Блоки визжали и скрипели, гремели цепи, напрягаясь под тяжестью, вдруг повисшей на них, рабочие, упершись грудями в
ручки ворота, рычали, тяжело топали по палубе. Между барж с шумом плескались волны, как бы не желая уступать людям свою добычу. Всюду вокруг Фомы натягивались и дрожали напряженно цепи и канаты, они куда-то ползли по палубе мимо его ног, как огромные серые черви, поднимались вверх, звено за звеном, с лязгом падали оттуда, а оглушительный рев рабочих покрывал собой все звуки.
Неточные совпадения
Досада ли на то, что вот не удалась задуманная назавтра сходка с своим братом в неприглядном тулупе, опоясанном кушаком, где-нибудь во царевом кабаке, или уже завязалась в новом месте какая зазнобушка сердечная и приходится оставлять вечернее стоянье у
ворот и политичное держанье за белы
ручки в тот час, как нахлобучиваются на город сумерки, детина в красной рубахе бренчит на балалайке перед дворовой челядью и плетет тихие речи разночинный отработавшийся народ?
Петр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошел к
ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся под
воротами.
Самгин дернул
ручку звонка у
ворот и — вздрогнул: колокол — велик и чуток, он дал четыре удара, слишком сильных для этой замороженной тишины.
Красавина. Мы лучше его отпустим. Ты ступай! Поцелуй
ручку и ступай! Так прямо, из калитки в
ворота, никто тебя не тронет.
Дойдя до
ворот своего дома и уже взявшись за
ручку звонка, он остановился.
— Я тоже, — отвечал доктор, пожав у
ворот ее
ручку.
Дома нету никого,
Полезай, милый, в окно!
Милый
ручку протянул,
Казак плеткой стеганул.
На то сени, на то двери,
На то новы
ворота.
Откуда-то из-за бунта товара вывернулся таможенный сторож, темно-зеленый, пыльный и воинственно-прямой. Он загородил дорогу Челкашу, встав перед ним в вызывающей позе, схватившись левой рукой за
ручку кортика, а правой пытаясь взять Челкаша за
ворот.
Мне, собственно, не хотелось останавливаться у ней, но деваться было некуда; «не больно у нас фатер-то припасено», как говорил мне в прошлый раз старик на земской станции, значит все равно не миновать; домик Фатевны не изменился за год ни на одну иоту, и сама Фатевна встретила меня у
ворот, как в прошлый раз, так же заслонила
ручкой глаза от солнца и так же улыбнулась: дескать, милости просим.
— Айда прочь! — сказал он веселым голосом, дохнув на меня густою струей перегара и размахивая короткой
ручкой, — эта рука со сжатым кулаком тоже напоминала шампанскую бутылку с пробкой в горле. Я повернулся спиною к нему и не торопясь пошел к
воротам.
Вскоре без шума отворились
ворота; будто из земли выступил маленький человечек, остриженный в кружок, в крашенинном халате, и впился в
ручку Прасковьи Михайловны.
Соскользнул он на мощеные плиты, кровь из-за бешмета черной рекой бежит, глаза, как у мертвого орла, темная мгла завела… Зашатался князь Удал, гостей словно ночной ветер закружил… Спешит с кровли Тамара, а белая
ручка все крепче к
вороту прижимается. Не успел дядя ейный, князь Чагадаев, на руку ее деликатно принять, — пала как свеча к жениховым ногам.
Влетает, стало быть, карабахский конь, верный товарищ, к князю Удалу на широкий двор, заливисто ржет, серебряной подковой о кремень чешет: привез дорогого гостя, примайте! А пир, хочь час и поздний, в полном разгаре. Бросились гости навстречу, князь Удал с крыльца поспешает, широкие рукава закинул… Тамара на крыше белую
ручку к
вороту прижала, — не след княжеской невесте к жениху первой бежать, не такого она воспитания.