Неточные совпадения
За это время Летика появлялся у костра дважды, курил и засматривал из любопытства в
рот пойманным
рыбам — что там?
Открыв
рты, точно
рыбы на суше, мальчики хвалили царя.
Заиграет ли женщина на фортепиано, гувернантка у соседей, Райский бежал было перед этим удить
рыбу, — но раздались звуки, и он замирал на месте, разинув
рот, и прятался за стулом играющей.
Позовет ли его опекун посмотреть, как молотят рожь, или как валяют сукно на фабрике, как белят полотна, — он увертывался и забирался на бельведер смотреть оттуда в лес или шел на реку, в кусты, в чащу, смотрел, как возятся насекомые, остро глядел, куда порхнула птичка, какая она, куда села, как почесала носик; поймает ежа и возится с ним; с мальчишками удит
рыбу целый день или слушает полоумного старика, который живет в землянке у околицы, как он рассказывает про «Пугача», — жадно слушает подробности жестоких мук, казней и смотрит прямо ему в
рот без зубов и в глубокие впадины потухающих глаз.
В целой чашке лежит маленький кусочек
рыбы, в другой три гриба плавают в горячей воде, там опять под соусом
рыбы столько, что мало один раз в
рот взять.
— Ну вот и прекрасно. Садитесь, мы еще только за
рыбой, — с трудом и осторожно жуя вставными зубами, проговорил старик Корчагин, поднимая на Нехлюдова налитые кровью без видимых век глаза. — Степан, — обратился он с полным
ртом к толстому величественному буфетчику, указывая глазами на пустой прибор.
Наконец я узнал, в чем дело. В тот момент, когда он хотел зачерпнуть воды, из реки выставилась голова
рыбы. Она смотрела на Дерсу и то открывала, то закрывала
рот.
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал гостей, мимоходом улыбался спине сановника и, стоя в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал
рыбу в полтора аршина длины и с букетом во
рту, — как слуги, в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-мадерой и как почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
— Если бы мне удалось отсюда выйти, я бы все кинул. Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молиться Богу. Не только скоромного, не возьму
рыбы в
рот! не постелю одежды, когда стану спать! и все буду молиться, все молиться! И когда не снимет с меня милосердие Божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю или замуруюсь в каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития и умру; а все добро свое отдам чернецам, чтобы сорок дней и сорок ночей правили по мне панихиду.
Сидя у окна, снова беременная, серая, с безумными, замученными глазами, она кормила брата Сашу и смотрела на меня, открыв
рот, как
рыба.
Потом пришла маленькая старушка, горбатая, с огромным
ртом до ушей; нижняя челюсть у нее тряслась,
рот был открыт, как у
рыбы, и в него через верхнюю губу заглядывал острый нос. Глаз ее было не видно; она едва двигала ногами, шаркая по полу клюкою, неся в руке какой-то гремящий узелок.
— Эх вы, рыболовы! — говорил между тем Костяков, поправляя свои удочки и поглядывая по временам злобно на Александра, — куда вам
рыбу ловить! ловили бы вы мышей, сидя там у себя, на диване; а то
рыбу ловить! Где уж ловить, коли из рук ушла? чуть во
рту не была, только что не жареная! Диво еще, как у вас с тарелки не уходит!
Я всматриваюсь в лица купцов, откормленные, туго налитые густой, жирной кровью, нащипанные морозом и неподвижные, как во сне. Люди часто зевают, расширяя
рты, точно
рыбы, выкинутые на сухой песок.
Один против многих, старец смотрел на людей с высоты, а они бились у ног его, точно
рыбы, вытащенные сетью на сухой песок, открывали
рты, взмахивали руками; жалобы их звучали угрюмо, подавленно и робко, крикливо, многословно.
Горюшина слушала речи и споры открыв
рот, круглый как у
рыбы, часто мигая пустыми глазами какого-то жидкого цвета, и вздыхала, точно глубоко всасывая в себя слова.
