и вещественные доказательства. Виктор Васильич отвечал на все вопросы твердо и уверенно,
свидетели путались и перебивали друг друга. Привалов тоже был допрошен в числе других и опять ушел на сцену, чтобы подождать Nicolas Веревкина.
Прокурор же вывел лишь одно заключение, что соскакивал человек, «в такой момент и в таком волнении», лишь для того только, чтобы наверное убедиться: жив или нет единственный
свидетель его
преступления.
С этого процесса господин Ракитин в первый раз заявил себя и стал заметен; прокурор знал, что
свидетель готовит в журнал статью о настоящем
преступлении и потом уже в речи своей (что увидим ниже) цитовал несколько мыслей из статьи, значит, уже был с нею знаком.
Когда подписан был протокол, Николай Парфенович торжественно обратился к обвиняемому и прочел ему «Постановление», гласившее, что такого-то года и такого-то дня, там-то, судебный следователь такого-то окружного суда, допросив такого-то (то есть Митю) в качестве обвиняемого в том-то и в том-то (все вины были тщательно прописаны) и принимая во внимание, что обвиняемый, не признавая себя виновным во взводимых на него
преступлениях, ничего в оправдание свое не представил, а между тем
свидетели (такие-то) и обстоятельства (такие-то) его вполне уличают, руководствуясь такими-то и такими-то статьями «Уложения о наказаниях» и т. д., постановил: для пресечения такому-то (Мите) способов уклониться от следствия и суда, заключить его в такой-то тюремный замок, о чем обвиняемому объявить, а копию сего постановления товарищу прокурора сообщить и т. д., и т. д.
Как за последний якорь спасения, доктор хватался за святую науку, где его интересовала больше всего психиатрия, но здесь он буквально приходил в ужас, потому что в самом себе находил яркую картину всех ненормальных психических процессов. Наука являлась для него чем-то вроде обвинительного акта. Он бросил книги и спрятал их как можно дальше, как преступник избывает самых опасных
свидетелей своего
преступления.
Наказания за важные
преступления определяются приморским окружным судом, который решает дела по одним лишь бумагам, не допрашивая подсудимых и
свидетелей.
— Этого надо было ожидать, — сказал он так значительно, что, должно быть, сам поверил своим словам. — Элиас Бутлер, сознавшийся при
свидетелях, садитесь и изложите, как было совершено
преступление.
Я вижу, что
преступление, совершенное в минуту моей смерти, не должно остаться бесследным. Теперь уже идет дело о другом, более тяжелом
преступлении, и кто знает, быть может, невдолге этот самый Андрей… Не потребуется ли устранить и его, как
свидетеля и участника совершенных злодеяний? А там Кузьму, Ивана, Петра? Душа моя с негодованием отвращается от этого зрелища и спешит оставить кабинет Прокопа, чтобы направить полет свой в людскую.
Под впечатлением вкравшегося в душу земского заседателя сильного сомнения в виновности Егора Никифорова, он снова передопросил всех
свидетелей, видевших его около места
преступления, допросил и мельника, у которого был обвиняемый, по его собственному показанию, вечером, накануне того дня, когда найден труп убитого, и затем, только еще раз перечитав произведенное им следствие, относительно несколько успокоился — улики были слишком подавляющи, чтобы сомневаться в виновности арестанта.
Киноваров-Жучок не ожидал нового
свидетеля его
преступлений, побледнев и затрясся, но вдруг в каком-то исступлении произнес...
Несмотря на продолжительность следствия,
преступления эти остались не обнаруженными земным правосудием, тем более, что единственный
свидетель, который мог бы пролить на эти дела некоторый свет — Кузьма Терентьев не был допрошен.
Хмелевский уже создал в своем уме целую картину совершенного
преступления и бесповоротно решил, что убийца никто иной как «охотник», «муж Арины», как называли
свидетели Егора Никифорова.
Он остановился выждать этого непрошенного
свидетеля быть может всей его преступной работы. В голове его уже возник план нового
преступления, как вдруг на более близком расстоянии он разглядел лицо женщины.
Значит, здесь, в Петербурге, есть
свидетель его
преступления. Он сам, даже в то время, когда был уверен, что ребенок княгини не его, чувствовал, что с точки зрения общества его поступок не может называться иным именем. Теперь же, когда сомнение в принадлежности ребенка ему, в невиновности княгини стало даже для него вероятным, а минутами даже вопрос этот для него же стоял уже вне всякого сомнения, преступность совершенного им была очевидна.