Неточные совпадения
Несмотря на то, что туалет, прическа и все приготовления к балу
стоили Кити больших трудов и соображений, она теперь, в своем сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто, как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета не
стоили ей и ее домашним ни минуты внимания, как будто она родилась в этом тюле, кружевах, с этою высокою прической, с
розой и двумя листками наверху ее.
Один только старый дом
стоял в глубине двора, как бельмо в глазу, мрачный, почти всегда в тени, серый, полинявший, местами с забитыми окнами, с поросшим травой крыльцом, с тяжелыми дверьми, замкнутыми тяжелыми же задвижками, но прочно и массивно выстроенный. Зато на маленький домик с утра до вечера жарко лились лучи солнца, деревья отступили от него, чтоб дать ему простора и воздуха. Только цветник, как гирлянда, обвивал его со стороны сада, и махровые
розы, далии и другие цветы так и просились в окна.
Посредине газона
стоял садовник, поливавший из длинного рукава
розы.
Юлия была уж взволнована ожиданием. Она
стояла у окна, и нетерпение ее возрастало с каждой минутой. Она ощипывала китайскую
розу и с досадой бросала листья на пол, а сердце так и замирало: это был момент муки. Она мысленно играла в вопрос и ответ: придет или не придет? вся сила ее соображения была устремлена на то, чтоб решить эту мудреную задачу. Если соображения говорили утвердительно, она улыбалась, если нет — бледнела.
Она собиралась молиться, вынула свой образок и только что хотела приладить его где-нибудь в уголку, как слова
Розы напомнили ей, что она — в еврейском помещении. Она
стояла в нерешительности, с образком в руках.
Роза все смотрела на нее и потом сказала...
Аннушка прочитала свои молитвы, и обе девушки стали раздеваться. Потом
Роза завернула газовый рожок, и свет погас. Через некоторое время в темноте обозначилось окно, а за окном высоко над продолжающим гудеть огромным городом
стояла небольшая, бледная луна.
Положив красивые руки на колени, старец сидел прямо и неподвижно, а сзади него и по бокам
стояли цветы в горшках: пёстрая герань, пышные шары гортензии,
розы и ещё много ярких цветов и сочной зелени; тёмный, он казался иконой в богатом киоте, цветы горели вокруг него, как самоцветные камни, а русокудрый и румяный келейник, напоминая ангела, усиливал впечатление святости.
—
Постой, эврика… — думал вслух Пепко. — Видел давеча вывеску: ресторан «
Роза»? Очевидно, сама судьба позаботилась о нас… Идем. Я жажду…
Через час вся компания сидела опять в садике «
Розы», и опять
стояла бутылка водки, окруженная разной трактирной снедью. Все опохмелялись с каким-то молчаливым ожесточением, хлопая рюмку за рюмкой. Исключение представлял только один я, потому что не мог даже видеть, как другие пьют. Особенно усердствовал вернувшийся с безуспешных поисков Порфир Порфирыч и сейчас же захмелел. Спирька продолжал над ним потешаться и придумывал разные сентенции.
Впереди других, у левого клироса,
стояла в белом кисейном платье Феня Пятова; она была необыкновенно хороша, как распустившаяся
роза.
— Очень рад! Значит, нам новый товарищ! — И крепко пожал мне руку. — «Vos intimes — nosintimes!» — «Baши друзья — наши друзья!» Вася, заказывай вина! Икру зернистую и стерлядок сегодня Абакумыч получил. Садитесь. — Князь указал на стулья вокруг довольно большого «хозяйского» стола, на котором
стояли на серебряном подносе с княжеским гербом пузатый чайник с
розами и две низенькие трактирные чашечки, тоже с
розами и золотым ободком внутри. На двух блюдечках лежали крупный изюм и сотовый мед.
Вечером в этот день Даша в первый раз была одна. В первый раз за все время Долинский оставил ее одну надолго. Он куда-то совершенно незаметно вышел из дома тотчас после обеда и запропастился. Спустился вечер и угас вечер, и темная, теплая и благоуханная ночь настала, и в воздухе запахло спящими
розами, а Долинский все не возвращался. Дору это, впрочем, по-видимому, совсем не беспокоило, она проходила часов до двенадцати по цветнику, в котором
стоял домик, и потом пришла к себе и легла в постель.
Лидочка де Руни, Милочка Литовцева, Анна Евграфовна, старший бухгалтер Дрозд, инструктор Гитис, Номерацкий, Иванов, Мушка, регистраторша, кассир — словом, вся канцелярия не сидела на своих местах за кухонными столами бывшего ресторана «Альпийской
розы», а
стояла, сбившись в тесную кучку, у стены, на которой гвоздем была прибита четвертушка бумаги.
—
Роза вянет, терние остается; столетний дуб, благодетель странников, падет на землю от громового удара; ядовитое дерево
стоит невредимо на своем корне.
Передо мной портрет
стоить Неодушевленный, но в рамке; Перед ним свеча горить, Букет торчить И
роза в банке.
О, презренная старость! [
Стоят по обе стороны двери, как две кариатиды прошлого. Разительная разница этих стариков. Над разъединяющей их аркой — смутным овалом изображение какой-то молодой красавицы, точно благословляющей их
розой, скользящей у нее с колен (примеч. М. Цветаевой).]