Здесь, освещенные ярким светом висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь окутывающую их папиросную бумагу, протянулись на блюдах, уродливо разинув
рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные
рыбы; ниже, окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с толстым слоем розоватого сала…
Как ни досадна была эта услужливость, от которой я потерял большую
рыбу и прекрасно устроенную удочку, но делать нечего; я развернул другую большую удочку, насадил кучу глист и раковую шейку и закинул: через минуту наплавок исчез, и я вытащил славного окуня, фунта в два, у которого изо
рта висела и другая, сейчас оторванная им длинная леса и с наплавком.
Он принадлежит также к породе хищных
рыб, ибо преимущественно питается мелкою рыбешкою; фигура его совсем особенная и не совсем приятная: от головы, с довольно большим и широким
ртом и одним усом, торчащим из-под нижней губы, сейчас начинается белесоватое брюхо, которое у больших налимов бывает кругло и велико; от брюха стан его сплющивается и оканчивается длинным, плоским, извилистым плесом, опушенным, до небольшого кругловатого хвоста, сплошным, мягким, плавательным пером.
Величина наплавка должна быть соразмерна с целым устройством удочки, как я уже и сказал, а потому наплавок должен иметь такую тяжесть, относительно к этому общему устройству удочки, чтобы
рыба, трогая и забирая в
рот насадку крючка, не почувствовала никакого препятствия.
Эта
рыба по преимуществу хищная: длинный брусковатый стан, широкие хвостовые перья для быстрых движений, вытянутый вперед
рот, нисходящий от глаз в виде ткацкого челнока, огромная пасть, усеянная внизу и вверху сплошными острыми, скрестившимися зубами, [Щука меняет зубы ежегодно в мае месяце.
Рот имеет довольно большой, глаза темные; нижние перья красноваты, а верхние, особенно хвост, темно-сизого цвета, так что когда в полдневный пригрев солнца
рыба подымется со дна на поверхность воды то сейчас отличишь головлей по темно-синим, черным почти, хвостам.
В отношении к
рыбам хищным оно верно всегда, наплавок, точно, погружается; но в отношении к другим породам
рыб, особенно некрупным, это правило вредно: они не проглатывают, а берут насадку в
рот и плывут в сторону, очень часто не утаскивая наплавка; если встретится какое-нибудь препятствие (и оно встретится непременно от упора натягиваемой лесы), особенно если
рыба услышит жесткую спинку крючка, а всего более, если уколется его жалом, то она сейчас выбросит насадку вместе с крючком.
Рыба очень нередко задыхается зимой под льдом даже в огромных озерах и проточных прудах: [Из многих, мною самим виденных таких любопытных явлений самое замечательное случилось в Казани около 1804 г.: там сдохлось зимою огромное озеро Кабан; множество народа набежало и наехало со всех сторон:
рыбу, как будто одурелую, ловили всячески и нагружали ею целые воза.] сначала, в продолжение некоторого времени, показывается она в отверстиях прорубей, высовывая
рот из воды и глотая воздух, но ловить себя еще не дает и даже уходит, когда подойдет человек; потом покажется гораздо в большем числе и как будто одурелая, так что ее можно ловить саком и даже брать руками; иногда всплывает и снулая.
Это
рыбу пугает, но сверх того, если она и возьмет насадку в
рот, что почти всегда делается на ходу (кроме уженья со дна), то сейчас почувствует твердую, не закрытую спинку крючка и проворно выплюнет (выкинет назад) насадку.
3) Зазубрина должна хорошо, но не круто отделяться и крепко держаться в рассечке, ибо она не допускает крючок выскользнуть назад изо
рта подсеченной
рыбы.
Круглой, плоской, широкой своей фигурой лещ отличается от всех других
рыб: голова у него небольшая, особенно кажется такою по ширине склада;
рот еще меньше относительно величины всего тела.
Красуля принадлежит к породе форели и вместе с нею водится только в чистых, холодных и быстрых реках, даже в небольших речках или ручьях, и в новых, не загаженных навозом прудах, на них же устроенных, но только в глубоких и чистых; стан ее длинен, брусковат, но шире щучьего; она очень красива; вся, как и форель, испещрена крупными и мелкими, черными, красными и белыми крапинами; хвост и перья имеет сизые; нижнюю часть тела — беловато-розового цвета;
рот довольно большой; питается мелкою
рыбой, червяками и разными насекомыми, падающими в воду снаружи и в ней живущими.
