Фази еще в 1849 году обещал меня натурализировать в Женеве, но все оттягивал дело; может, ему просто не хотелось прибавить мною число социалистов в своем кантоне. Мне это надоело, приходилось переживать черное время, последние стены покривились, могли
рухнуть на голову, долго ли до беды… Карл Фогт предложил мне списаться о моей натурализации с Ю. Шаллером, который был тогда президентом Фрибургского кантона и главою тамошней радикальной партии.
Неточные совпадения
Только что пан окровавленный
Пал
головой на седло,
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.
Ваза покачнулась, сначала как бы в нерешимости: упасть ли
на голову которому-нибудь из старичков, но вдруг склонилась в противоположную сторону, в сторону едва отскочившего в ужасе немчика, и
рухнула на пол.
— Наступит день, когда рабочие всех стран поднимут
головы и твердо скажут — довольно! Мы не хотим более этой жизни! — уверенно звучал голос Софьи. — Тогда
рухнет призрачная сила сильных своей жадностью; уйдет земля из-под ног их и не
на что будет опереться им…
Там, снаружи,
на меня налетел ветер. Крутил, свистел, сек. Но мне только еще веселее. Вопи, вой — все равно: теперь тебе уже не свалить стен. И над
головой рушатся чугунно-летучие тучи — пусть: вам не затемнить солнца — мы навеки приковали его цепью к зениту — мы, Иисусы Навины.
Сидели они высоко,
на какой-то полке, точно два петуха, их окружал угрюмый, скучающий народ, а ещё выше их собралась молодёжь и кричала, топала, возилась. Дерево сидений скрипело, трещало, и Кожемякин со страхом ждал, что вот всё это развалится и
рухнет вниз, где правильными рядами расположились спокойные, солидные люди и, сверкая
голыми до плеч руками, женщины обмахивали свои красные лица.
Через
голову убитой лошади
рухнул офицер, а стражники закружились
на своих конях, словно танцуя, и молодецки гикнули в сторону: открыли пачками стрельбу солдаты. «Умницы! Молодцы, сами догадались!» — восторженно, почти плача, думал офицер, над которым летели пули, и не чувствовал как будто адской боли от сломанной ноги и ключицы, или сама эта боль и была восторгом.
— Молли, да не та! — вскричал я злорадно,
рухнув ниц и со всей силой ударив его
головой между ног, в самом низу — прием вдохновения. Он завопил и свалился через меня. Я
на бегу разорвал пояс юбки и выскочил из нее, потом, отбежав, стал трясти ею, как трофеем.
Сказав так, он соединился с Эстампом, и они, сойдя
на землю, исчезли влево, а я поднял глаза
на Тома и увидел косматое лицо с огромной звериной пастью, смотревшее
на меня с двойной высоты моего роста, склонив огромную
голову. Он подбоченился. Его плечи закрыли горизонт. Казалось, он
рухнет и раздавит меня.
Арефа стоял и не мог произнести ни одного слова, точно все происходило во сне. Сначала его отковали от железного прута, а потом сняли наручни. Охоня догадалась и толкнула отца, чтобы падал воеводе в ноги. Арефа
рухнул всем телом и припал
головой к земле, так что его дьячковские косички поднялись хвостиками вверх, что вызвало смех выскочивших
на крыльцо судейских писчиков.
Все сомнения
рушились: Бахтиаров сидел
на диване рядом с Юлией, которая одною рукой, опирающейся
на стол, поддерживала свою
голову, а другою держала затянутую в перчатку руку льва.
Набирает воздуху —
голову и грудь подымет кверху, рот раскроет, а как выпустит воздух, так весь и
рухнет опять
на стол.
В ту же минуту деревянная балюстрада
рухнула и разлетелась
на тысячу мелких кусков под мощной рукой. Царственная десница высоко взмахнула тяжелым скипетром над моей
головой…
Он стал в тупик. Эта простая мысль не приходила ему в
голову. Он почувствовал, что у него из под ног ускользает почва. Задуманный план
рушился. Он глядел
на ее с видом утопающего, которому не за что ухватиться. Она поняла его.
Курицын, получив роковые обломки, вышел. Любомудр того времени, смотря
на них, покачал
головой и подумал: «Так
рушится сильная соперница Москвы!»
«Все умерли!» — мелькает последняя мысль. Он выбегает за околицу
на широкую торную дорогу. Над
головой его черная клубящаяся туча бросает вперед три длинные отростка, как три хищно загнутых когтя; сзади что-то глухо и грозно рокочет — в самых основах своих
рушится мир.