Неточные совпадения
За полковым
командиром с бокалом в
руке, улыбаясь, вышел и Серпуховской.
И вот из ближнего посада,
Созревших барышень кумир,
Уездных матушек отрада,
Приехал ротный
командир;
Вошел… Ах, новость, да какая!
Музыка будет полковая!
Полковник сам ее послал.
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали. Четой
Идут за стол
рука с
рукой.
Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит, за стол садясь.
Засим написал рапорт по начальству и с этим рапортом в
руках, рано утром, явился сам к
командиру своего полка и заявил ему, что он, «уголовный преступник, участник в подделке — х акций, отдается в
руки правосудия и просит над собою суда».
Увечья от
руки фельдфебеля, увечья от любого из субалтерн-офицеров, увечья от ротного
командира.
«Ну!» — говорит в конце концов
командир, махнув
рукой, и тоже заражается смехом.
Куля подозвал двух повстанцев, стоявших с лошадьми, и, отдав одному из них черное чугунное кольцо с своей
руки, послал его на дорогу к
командиру отряда, а сам сел на завалинку у хатки и, сняв фуражку, задумчиво глядел на низко ползущие, темные облака.
В сенях, за вытащенным из избы столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в углу, на куче мелких сосновых ветвей, спали два повстанца, состоящие на ординарцах у
командира отряда, а задом к ним с стеариновым огарочком в
руках, дрожа и беспрестанно озираясь, стоял сам стражник.
— То было, сударь, время, а теперь — другое: меня сейчас же, вон, полковой
командир солдату на
руки отдал… «Пуще глазу, говорит, береги у меня этого дворянина!»; так тот меня и умоет, и причешет, и грамоте выучил, — разве нынче есть такие начальники!
Речь эта произвела очень разнообразное впечатление. Губернское правление торжествовало, казенная палата казалась сконфуженною, палата государственных имуществ внимала в гордом сознании своего благородства. Батальонный
командир держал
руки по швам, жандармский полковник старался вникнуть.
Прочие роты проваливались одна за другой. Корпусный
командир даже перестал волноваться и делать сбои характерные, хлесткие замечания и сидел на лошади молчаливый, сгорбленный, со скучающим лицом. Пятнадцатую и шестнадцатую роты он и совсем не стал смотреть, а только сказал с отвращением, устало махнув
рукою...
Однажды Николаев был приглашен к
командиру полка на винт. Ромашов знал это. Ночью, идя по улице, он услышал за чьим-то забором, из палисадника, пряный и страстный запах нарциссов. Он перепрыгнул через забор и в темноте нарвал с грядки, перепачкав
руки в сырой земле, целую охапку этих белых, нежных, мокрых цветов.
Таким образом, офицерам даже некогда было серьезно относиться к своим обязанностям. Обыкновенно весь внутренний механизм роты приводил в движение и регулировал фельдфебель; он же вел всю канцелярскую отчетность и держал ротного
командира незаметно, но крепко, в своих жилистых, многоопытных
руках. На службу ротные ходили с таким же отвращением, как и субалтерн-офицеры, и «подтягивали фендриков» только для соблюдения престижа, а еще реже из властолюбивого самодурства.
Он приложил
руки ко рту и закричал сдавленным голосом, так, чтобы не слышал ротный
командир...
— Что нового? Ничего нового. Сейчас, вот только что, застал полковой
командир в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно. А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается,
руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: «Когда разговариваете с полковым
командиром, извольте
руки на заднице не держать!» И прислуга здесь же была.
Михайлов, полагая, что спрашивают ротного
командира, вылез из своей ямочки и, принимая Праскухина за начальника
руку к козырьку, подошел к нему.
Володя робко опустился на стул подле письменного стола и стал перебирать в пальцах ножницы, попавшиеся ему в
руки, а батарейный
командир, заложив
руки за спину и опустив голову, только изредка поглядывая на
руки, вертевшие ножницы, молча продолжал ходить по комнате с видом человека, припоминающего что-то.
Батарейный
командир сухо ответил на поклон и, не подавая
руки, пригласил его садиться.
Стол был отодвинут от стены и грязной скатертью накрыт в той самой комнате, в которой вчера Володя являлся полковнику. Батарейный
командир нынче подал ему
руку и расспрашивал про Петербург и про дорогу.
Батарейный
командир был довольно толстый человечек, с большою плешью на маковке, густыми усами, пущенными прямо и закрывавшими рот, и большими, приятными карими глазами.
Руки у него были красивые, чистые и пухлые, ножки очень вывернутые, ступавшие с уверенностью и некоторым щегольством, доказывавшим, что батарейный
командир был человек незастенчивый.
