Неточные совпадения
Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты, но
любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал
рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница в Москве.]
[Миннезингеры, трубадуры — средневековые поэты-певцы, принадлежавшие к
рыцарскому сословию и воспевавшие преимущественно
любовь.]
Во имя этой
любви, во имя припадания к лону матери отвергалось в России
рыцарское начало.
Душа средневековья — чувство покорности Господу,
рыцарская верность Богу, Христу и Деве Марии — предметам
любви.
Поэту хотелось, кажется, совокупить в один чрезвычайный образ все огромное понятие средневековой
рыцарской платонической
любви какого-нибудь чистого и высокого рыцаря; разумеется, всё это идеал.
— Как же просто? — воскликнул Калинович. — Это уж какая-то чересчур
рыцарская и донкихотская
любовь, не имеющая ни плоти, ни формы.
Тут и гусарская неотразимая победоносность, и
рыцарское преклонение перед женщиной, для которой он готов на любую глупость, вплоть до смерти, и игривое лукавство, и каскады преувеличенных комплиментов, и жестокая гибель всем его соперникам, и легкомысленное обещание
любви до гробовой доски или по крайней мере на сутки.
И в это время поет человек великие подвиги, уже не сказочные, но все еще принадлежащие более миру фантазии, нежели действительности; в это время являются песни славы и
любви; трубадуры и менестрели украшают
рыцарские пиры, барды и баяны сопровождают героев в их походах.
Жениху считали под пятьдесят, но он был свеж, румян и статен, к тому ж оберстер, ждал с часу на час генеральства, которое едва ли не равнялось с контурством [Контурство (комтурство) — область, передававшаяся особому члену духовно-рыцарского ордена, комтуру, в управление.]; страдал, резался за нее несколько лет и, вероятно, оттого и состарился, что слишком подвизался в трудах за нее; вдобавок, оставленный с Аделаидой наедине, объяснился ей в
любви с коленопреклонением, как следует благородному рыцарю.
Успокоившийся мало-помалу Николай Леопольдович просидел еще около получаса с княгиней, рассыпаясь перед ней в благодарности и признаниях в вечной страстной
любви и, наконец, уехал, совершено обворожив ее своим
рыцарским благородством и чувствами.