Потом бежал на Волгу, садился на обрыв или
сбегал к реке, ложился на песок, смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой в кустах, и глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
Неточные совпадения
— Было уже со мной это — неужто не помнишь? Строго-настрого запретила я в ту пору, чтоб и не пахло в доме вином. Только пришло мое время, я кричу: вина! — а мне не дают. Так я из окна ночью выпрыгнула, убежала
к Троице, да целый день там в одной рубашке и чуделесила, покуда меня не связали да домой не привезли. Нет, видно, мне с тем и умереть. Того гляди,
сбегу опять ночью да где-нибудь либо в
реке утоплюсь, либо в канаве закоченею.
…В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них
сбегают широкие каменные лестницы. Скоро они омоются новыми волнами: Волга с каждым днем приближается
к Москве.
Когда подъедешь, бывало,
к болоту или весеннему разливу около
реки, то совершенно потеряешься: по краям стоят, ходят и
бегают различные породы куликов и куличков.
Лишившись жены, Петр Михайлыч не в состоянии был расстаться с Настенькой и вырастил ее дома. Ребенком она была страшная шалунья: целые дни
бегала в саду, рылась в песке, загорала, как только может загореть брюнеточка, прикармливала с
реки гусей и
бегала даже с мещанскими мальчиками в лошадки. Ходившая каждый день на двор
к Петру Михайлычу нищая, встречая ее, всегда говорила...
Народ все строгий: наблюдают, как она сядет, да как пройдет, как встанет; а у Катерины Львовны характер был пылкий, и, живя девушкой в бедности, она привыкла
к простоте и свободе:
пробежать бы с ведрами на
реку да покупаться бы в рубашке под пристанью или обсыпать через калитку прохожего молодца подсолнечною лузгою; а тут все иначе.
Пускай слыву я старовером,
Мне всё равно — я даже рад:
Пишу Онегина размером;
Пою, друзья, на старый лад.
Прошу послушать эту сказку!
Ее нежданую развязку
Одобрите, быть может, вы
Склоненьем легким головы.
Обычай древний наблюдая,
Мы благодетельным вином
Стихи негладкие запьем,
И
пробегут они, хромая,
За мирною своей семьей
К реке забвенья на покой.
Когда я очнулся, была все еще глухая ночь, но Ат-Даван весь опять жил, сиял и двигался. Со двора несся звон, хлопали двери,
бегали ямщики, фыркали и стучали копытами по скрипучему снегу быстро проводимые под стенами лошади, тревожно звенели дуги с колокольцами, и все это каким-то шумным потоком стремилось со станции
к реке.
По распадкам между отрогами
сбегает к морю несколько горных ручьев; наибольший из них называется Тахала.
Река Ботчи была недалеко. Там, где она впадает в море, береговая линия немного вдается в сушу, и если бы не мыс Крестовоздвиженский, то никакой здесь бухты не было бы совсем. Это небольшое углубление берега носит название бухты Гроссевича.
— На
реку? Но ведь там он может утонуть. — И вне себя от ужаса и отчаяния, я бросаюсь стрелою со сцены, одним духом
пробегаю сад, вылетаю в поле и мчусь
к реке. Там Матреша, весело переговариваясь с другими женщинами, полощет на мостках детские рубашечки моего сына.
Самая
река смутно шлет
к северу свои желтоватые воды; изредка
пробежит по ним торговое судно или плот с лесом, или мелькнет рыбачья лодка.