Неточные совпадения
— Героем времени постепенно становится толпа, масса, — говорил он среди либеральной
буржуазии и, вращаясь в ней, являлся хорошим осведомителем для Спивак. Ее он пытался пугать все более заметным уклоном «здравомыслящих» людей направо, рассказами об организации «Союза
русского народа», в котором председательствовал историк Козлов, а товарищем его был регент Корвин, рассказывал о работе эсеров среди ремесленников, приказчиков, служащих. Но все это она знала не хуже его и, не пугаясь, говорила...
Но и в провинции праздновали натянуто, неохотно, ограничиваясь молебнами, парадами и подчиняясь террору монархических союзов «
Русского народа» и «Михаила Архангела», — было хорошо известно, что командующая роль в этих союзах принадлежит полиции, духовенству и кое-где — городским головам, в большинстве — крупным представителям торговой, а не промышленной
буржуазии.
Но во всяком случае славянофилы верили, что пути России особые, что у нас не будет развития капитализма и образования сильной
буржуазии, что сохранится общинность
русского народного быта в отличие от западного индивидуализма.
В последнее время
русское общество выделило из себя нечто на манер
буржуазии, то есть новый культурный слой, состоящий из кабатчиков, процентщиков, железнодорожников, банковых дельцов и прочих казнокрадов и мироедов.
И все рассказы Кати о зверствах и несправедливостях в отношении к
буржуазии он слушал с глубочайшим равнодушием: так вот слушали бы век назад
русские, если бы им рассказывали о страданиях, которые испытывали французы при отступлении от Москвы.
Хотя дух просветительского материализма XVIII века очень силен в коммунизме, но
русские коммунисты, специалисты по антирелигиозной пропаганде, делают различие между просветительской борьбой радикальной
буржуазии против религии и классовой, пролетарской, революционной борьбой против религии.
Леонтьев, согласно
русской традиции, ненавидит капитализм и
буржуазию.
Он не типичен для народничества, он признает положительное значение индустриального развития и даже готов признать значение
буржуазии, которой терпеть не может, совсем как впоследствии
русские марксисты.
С этим связана была особенная проблема в истории
русской социалистической мысли — может ли Россия миновать капиталистическое развитие, господство
буржуазии, может ли революция быть социалистической, можно ли применять к России теорию марксизма, не считаясь с особенностями
русского пути.
На почве перенесения в Россию марксистских идей среди
русских социал-демократов возникло между прочим направление «экономизма», которое политическую революцию возлагало на либеральную и радикальную
буржуазию, а среди рабочих считало нужным организовывать чисто экономическое, профессиональное движение.
Сами же социал-демократы очень любят говорить, что
русская революция — буржуазная, а не пролетарская и не социалистическая, и по поводу происходящего безответственно склоняют слова «
буржуазия» и «буржуазность».
Социальной, а глубже и духовной сущности
русской революции нужно искать не в столкновении классов трудящихся с классами имущими, не в борьбе пролетариата с
буржуазией, а прежде всего в столкновении жизненных интересов и в противоположности жизнеощущений представителей труда материального и труда духовного.
Не потерявшие стыдливости и совестливости
русские социалисты чувствуют себя неловко оттого, что в революции, которую сами же они называют «буржуазной», главенствуют социалисты, а
буржуазия утеснена и в загоне.
Основная марксистская истина, которую провозглашали первые
русские марксисты в своих боях с народниками, та истина, что России предстоит еще пройти через эпоху капиталистического промышленного развития, что
буржуазии предстоит еще у нас политически и экономически прогрессивная роль, что не может быть скачка в социалистическое царство из во всех отношениях отсталого старого
русского царства, была основательно забыта социал-демократами еще в 1905 году.
Кончить
русскую революцию может лишь
русское крестьянство, лишь народившаяся в самой революции новая
буржуазия, лишь красная армия, опомнившаяся от своего кровавого бреда, лишь новая интеллигенция, духовно углубившаяся в трагическом опыте революции и стяжавшая себе новые положительные идеи.
В ленинском большевизме идея братства человечества и царства правды на земле, которая пойдет в мир от
русской революции, утверждается в исступленной ненависти и раздоре, в обречении на гибель большей части человечества, именуемой «
буржуазией».
В вышедшем из берегов и разлившемся море
русского мужицкого царства
буржуазия в настоящем, точном смысле слова больше роли у нас не играет.
Русская «революционная демократия» под «
буржуазией», которую она хотела бы истребить, понимает не класс капиталистов, не промышленников и торговцев, не обладающих имущественным цензом, а весь образованный, культурный мир, всех обладающих умственным цензом.
И то, как воспринимаются массами эти заклинательные слова о «
буржуазии» и «буржуазности», внушает опасение не только за судьбу России,
русского государства,
русского народного хозяйства, но — в тысячу раз важнее — за судьбу души
русского народа, души женственной, податливой и хрупкой, не прошедшей суровой школы самодисциплины и самоуправления.
Проповедь ненависти к «
буржуазии» и «буржуазности» и делает «буржуазным»
русский народ, искажает его христианский облик.
Ныне же в
русской социал-демократии возрождается старый народнический утопизм,
буржуазия объявляется классом контрреволюционным, торжество социальной революции считается возможным в стране, прошедшей лишь первые стадии промышленного развития и культурно отсталой, еще не прошедшей элементарной школы свободной гражданственности.
Сейчас в темные еще массы
русского народа брошены семена ненависти к «
буржуазии» и «буржуазности».
Сама ценность социализма создана
буржуазией, буржуазным культурным слоем, к которому принадлежали и первые социалисты-утописты, и Маркс, и Лассаль, и Энгельс, и
русские идеологи социал-демократы, и социалисты-революционеры.
Как видите, Маркс не связывал
русского тяготения к Царьграду с интересами капиталистической
буржуазии, голова его не была забита трафаретами с общими местами, он видел тут прежде всего тяготение
русского крестьянства с его религиозным и национальным миросозерцанием.