И чем ближе вы подъезжаете к Троицкому посаду и к Москве, этому средоточию
русской святыни, тем более убеждаетесь, что немец совсем не перелетная птица в этих местах, что он не на шутку задумал здесь утвердиться, что он устроивается прочно и надолго и верною рукой раскидывает мрежи, в которых суждено барахтаться всевозможным Трифонычам, Сидорычам и прочей неуклюжей белужине и сомовине, заспавшейся, опухшей, спившейся с круга.
Неточные совпадения
Русский человек не идет путями святости, никогда не задается такими высокими целями, но он поклоняется святым и святости, с ними связывает свою последнюю любовь, возлагается на святых, на их заступничество и предстательство, спасается тем, что
русская земля имеет так много
святынь.
О, он отлично понимал, что для смиренной души
русского простолюдина, измученной трудом и горем, а главное, всегдашнею несправедливостью и всегдашним грехом, как своим, так и мировым, нет сильнее потребности и утешения, как обрести
святыню или святого, пасть пред ним и поклониться ему: «Если у нас грех, неправда и искушение, то все равно есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а, стало быть, когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по всей земле, как обещано».
— Есть, есть, il y a du Piron là-dedans. [тут чувствуется Пирон (фр.).] Это иезуит,
русский то есть. Как у благородного существа, в нем это затаенное негодование кипит на то, что надо представляться…
святыню на себя натягивать.
Царь якобы заботился об интересах
русских богомольцев, не имевших возможности поклоняться
святыням в Иерусалиме вследствие того, что ключи от храма были не в руках царских чиновников.
— В Москве надобно искать не того, а историю
русского народа и самый народ!.. Видеть, наконец,
святыню!.. — говорил Павел.
Не перед «
святыней красоты», говоря словами Пушкина, остановился бы всякий, кто бы встретился с нею, но перед обаянием мощного, не то
русского, не то цыганского, цветущего женского тела… и не невольно остановился бы он!
Барон заглянул в дверь Успенского собора и проговорил: «
Святыня русская!» Перед вновь вызолоченными главами Спаса-на-Бору он снял даже шляпу и перекрестился; затем, выйдя на набережную и окинув взором открывшееся Замоскворечье, воскликнул: «Вот она, матушка Москва!»
Вероятно, набожные
русские повесили эту
святыню, чтобы охранить им от наветов нечистого могилу товарища.
Нигилистическая закваска, враждебная ценностям культуры и историческим
святыням, лежит в основе
русского социализма.
Русские православные священники в лучшей своей части остались верны
святыне, мужественно защищали православие, мужественно шли на расстрел.
Православная церковь не только
святыня для всякого верующего, но и великая ценность, великое духовное сокровище
русской культуры, духовная основа жизни
русского народа.
Л. Толстой должен быть признан величайшим
русским нигилистом, истребителем всех ценностей и
святынь, истребителем культуры.
Русский нигилизм, который шире течения конца 60-х годов, носящего это наименование, отвергает не только на словах, не только в мыслях все непререкаемые и абсолютные
святыни и ценности, он отвергает их и всей совокупностью своего духа, направлением своей воли, отвергает их на деле, в самой жизни.
Народ
русский утерял веру, изменил вечной
святыне, а цивилизации не имеет, культуре чужд.
Она не лучше
русской революции, она была не менее кровавой и жестокой, столь же безбожной, столь же разрушительной в отношении ко всем историческим
святыням.
Этот нигилизм глубоко заложен в
русском народе и обнаруживается в ужасных формах, когда в народе падает вера и меркнут древние
святыни под напором нахлынувшего на него полупросвещения.
Так убивается
святыня в
русской душе и воцаряется интерес.
Если в
Русской православной церкви совсем почти не было жизни прихода, не было соборности, то вина лежит не на Церкви Христовой с ее непреходящими
святынями, а на церковном народе, на человеческих грехах иерархии, на человеческой религиозной немощи.
Русский народ не может достойно воевать, потому что он потерял веру в
святыни, превышающие всякие блага земные.
В
русском нигилизме и
русском нигилистическом социализме нет свободы духа, нет духовного здоровья, необходимого для творчества, нет никакой внутренней дисциплины, подчиняющей человека стоящим выше его
святыням.