Неточные совпадения
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки к осенним податям были готовы. Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить,
ребята, я вам
помог, и вы
помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
Во время своих побывок дома он входил в подробности ее жизни,
помогал ей в работах и не прерывал сношений с бывшими товарищами, крестьянскими
ребятами; курил с ними тютюн в собачьей ножке, бился на кулачки и толковал им, как они все обмануты и как им надо выпрастываться из того обмана, в котором их держат.
Причина казачьей голодовки была налицо: беспросыпная казачья лень, кабаки и какая-то детская беззаботность о завтрашнем дне. Если крестьянин голодает от своих четырех десятин надела, так его и бог простит, а голодать да морить мором скотину от тридцати — прямо грешно. Конечно, жаль малых
ребят да скотину, а ничем не
поможешь, — под лежач камень и вода не течет.
Но где есть няньки, то следует, что есть
ребята, ходят на
помочах, от чего нередко бывают кривые ноги; где есть опекуны, следует, что есть малолетные, незрелые разумы, которые собою править не могут.
Наступила страда, но и она не принесла старикам обычного рабочего счастья. Виной всему был покос Никитича, на котором доменный мастер страдовал вместе с племянником Тишкой и дочерью Оленкой. Недавние
ребята успели сделаться большими и
помогали Никитичу в настоящую силу. Оленка щеголяла в кумачном сарафане, и ее голос не умолкал с утра до ночи, — такая уж голосистая девка издалась. Пашка Горбатый, страдовавший с отцом, потихоньку каждый вечер удирал к Тишке и вместе с ним веселился на кержацкую руку.
Рассказал, что он из деревни Васильевского, в 12 верстах от города, что он отделенный от отца и братьев и живет теперь с женой и двумя
ребятами, из которых старший только ходил в училище, а еще не
помогал ничего.
— Вот надоть бы перво-наперво оттащить это бревнушко. Принимайся-ка,
ребята! — заметил один вовсе не распорядитель и не начальствующий, а просто чернорабочий, бессловесный и тихий малый, молчавший до сих пор, и, нагнувшись, обхватил руками толстое бревно, поджидая помощников. Но никто не
помог ему.
— Нет, боярышня! — сказал священник. — Хоть и жаль, а надобно сказать правду: он не
помогал нашим молодцам. Да что об этом толковать!.. До завтра,
ребята, с богом! Вам, чай, пора отдохнуть… Ну, что ж вы переминаетесь? ступайте!
— Значит — ошибся. Воля божия.
Ребята — приказываю: Ульяна вам вместо матери, слышите? Ты, Уля,
помоги им, Христа ради… Эх! Вышлите чужих из горницы…
— Дайте мне,
ребята, сами совет: не могу ли я чем-нибудь вам
помочь и вас утешить?
«Садитесь!» — говорю барыне. Посадила она младших-то
ребят, а старшенького-то не сдюжает… «
Помоги», — говорит. Подошел я; мальчонко-то руки ко мне тянет. Только хотел я взять его, да вдруг вспомнил… «Убери, говорю, ребенка-то подальше. Весь я в крови, негоже младенцу касаться…»
— А это главное! — вскричал италиянец, изъявляя свою радость живыми движениями, свойственными южной его породе. — Я знал, что вы мне
поможете. Corpo di Bacco! [Черт возьми! (итал.)] Вы поэт, так же, как и я; а что ни говори, поэты славные
ребята! Как изъявлю вам мою благодарность? постойте… хотите ли выслушать импровизацию?
Народу стояло на обоих берегах множество, и все видели, и все восклицали: «ишь ты! поди ж ты!» Словом, «случилось несчастие» невесть отчего.
Ребята во всю мочь веслами били, дядя Петр на руле весь в поту, умаялся, а купец на берегу весь бледный, как смерть, стоял да молился, а все не
помогло. Барка потонула, а хозяин только покорностью взял: перекрестился, вздохнул да молвил: «Бог дал, бог и взял — буди его святая воля».
Положим, теперь бы и отец не подбросил девочку — подросла Дуня. Бабушке в избе
помогает, за водой ходит к колодцу, в лес бегает с
ребятами. Печь умеет растопить, коровушке корм задать, полы вымыть…
— Хорошо вот, вы такая гордая, настойчивая, — льстиво говорила Дарья Петровна. — А много ли у нас таких? Грунька Полякова, сами знаете, и сейчас живет с ним. Маньку два раза к себе увозил. С Гавриловной когда-то целый год жил. А Фокина вот, — на что уж непоклонная, а сколько раз к нему хаживала, как помоложе была… Я вам правду скажу: которая девушка замужняя или
помогу имеет со стороны, ну, та может куражиться. А нет
помоги, что ж поделаешь? Вон у Фокиной пятеро
ребят, всех одень-обуй; как тут куражиться?
— Бог
помочь,
ребята! — крикнул Теркин.
Кучер. Здорово, православные! Ну давай веревку! Скорей!
Ребята, кто пойдет
поможет? На чай перепадет!
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны и все умоляют
помочь им. «Хоть бы мало-мальски
ребята отдыхали», — говорят бабы. «А то просят папки (хлеба), а дать не́чего, так и заснет не ужинаючи».
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам
помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли
ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо его. В обед ехал мужик с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
По дороге от деревни, держась за руку, шли Стенька Верхотин и Таня. Какие славные
ребята: и тут, на отдыхе, не бросают общественной работы. Он
помогал в деревне организовать комсомольскую ячейку, она развернула широкую работу в женотделе. И как хорошо идут, держась за руку, — какая хорошая товарищеская пара!