Он был камнем легко ранен в голову. Самое первое впечатление его было как будто сожаление: он так было хорошо и спокойно приготовился к переходу туда, что на него неприятно подействовало возвращение к действительности, с бомбами, траншеями, солдатами и кровью; второе впечатление его была бессознательная радость, что он жив, и третье — страх и желание уйти поскорее с бастьона. Барабанщик платком завязал голову своему
командиру и, взяв его под
руку, повел к перевязочному пункту.
А теперь! голландская рубашка уж торчит из-под драпового с широкими рукавами сюртука, 10-ти рублевая сигара в
руке, на столе 6-рублевый лафит, — всё это закупленное по невероятным ценам через квартермейстера в Симферополе; — и в глазах это выражение холодной гордости аристократа богатства, которое говорит вам: хотя я тебе и товарищ, потому что я полковой
командир новой школы, но не забывай, что у тебя 60 рублей в треть жалованья, а у меня десятки тысяч проходят через
руки, и поверь, что я знаю, как ты готов бы полжизни отдать за то только, чтобы быть на моем месте.
— Смотри, Александров, — приказывает Тучабский. — Сейчас ты пойдешь ко мне навстречу! Я —
командир батальона. Шагом марш, раз-два, раз-два… Не отчетливо сделал полуоборот на левой ноге. Повторим. Еще раз. Шагом марш… Ну а теперь опоздал. Надо начинать за четыре шага, а ты весь налез на батальонного. Повторить… раз-два. Эко, какой ты непонятливый фараон!
Рука приставляется к борту бескозырки одновременно с приставлением ноги. Это надо отчетливо делать, а у тебя размазня выходит. Отставить! Повторим еще раз.
Здесь практически проверялась память: кому и как надо отдавать честь. Всем господам обер — и штаб-офицерам чужой части надлежит простое прикладывание
руки к головному убору. Всем генералам русской армии, начальнику училища,
командиру батальона и своему ротному
командиру честь отдается, становясь во фронт.
— О нет, нет, нет! Я благословляю судьбу и настойчивость моего ротного
командира. Никогда в жизни я не был и не буду до такой степени на верху блаженства, как сию минуту, как сейчас, когда я иду в полонезе
рука об
руку с вами, слышу эту прелестную музыку и чувствую…
Ведь только оттого совершаются такие дела, как те, которые делали все тираны от Наполеона до последнего ротного
командира, стреляющего в толпу, что их одуряет стоящая за ними власть из покорных людей, готовых исполнять всё, что им прикажут. Вся сила, стало быть, в людях, исполняющих своими
руками дела насилия, в людях, служащих в полиции, в солдатах, преимущественно в солдатах, потому что полиция только тогда совершает свои дела, когда за нею стоят войска.
Седой капитан Карганов,
командир моей 12-й роты, огромный туземец с Георгиевским крестом, подал мне
руку и сказал...
— А мы с тобой, сослуживец моего батюшки, — примолвил Рославлев, взяв за
руку сержанта, — с остальными встретим неприятеля у самой деревни, и если я отступлю хоть на шаг, так назови мне по имени прежнего твоего
командира, и ты увидишь — сын ли я его! Ну, ребята, с богом!
Бенни во время сражения находился в лагере Гарибальди, куда он прибыл из Швейцарии, в качестве корреспондента. Когда
командир девятого полка был убит, тогда сын Гарибальди, Менотти, предложил Бенни команду, от которой он не отказался. Но командовать пришлось ему недолго, он был ранен в правую
руку около большого пальца. В день 4 ноября он вместе с другими ранеными был привезен в госпиталь святого Онуфрия. Вот что он рассказывал мне о ночи на 5 ноября...
Дорогою в Орле отец повез меня вечером представить зимовавшему там с женою соседу своему по Клейменову, барону Ник. Петр. Сакену, родному племяннику Елизаветградского корпусного
командира, барона Дмитрия Ерофеевича Сакена. Я застал миловидную баронессу Сакен по случаю какого-то траура всю в черном. Она, любезно подавая мне
руку, просила сесть около себя.
Служба польстила первой из его страстей и возвела его на степень полковника и полкового
командира; чин генерала был у него почти под
рукой; но ему этого было еще мало: он хотел богатства и женитьбой хотел окончательно устроить свою карьеру.
Стрелки стояли во фронте. Венцель, что-то хрипло крича, бил по лицу одного солдата. С помертвелым лицом, держа ружье у ноги и не смея уклоняться от ударов, солдат дрожал всем телом. Венцель изгибался своим худым и небольшим станом от собственных ударов, нанося их обеими
руками, то с правой, то с левой стороны. Кругом все молчали; только и было слышно плесканье да хриплое бормотанье разъяренного
командира. У меня потемнело в глазах, я сделал движение. Житков понял его и изо всех сил дернул за полотнище.
