Неточные совпадения
Он уж перестал мечтать об устройстве имения и о поездке туда всем домом. Поставленный Штольцем управляющий аккуратно
присылал ему весьма порядочный доход к
Рождеству, мужики привозили хлеба и живности, и дом процветал обилием и весельем.
Подарок! А у него двести рублей в кармане! Если деньги и
пришлют, так к
Рождеству, а может быть, и позже, когда продадут хлеб, а когда продадут, сколько его там и как велика сумма выручена будет — все это должно объяснить письмо, а письма нет. Как же быть-то? Прощай, двухнедельное спокойствие!
Вот я думал бежать от русской зимы и прожить два лета, а приходится, кажется, испытать четыре осени: русскую, которую уже пережил, английскую переживаю, в тропики
придем в тамошнюю осень. А бестолочь какая: празднуешь два
Рождества, русское и английское, два Новые года, два Крещенья. В английское
Рождество была крайняя нужда в работе — своих рук недоставало: англичане и слышать не хотят о работе в праздник. В наше
Рождество англичане
пришли, да совестно было заставлять работать своих.
Весть о моем переводе во Владимир
пришла перед
Рождеством — я скоро собрался и пустился в путь.
На
рождество, на пасху или в день именин (в августе) ему
присылали, — и непременно черед приезжих земляков, — целые клады из корзин с бараниной, виноградом, чурчхелой, колбасами, сушеной мушмалой, рахат-лукумом, бадриджанами и очень вкусными лепешками, а также бурдюки с отличным домашним вином, крепким и ароматным, но отдававшим чуть-чуть овчиной.
Вспомнил, как целых четыре года копил шкуры, закалывая овец, своих, доморощенных, перед
Рождеством, и продавал мясо кабатчику; вспомнил он, как в Кубинском ему выдубили шкуры, как потом
пришел бродячий портной Николка Косой и целых две недели кормился у него в избе, спал на столе с своими кривыми ногами, пока полушубок не был справлен, и как потом на сходе долго бедняки-соседи завидовали, любуясь шубой, а кабатчик Федот Митрич обещал два ведра за шубу…
— Я не смею с вами спорить. В таком случае, если вы не хотите представить ее в полицию, то пользуйтесь ею, как вам угодно: заколите, когда желаете, ее к
Рождеству и наделайте из нее окороков, или так съедите. Только я бы у вас попросил, если будете делать колбасы,
пришлите мне парочку тех, которые у вас так искусно делает Гапка из свиной крови и сала. Моя Аграфена Трофимовна очень их любит.
Но она не ждала ответа и
прислала депешу, что уже выехала. А ему между тем становилось все хуже. Телеграммами мы менялись два раза в день (она, к несчастию, заболела в дороге). В первый день
Рождества, к вечеру, ему сделалось очень худо, так что он потребовал к себе священника и в десять часов вечера причастился. На другой день я
пришла к нему; он был очень слаб и еле узнал меня.
— Ну, вот скоро и
Рождество! — говорил нараспев отец, крутя из темно-рыжего табаку папиросу. — А давно ли было лето и мать плакала, тебя провожаючи? Ан ты и приехал… Время, брат, идет быстро! Ахнуть не успеешь, как старость
придет. Господин Чибисов, кушайте, прошу вас, не стесняйтесь! У нас попросту.
— Ты очень счастлив; твоя душа в день
рождества была — как ясли для святого младенца, который
пришел на землю, чтоб пострадать за несчастных. Христос озарил для тебя тьму, которою окутывало твое воображение — пусторечие темных людей. Пугало было не Селиван, а вы сами, — ваша к нему подозрительность, которая никому не позволяла видеть его добрую совесть. Лицо его казалось вам темным, потому что око ваше было темно. Наблюди это для того, чтобы в другой раз не быть таким же слепым.
— Есть у меня одна знакомая девушка такая, врагиня моя лютая, — продолжала Жужелица, оглядывая всех с торжеством. — Тоже всё вздыхает, да всё на образа смотрит, дьяволица. Когда она властвовала у одного старца, то, бывало,
придешь к ней, а она даст тебе кусок и прикажет земные поклоны класть, и сама читает: «В
рождестве девство сохранила еси»… В праздник даст кусок, а в будни попрекает. Ну, а теперь уж я натешусь над ней! Натешусь вволю, алмазныя!
Не далее как на прошлое
Рождество ее в это время запирали с младшей сестрой Катей и с ее сверстницами в детскую, уверяя, что в зале нет никакой елки, а что «просто только
пришли полотеры».
И женят таким образом парня в мясоед, между
рождеством и масленицей. Но как
пришел великий пост, так и начали молодого в Питер сбирать: прибрали попутчиков, привязал он к спине котомку и пошел, а там, месяца через два, и поотпишет что-нибудь, вроде того...
Пришло опять
Рождество, и опять канун на Новый год. Сижу я вечером у себя — что-то штопаю, и уже думаю работу кончить да спать ложиться, как прибегает лакей из номеров и говорит...
Пришел голодный год! «Съедим, что зародилось, и умрем», — говорили мужики и пекли еще из новичы лепешки и наварили к успенью браги, а с Богородичного
Рождества некоторые несмело стали отлучаться… Спросите — куда? Сначала был еще стыд в этом сознаваться — отлучки эти скрывались: люди уходили из села и возвращались домой в потемочках, «чтобы сумы не было видно», — но голод и нужда возрастали, и к Покрову все друг о друге стали знать, что всем есть нечего и что «всем надо идти побираться».
И тот был в стране обетованной и, возвратясь, говорил ученикам: «С востока
приходили волхвы поклониться Христу в день
рождества его, на востоке же и та земля, что Господом обещана праведным последних дней.
— А когда
придут? Скажи, коли с Богом беседовал, — с досады мотнув головой, отрезал Орошин. — По нашему простому человечьему разуменью, разве что после
Рождества Богородицы
придут мои баржи на Гребновскую, значит, когда уже квартальные с ярманки народ сгонят…
После рукодельных часов за дневным чаем, за ужином и в спальне оживленная беседа в старшем отделении не прерывалась ни на минуту. Говорили о предстоявшем на
Рождество спектакле, советовались, спорили и шумели. Не прекратилась эта беседа и после ужина в дортуаре, куда воспитанницы
пришли в десять часов.
Знаменосцев сообщал Поталееву справочки по опекунскому совету, по сенату, делал закупки, высылал книги, а Поталеев за то давал ему рублей сто денег в год, да
пришлет, бывало, к
Рождеству провизии да живности, и считался он у них благодетелем.
С целью изучения нужного материала, я очень часто бывал у Александры Ивановны, охотно принимал ее предложения
прийти к ней на ее именины или на
рождество, наблюдал у нее ее подруг по мастерской, ее знакомых портних, картонажниц и модисток.
— Недурное трио, нечего сказать! И если встречать
Рождество Христово таким концертом, то уж лучше бы предупреждали добрых людей не
приходить.
— На второй день
Рождества, значит, является к нам супруг ейный в трезвом виде, как следствует, в аккурате и такую речь повел: «Иван Силыч, — меня так кликают, — чем по мелочи мне с вас за разрушение моего семейного счастья брать, не лучше ли к окончательной цифре
прийти, в виде отступного, и супругу тогда я вам мою законную по документу передам и никаких против нее и вас претензий иметь не буду».