Она послушала людей и показала им сына — руки и ноги у него были короткие, как плавники
рыбы, голова, раздутая в огромный шар, едва держалась на тонкой, дряблой шее, а лицо — точно у старика, всё в морщинах, на нем пара мутных глаз и большой
рот, растянутый в мертвую улыбку.
Мы не любим, синьор, когда о наших делах пишут в газетах языком, в котором понятные слова торчат редко, как зубы во
рту старика, или когда судьи, эти чужие нам люди, очень плохо понимающие жизнь, толкуют про нас таким тоном, точно мы дикари, а они — божьи ангелы, которым незнаком вкус вина и
рыбы и которые не прикасаются к женщине!
Вот он висит на краю розовато-серой скалы, спустив бронзовые ноги; черные, большие, как сливы, глаза его утонули в прозрачной зеленоватой воде; сквозь ее жидкое стекло они видят удивительный мир, лучший, чем все сказки: видят золотисто-рыжие водоросли на дне морском, среди камней, покрытых коврами; из леса водорослей выплывают разноцветные «виолы» — живые цветы моря, — точно пьяный, выходит «перкия», с тупыми глазами, разрисованным носом и голубым пятном на животе, мелькает золотая «сарпа», полосатые дерзкие «каньи»; снуют, как веселые черти, черные «гваррачины»; как серебряные блюда, блестят «спаральони», «окьяты» и другие красавицы-рыбы — им нет числа! — все они хитрые и, прежде чем схватить червяка на крючке глубоко в круглый
рот, ловко ощипывают его маленькими зубами, — умные
рыбы!..
К ним за стол сели две девицы — высокая, крепкая Лидия и огромная, тяжёлая Капитолина. Голова Лидии была несоразмерно с телом маленькая, лоб узкий, острый, сильно выдвинутый подбородок и круглый
рот с мелкими зубами
рыбы, глаза тёмные и хитрые, а Капитолина казалась сложенной из нескольких шаров разной величины; выпученные глаза её были тоже шарообразны и мутны, как у слепой.
Зато если ошибались в сигналах — беда. Нос его багровел больше прежнего, ноздри раздувались, и половина взвода назначалась не в очередь на работу или «удила
рыбу». Так называлось двухчасовое стоянье «на прицелке» с мешком песку на штыке. Воронов ни разу не был наказан ни за сигналы, ни за словесность, ни за фронтовое ученье. В гимнастике и ружейных приемах он был первым в
роте, а в фехтовании на штыках побивал иногда «в вольном бою» самого Ермилова, учебного унтер-офицера, великого мастера своего дела.
— Эта
рыба, я вам говорю, как бархат мягкий, щекотит приятно во
рту. А соус как вы находите?
Артамонов старший лежал на полу, на жиденьком, жёстком тюфяке; около него стояло ведро со льдом, бутылки кваса, тарелка с квашеной капустой, обильно сдобренной тёртым хреном. На диване, открыв
рот и, как Наталья, подняв брови, разметалась Пашута, свесив на пол ногу, белую с голубыми жилками и ногтями, как чешуя
рыбы. За окном тысячами жадных пастей ревело всероссийское торжище.
Оба рыбака не без труда, общими силами вытащили страшно огромную
рыбу и ввалили ее в лодку, не вынимая остроги; она была еще жива, разевала
рот, но не шевелилась.
Я старался убедить их, что
рыба и в
рот не брала их червяков, что это трогала какая-нибудь маленькая плотичка или верховка задевала за лесу и даже за наплавок, около которого она всегда вертится.
Тогда Мячков размахивался и изо всех сил ударял наивного хвастуна, но не в грудь, а под ложечку, как раз туда, где кончается грудная клетка и где у детей такое чувствительное место. Несколько минут новичок не мог передохнуть и с вытаращенными глазами, перегнувшись пополам, весь посиневший от страшной боли, только раскрывал и закрывал
рот, как
рыба, вытащенная из воды. А Мячков около него радостно потирал руки, кашлял и сгибался в три погибели, заливаясь тоненьким ликующим смехом.