Прошло около часа. Зеленый огонь погас, и не стало видно теней. Луна уже
стояла высоко над домом и освещала спящий сад, дорожки; георгины и
розы в цветнике перед домом были отчетливо видны и казались все одного цвета. Становилось очень холодно. Я вышел из сада, подобрал на дороге свое пальто и не спеша побрел домой.
Своевременно Петька успокоился, и барин говорил барыне, которая
стояла перед зеркалом и вкалывала в волосы белую
розу...
Самая старшая из сестер, Лидия Аркадьевна,
стояла перед трюмо. Повернувшись боком к зеркалу и изогнув назад свою прекрасную обнаженную шею, она, слегка прищуривая близорукие глаза, закалывала в волосы чайную
розу. Она не выносила никакого шума и относилась к «мелюзге» с холодным и вежливым презрением. Взглянув на отражение Тины в зеркале, она заметила с неудовольствием...
—
Постой ты у меня, скверная зверюшка! — в бешенстве вскричала
Роза и, схватив валявшуюся на полу палку, она замахнулась ею на Коко…
Вдали темнели горы… Одинокая полночная звезда
стояла прямо перед нами. Кругом слышался тихий шелест чинар в саду, и пахло
розами невыразимо сладко.
Дворец же, братец ты мой,
стоял в громадном саду, где, знаешь, росли апельсины… бергамоты, черешни… цвели тюльпаны,
розы, ландыши, пели разноцветные птицы…
Иван Алексеич студентом и еще не так давно, в «эпоху» Лоскутного, частенько захаживал сюда с компанией. Он не бывал тут больше двух лет. Но ничто, кажется, не изменилось. Даже красный полинялый сундук, обитый жестью,
стоял все на том же месте. И другой, поменьше, — в лавке рядом, с боками в букетах из
роз и цветных завитушек. И так же неудобно идти по покатому полу, все так же натыкаешься на ящики, рогожи, доски.
Весь в живых цветах — гиацинтах, камелиях,
розах, нарциссах — поднимался буфет с десертом. Графиня Даллер пришла туда позднее. Она приняла чашку чая из рук Палтусова и села. Он
стоял над нею и любовался ее бюстом, полными плечами, шеей, родинкой на шее, ее атласистыми волосами, так красиво проткнутыми золотой стрелой.
Один портрет особенно поразил меня. В голубой робе на фижмах, с тонко и кокетливо перегнутою талией,
стояла, вероятно, молодая женщина: прекрасная ее рука, плотно обтянутая длинною перчаткой, играла
розою. Но лицо, все лицо было густо замазано черною краской…
„Вы так добры, вы так милостивы…” — говорила
Роза, сложив свои руки в виде моления. Она
стояла на раскаленных угольях; но сойти с них не было возможности. Своевольный капитан, стащив с нее неосторожно косынку, положил широкую, налитую вином руку свою на плечо девушки, белое, как выточенная слоновая кость. Это был пресс, из-под которого трудно было освободиться.
— Помяните мои слова… но вот, мы чуть не наткнулись на Гельмет. Могут нас заметить, пересказать баронессе, и тогда — поклон всем надеждам! Прощайте, господин оберст-вахтмейстер! Помните, что вам назначено сокровище, которое теперь скрывается за этой зеленой занавесью… Видите ли открытое угольное окошко? на нем
стоит горшок с
розами… видите? — это спальня вашей Луизы.
С этими словами Фрица одолела вещая грусть; но вскоре, приняв бодрый вид, он положил крестообразно руки на повалившееся дерево, припал ухом ко пню и сделался весь слух и внимание. Минут через пятнадцать вынырнула опять из дупла пригоженькая посланница. Щеки ее горели, грудь сильно волновалась;
стоя возле нее, можно было считать биение ее сердца. За нею с трудом выполз Немой, пыхтя, как мех; он обнял дружески Фрица и погрозился пальцем на
Розу.
Внизу на столе были разнообразные явства и питья: тут
стояли и, дымясь, распространяли аппетитный запах огромнейшие жаркие из верблюжьего мяса, красноперые рыбы, драгоценные хиосские подносы и вазы, на которых были красиво уложены отборные фрукты: винные ягоды, финики, виноград и янтарные дыни, нежный сыр на фигурных тарелках из поливанной глины, два превосходно исполненные серебряные улья работы Зенона, наполненные медом, и посередине этих двух ульев работы того же Зенона высокое серебряное украшение, похоже на жертвенник греческих храмов, — все обвитое миртами и
розами.
Сказав это, перс показал ей, как надо проехать через поляну, где зрели ароматные дыни, и Нефора, проехав меж сирени, жасминов и
роз, увидала вдали, как катил воды Нил, а вблизи, в чаще кустов,
стоял белый домик, и на нем, как живой, медный аист на белом фронтоне.
Стояли тут и липы, и какие-то голубые ели, и даже каштан; было много цветов, целые кусты
роз, жасмину, а пространство между этими никогда, как мне казалось, не могущими согреться растениями заполнял изумительно ровный, изумительно зеленый газон.