Неточные совпадения
Самгин слушал изумленно, следя за игрой лица Елены. Подкрашенное лицо ее густо покраснело, до того густо, что обнаружился слой пудры, шея тоже налилась
кровью, и
кровь, видимо, душила Елену, она нервно и странно дергала головой, пальцы рук ее, блестя камнями колец, растягивали щипчики для
сахара. Самгин никогда не видел ее до такой степени озлобленной, взволнованной и, сидя рядом с нею, согнулся, прятал голову свою
в плечи, спрашивал себя...
Удовольствие мое переменилося
в равное негодование с тем, какое ощущаю, ходя
в летнее время по таможенной пристани, взирая на корабли, привозящие к нам избытки Америки и драгие ее произращения, как-то:
сахар, кофе, краски и другие, не осушившиеся еще от пота, слез и
крови, их омывших при их возделании.
Он питался, кажется, только собственными ногтями, объедая их до
крови, день и ночь что-то чертил, вычислял и непрерывно кашлял глухо бухающими звуками. Проститутки боялись его, считая безумным, но, из жалости, подкладывали к его двери хлеб, чай и
сахар, он поднимал с пола свертки и уносил к себе, всхрапывая, как усталая лошадь. Если же они забывали или не могли почему-либо принести ему свои дары, он, открывая дверь, хрипел
в коридор...
Сидела она откинувшись на спинку стула, помешивая ложкой чай
в маленькой синей чашке, куда насыпала кусков пять
сахара. Белая кофта раскрылась, показывая большую, добротную грудь
в синих жилках, туго налитых
кровью. Сборное лицо ее было сонно или задумчиво, губы по-детски распущены.
Как утка переваливаясь, толстая работница Матрена втащила ведерный самовар и поставила его на прибранный Настей и Парашей стол. Семья уселась чайничать. Позвали и канонницу Евпраксию. Пили чай с изюмом, потому что сочельник, а
сахар скоромен:
в него-де
кровь бычачью кладут.
— Эй, Оноприйку! Шануй своего отца, бо ты видишь, как мы за его
кровь сколько получаем и можем чай пить, когда у других и к мяте
сахару нет. — Так мы и жили во всякой богу благодарности, и как родители мои были набожные, то и я был отведен материю моею
в семилетнем возрасте на дух к попу! А поп у нас тогда был Маркел, Прокопов зять, — бо Прокоп помер, — и был той Маркел страшенный хозяин и превеликий хитрец, и он с предумыслом спросил у меня...
Король все Богу молился альбо
в бане сидел, барсуковым салом крестец ему для полировки
крови дежурные девушки терли. Пиров не давал, на охоту не ездил. Королеву раз
в сутки
в белый лоб поцелует, рукой махнет, да и прочь пойдет. Короче сказать, никакого королеве удовольствия не было. Одно только оставалось — сладко попить-поесть. Паек ей шел королевский полный, что хошь, то и заказывай. Хоть три куска
сахару в чай клади, отказу нет.