При разделе кружечный сбор составлял для каждого такую значительную сумму, при которой казенное жалованье было сравнительно сущею безделицей. Расписывались же только в одной этой казенной безделице, а самое значительное получение, «из кружки», выдавалось на
руки без всяких расписок — по-домашнему, или по-семейному. Сколько
командир собирал, об этом этикетом принято было не любопытствовать, но тем, что он дарствовал, все были довольны, потому что он был «человек благородный и давал не скупясь».
Солдат удивился немного. Этот парень, весь одетый в клетчатую материю и довольно смешной в ней, говорил так, как, бывало, говорил ротный
командир Ракшин, под сердитую
руку выбивавший у рядовых сразу по три зуба.
Солдатик восьмой роты, так смело вступивший в разговор с полковым
командиром, брел сам, жалобно воя и придерживая одной
рукой другую, из которой ручьем текла кровь.
Тронутый Андрей Николаевич горячо благодарил, и его зарослое волосами бородатое лицо светилось радостной улыбкой. Он сам глубоко уважал
командира, и ни разу у него не было с ним никаких столкновений и даже недоразумений, обычных между
командиром и старшим офицером. Они дополняли друг друга. Капитан был, так сказать, душой этого пловучего уголка, оторванного от родины, душой и распорядителем, а старший офицер — его
руками.
В свою очередь и Ашанин не без азарта размахивал
руками, доказывая, что не всегда можно применять законы, если они очень суровы, и что совесть
командира должна сообразоваться с обстоятельствами.
Как только «Коршун» подошел, насколько было возможно, близко к клиперу и, не бросая якоря, остановился, поддерживая пары, с «Забияки» отвалил вельбот, и через несколько минут
командир «Забияки», плотный, коренастый брюнет с истомленным, осунувшимся лицом, входил на палубу «Коршуна», встреченный, как полагается по уставу, со всеми почестями, присвоенными
командиру. Он радостно пожимал
руку Василия Федоровича и в первую минуту, казалось, не находил слов.
Ротный наш
командир упал с простреленной ногою, махнул нам
рукой и устроил себе смерть под музыку.
Через минуту главный врач стоял перед корпусным
командиром, вытянувшись и приложив
руку к козырьку. Генерал сурово сказал ему что-то и вместе с начальником штаба ушел в свой вагон.
— Вы слышали? Весь обоз нашего корпусного
командира попал в
руки японцам! — сообщил он. — Ох, и рад же я! Сам, подлец, удрал, никого об отступлении не известил. Мы из-за него весь свой обоз потеряли. Вот только что на нас, то и осталось!
— Слово дано, и мы будем только помнить об исполнении его, — сказал военачальник, подавая дружески
руку Паткулю. После того поспешил он сделать нужные распоряжения к немедленному походу и приказал протрубить сбор, о котором заранее извещены были полковые
командиры.
Сдаст ее
командир в гостях хозяевам на
руки, сам в дальнюю комнатку продерется — по графинам пройтись, в банчок перекинуться либо дамочку встречную легким словом зарумянить, — ан старушка контрольная тут как тут.
Отошел
командир полка подале, да как стал шаг печатать, так по стеклам гулкий рокот и прошел… Ать-два! На положенной дистанции развернулся перед Пирожковым, каблук к каблуку,
руку к козырьку. Красота!
— Отнесите меня к амбару, — проговорил я. Меня приподняли и отнесли туда; я указал, где знамя и сказал, кто его сохранил. Полковой
командир крестился, офицеры целовали
руки вашего сына. Как хорош он был и мертвый! Улыбка не сходила с его губ, словно он радовался своему торжеству. Как любили мы нашего Володю! Его похоронили с большими почестями, его оплакали все — от
командира до солдата. Имя Ранеева не умрет в полку.
Не прошло и двух минут, как, пробившись с несколькими поселянами на помощь к Соколову, Панаев увидал того же унтер-офицера с колом в
руке, бившего
командира.
Завидев смену, в окопе облегченно зашевелились.
Командир вышел из окопа и, расправляя отекшие ноги, молча протянул
руку офицерам. Он тоже был угрюм и зол.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой
командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из
рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат. Солдаты без команды стали стрелять.
— Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? — сказал полковой
командир, объезжая двигавшуюся к месту 3-ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового
командира выражало после счастливо-отбытого смотра неудержимую радость. — Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! — И он протянул
руку ротному.
Полковой
командир, покраснев, подбежал к лошади, дрожащими
руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.