Вошел я за перегородку. Лежит Николай Яковлевич на спине, живот огромный, как гора,
рот раскрыт, и по бороде слюни потекли, одна нога на кровати, другая вниз свесилась. Ох, как же он дышал! Видали
рыбу, когда ее на берег вытащат? Точь-в-точь. Видно, попадала ему в легкие всего одна чайная ложечка воздуху, так он ее
ртом, и носом, и горлом… Стонет, кряхтит, нудится, и лицо все искривилось, а проснуться не может…
Василь сделал большой глоток и закашлялся. Что-то отвратительное на вкус, горячее, как огонь, обожгло ему горло и захватило дыхание. Несколько минут он, как
рыба, вытащенная из воды, ловил открытым
ртом воздух и страшно хрипел. Из глаз у него покатились слезы.
Что,
рот как
рыба отворя...
Кудряшов скрылся за зелень, а Василий Петрович подошел к одному из зеркальных стекол и начал рассматривать, что было за ним. Слабый свет одной свечки не мог проникнуть далеко в воду, но
рыбы, большие и маленькие, привлеченные светлой точкой, собрались в освещенном месте и глупо смотрели на Василия Петровича круглыми глазами, раскрывая и закрывая
рты и шевеля жабрами и плавниками. Дальше виднелись темные очертания водорослей. Какая-то гадина шевелилась в них; Василий Петрович не мог рассмотреть ее формы.
Орлята подняли головы и разинули
рты, а орел разорвал
рыбу и накормил детей.
— Коли ты из заячьей породы, страховит да робок, лежи себе на полатях, разинь хайло-то, да и жди, что богатство само тебе в
рот прилетит. Про бесовские клады по всей здешней Палестине и слыхом не слыхать, зато лежат иные, и ни лысого беса к ним не приставлено. Взять те клады легко, все едино что в полое
рыбу ловить. Нужна только смелость да еще уменье.
Ничего, что живет и что движется на земле и в воздухе, отнюдь не вкушайте,
рыбу вкушать можно, а лучше и ее в
рот не брать.
Получилась сладкая вкусная медово-маковая масса, одним своим видом уже прельщавшая лакомку. Оглянувшись на Жилинского и убедившись, что тот ничего не замечает, занятый наблюдением над чистившими
рыбу Дуней и Олей, Маша проворно поднесла ложку ко
рту и добросовестнейшим образом облизала прилипшую к ней сладкую массу. Медовое тесто пришлось ей по вкусу… Еще раз погрузила ложку и еще раз отведала понравившегося ей лакомства…
Гольды говорили, что назавтра надо ждать ненастья, потому что появилось много мошки и она больно кусалась. Они заметили также, что
рыба в протоках всплывала на поверхность воды и хватала
ртом воздух. Уже после полудня небо стало затягиваться паутиной слоистых облаков.
Лестман медленно мигнул, и в белесых глазах проползло что-то. Александра Михайловна прикусила губу и замолчала. Ей стало ясно: да, он ждет, чтобы она совсем запуталась и чтоб тогда пошла к нему. И ей вдруг представилось: где-нибудь в темной глубине моря сидит большая, лупоглазая
рыба и разевает широкий
рот и ждет, когда подплывет мелкая рыбешка, чтоб слопать ее.
Молодой штукатур, с пухлым лицом и большим, как у
рыбы,
ртом, обнимал своего соседа и целовался с ним.
Которые поближе дали королю прикурить, а он папироску наземь, — как
рыба в садке,
рот раскрывает, приказание какое сделать хочет, что ли…
Встряхнулся солдат, ему что ж.
Рыбам море, птицам воздух, а солдату отчизна — своя часть. Не в родильный дом приехал, чтобы на койке живот прохлаждать… Веселый такой, пирожок свой с луком — почитай, восьмой — доел, крошки в горсть собрал, в
рот бросил и на резвые ноги встал.