Река застыла, и только гигантские торосья, целый хаос огромных льдин, нагроможденных в беспорядке друг на друга, задавленных внизу или кинутых непонятным образом кверху, остался безмолвным свидетелем титанической борьбы, да кое-где еще зияли длинные, никогда не замерзающие полыньи, в которых прорывались и кипели быстрые речные струи.
Неточные совпадения
— Знамое дело, какие теперь дороги! И то еще удивлению подобно, как до сих пор
река стоит; в другие годы в это время она давно в берегах… Я полагаю, дюжи были морозы — лед-то добре закрепили; оттого долее она и держит. А все, по-настоящему, пора бы расступиться! Вишь, какое тепло: мокрая рука не
стынет на ветре! Вот вороны и жаворонки недели три как уж прилетели! — говорил Глеб, околачивая молотком железное острие багра.
Воздух был недвижим; деревья в соседнем саду словно
застыли; на поверхности
реки — ни малейшей зыби; с другой стороны
реки доносился смутный городской гомон и стук; здесь, на Выборгской, — царствовала тишина и благорастворение воздухов.
Но очи русского смыкает
Уж смерть холодною рукой;
Он вздох последний испускает,
И он уж там — и кровь
рекойЗастыла в жилах охладевших;
В его руках оцепеневших
Еще кинжал блестя лежит;
В его всех чувствах онемевших
Навеки жизнь уж не горит,
Навеки радость не блестит.
Словно сказка, кем-то мудрым и великим рассказанная,
застыла там за
рекой; прибегают издалека волны Днепра и радостно плещут, видя её, но не гаснет в удивлённом пении
реки тихий голос человека.
Река точно
застыла, и только оставляемые пароходом гряды волн тяжело бьются в глинистые берега.
В немом ужасе
застыли река, и болтливый тростник, и черная даль.
Река становится темнее, сильный ветер и дождь бьют нам в бок, а берег всё еще далеко, и кусты, за которые, в случае беды, можно бы уцепиться, остаются позади… Почтальон, видавший на своем веку виды, молчит и не шевелится, точно
застыл, гребцы тоже молчат… Я вижу, как у солдатика вдруг побагровела шея. На сердце у меня становится тяжело, и я думаю только о том, что если опрокинется лодка, то я сброшу с себя сначала полушубок, потом пиджак, потом…
Ближе к морю лавовый покров вытянулся длинными плоскими языками и в таком виде
застыл. В последовательном порядке по течению они имеют следующие названия: с правой стороны — Цзюгбу, около которой в Копи впадает небольшая речка Май, затем будет местность Тектоно и за ней сопки: Таленку, Даулкей, Сунтакуле и Гулика. С левой стороны после горы Юшангу — гора Сололо Гуляни. Через нее тоже лежит путь на
реку Хади.
— А-а! — дико, по-азиатски взвизгнул он, — берегись, княжна! Плохи шутки с Абреком. Так отомстит Абрек, что всколыхнутся горы и
застынут реки. Берегись! — и еще раз гикнув, он скрылся в кустах.
Не могу иначе как смирением назвать чувство, которое вместе с холодом от
реки легким ознобом проникло в меня… нет, не знаю, как это случилось, но от самых вершин мудрости и понимания, на которых я только что был, я внезапно спустился в такой трепет, в такое чувство малости своей и страха, что пальцы мои в кармане сразу высохли,
застыли и согнулись, как птичьи лапы. «Струсил!» — подумал я, чувствуя жестокий страх перед смертью, которую готовил себе, и забывая, что гирьки я бросил раньше, и от самоубийства отказался раньше, нежели почувствовал страх.