Нигде на Западе не существовала в такой своеобразной форме проблема «интеллигенция и народ», которой посвящено все
русское мышление второй половины XIX века, ибо на Западе в сущности не было ни «интеллигенции», ни «народа» в русском смысле слова.
Неточные совпадения
— У нас удивительно много людей, которые, приняв чужую мысль, не могут, даже как будто боятся проверить ее, внести поправки от себя, а, наоборот, стремятся только выпрямить ее, заострить и вынести за пределы логики, за границы возможного. Вообще мне кажется, что
мышление для
русского человека — нечто непривычное и даже пугающее, хотя соблазнительное. Это неумение владеть разумом у одних вызывает страх пред ним, вражду к нему, у других — рабское подчинение его игре, — игре, весьма часто развращающей людей.
И
мышление русских революционеров всегда протекало в атмосфере душевности, а не духовности.
Главное достоинство Павлова состояло в необычайной ясности изложения, — ясности, нисколько не терявшей всей глубины немецкого
мышления, молодые философы приняли, напротив, какой-то условный язык, они не переводили на
русское, а перекладывали целиком, да еще, для большей легкости, оставляя все латинские слова in crudo, [в нетронутом виде (лат.).] давая им православные окончания и семь
русских падежей.
И вместе с тем я чувствовал, что в моем
мышлении есть что-то вполне
русское и что многое в нем чуждо и мало понятно западным людям.
Принес также
русскую критику рационализма, изначальную
русскую экзистенциальность
мышления.
Я обыкновенно вторгался как представитель иного мира, хотя я, может быть, более других
русских усвоил себе характер французского
мышления.
В его
мышлении есть что-то не
русское.
Хвостиков поставлен был в затруднительное положение. Долгов действительно говорил ему, что он намерен писать о драме вообще и драме
русской в особенности, желая в статье своей доказать… — Но что такое доказать, — граф совершенно не понял. Он был не склонен к чересчур отвлеченному
мышлению, а Долгов в этой беседе занесся в самые высшие философско-исторические и философско-эстетические сферы.
Здесь еще видна некоторая уклончивость; тон этого стихотворения напоминает тон
русского мужичка, когда он с лукавым простодушием говорит: «Где нам!.. Мы люди темные». Кольцов в этих стихах как будто бы хочет сказать, что он и приниматься не хочет за рассуждения, что он и знать не хочет вопросов, над которыми люди трудятся. Тут еще видно пренебрежение вообще к
мышлению философскому.
Это огромное дитя, всегда воспламененное самыми крайними и революционными идеями,
русский фантазер, неспособный к методическому
мышлению и дисциплине, что-то вроде Стеньки Разина
русского барства.
Русскому интеллигентскому полупросвещению всякая закономерность в природной и общественной жизни представляется довольно-таки «буржуазной» и для революционного, пролетарского
мышления необязательной.
Конечно, в
русской революции происходит столкновение и борьба «социалистических» интересов трудящихся масс с «буржуазными» интересами классов имущих; конечно, обнаруживается в ней борьба типа
мышления «социалистического» с типом
мышления «буржуазного».
По сравнению с этой основной противоположностью, обнаружившейся в стихии
русской революции, совершенно меркнут все остальные противоположности, которыми так занято привычное
мышление.