Неточные совпадения
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила
в юродивых,
в домовых,
в леших,
в дурные встречи,
в порчу,
в народные лекарства,
в четверговую соль,
в скорый конец света; верила, что если
в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не
растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где
вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной
воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо падала
роса.
В густой темноте за рекою вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся
в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск
воды нарушал безмолвие.
Казалось, все страхи, как мечты, улеглись: вперед манил простор и ряд неиспытанных наслаждений. Грудь дышала свободно, навстречу веяло уже югом, манили голубые небеса и
воды. Но вдруг за этою перспективой возникало опять грозное привидение и
росло по мере того, как я вдавался
в путь. Это привидение была мысль: какая обязанность лежит на грамотном путешественнике перед соотечественниками, перед обществом, которое следит за плавателями?
Между цветами особенно интересны водяные растения, исполинские лилии и лотос: они
росли в наполненной
водою канаве.
Направо, у крепости,
растет мелкая трава; там бегают с криком ребятишки;
в тени лежат буйволы, с ужаснейшими, закинутыми на спину рогами, или стоят по горло
в воде.
Проклятый дощаник слабо колыхался под нашими ногами…
В миг кораблекрушения
вода нам показалась чрезвычайно холодной, но мы скоро обтерпелись. Когда первый страх прошел, я оглянулся; кругом,
в десяти шагах от нас,
росли тростники; вдали, над их верхушками, виднелся берег. «Плохо!» — подумал я.
В этих местах
растет густой смешанный лес с преобладанием кедра. Сильно размытые берега, бурелом, нанесенный
водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие
в кустах, — все это свидетельствовало о недавних больших наводнениях.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что
вода в реке была только кое-где
в углублениях, мы шли прямо по ее руслу.
В средней части реки Сандагоу
растут такие же хорошие леса, как и на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов.
В одном месте река делает большую петлю.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу?
Вода в камнях не задерживается, а между тем мхи
растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает
вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то и есть постоянный источник влаги. Мхи получают
воду не из земли, а из воздуха. Та к как
в Уссурийском крае летом и весною туманных дней несравненно больше, чем солнечных, то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
Характер растительности был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива
росли то группами, то
в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми,
в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти по таким кустарникам
в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною
водою.
Очень редко по берегам их
растет мелкий кустарник. Если взглянуть на такую реку, извивающуюся по степи, с высокого места, что случается довольно редко, то представится необыкновенное зрелище: точно на длинном бесконечном снурке, прихотливо перепутанном, нанизаны синие яхонты
в зеленой оправе, перенизанные серебряным стеклярусом: текущая
вода блестит, как серебро, а неподвижные омуты синеют
в зеленых берегах, как яхонты.
Степные же места не ковылистые
в позднюю осень имеют вид еще более однообразный, безжизненный и грустный, кроме выкошенных луговин, на которых, около круглых стогов потемневшего от дождя сена,
вырастает молодая зеленая отава; станицы тудаков и стрепетов любят бродить по ней и щипать молодую траву, даже гуси огромными вереницами, перемещаясь с одной
воды на другую, опускаются на такие места, чтобы полакомиться свежею травкою.
Природа медленно производит эту работу, и я имел случай наблюдать ее: первоначальная основа составляется собственно из водяных растений, которые, как известно,
растут на всякой глубине и расстилают свои листья и цветы на поверхности
воды; ежегодно согнивая, они превращаются
в какой-то кисель — начало черноземного торфа, который, слипаясь, соединяется
в большие пласты; разумеется, все это может происходить только на
водах стоячих и предпочтительно
в тех местах, где мало берет ветер.
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает
в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны становятся синими,
в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки
в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке
в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
Хоша я еще был махонькой, когда нас со старины сюда переселили, а помню, что не токма у нас на деревне, да и за пять верст выше,
в Берлинских вершинах,
воды было много и по всей речке
рос лес; а старики наши, да и мы за ними, лес-то весь повырубили, роднички затоптала скотинка, вода-то и пересохла.
Всех заинтересовал рассказ Махина, но больше всех меньшую Лизу Еропкину, восемнадцатилетнюю девушку, только что вышедшую из института и только что опомнившуюся от темноты и тесноты ложных условий,
в которых она
выросла, и точно вынырнувшую из
воды, страстно вдыхавшую
в себя свежий воздух жизни.
— Эх, куманек, не то одно ведомо, что сказывается; иной раз далеко
в лесу стукнет, близко отзовется; когда под колесом
воды убыло, знать есть засуха и за сто верст, и будет хлебу недород велик, а наш брат, старик, живи себе молча; слушай, как трава
растет, да мотай себе за ухо!
— Есть еще адамова голова, коло болот
растет, разрешает роды и подарки приносит. Есть голубец болотный; коли хочешь идти на медведя, выпей взвару голубца, и никакой медведь тебя не тронет. Есть ревенка-трава; когда станешь из земли выдергивать, она стонет и ревет, словно человек, а наденешь на себя, никогда
в воде не утонешь.
Пароход шел тихо, среди других пароходов, сновавших, точно водяные жуки, по заливу. Солнце село, а город все выплывал и выплывал навстречу, дома
вырастали, огоньки зажигались рядами и
в беспорядке дрожали
в воде, двигались и перекрещивались внизу, и стояли высоко
в небе. Небо темнело, но на нем ясно еще рисовалась высоко
в воздухе тонкая сетка огромного, невиданного моста.
Они разводятся
в невероятном количестве
в самых нечистых
водах и первые годы
растут очень скоро, как и всякая рыба.
Для избежанья таких помех можно привязывать шнурок к колышку (который втыкается плотно
в дно реки у берега и покрыт
водою на четверть и более), даже к коряге или к таловому пруту: тальник часто
растет над
водою и очень крепок.
Но несколько лет тому назад прислал мне зимой
в Москву один приятель (Ф. И. Васьков) несколько мерзлых карасей, пойманных
в Костромской губернии; все они были необыкновенной величины, или, лучше сказать, толщины, потому что карась, достигнув двух четвертей с небольшим длины, начинает
расти только
в толщину; один из обитателей Чухломских
вод весил девять фунтов!
Например, от усиленного народонаселения, скотоводства, постройки мельниц
вода делается мутнее и теплее; берега теряют обраставшие их прежде травы,
в разливах прудов
вырастают новые, свойственные только
воде мелкой и запруженной; породы рыб отчасти замещаются другими; рыба от сытного корма делается не так жадна, а с тем вместе изменяется ее клев.
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет
вода, покуда не
выросла трава около берегов и на дне реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно
в самое голодное для рыбы время, то можно так привадить рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки
в одно и то же время; разумеется, уже
в это время предпочтительно надобно и удить.
Старый рыбак никогда не ошибался: закат солнца, большая или меньшая яркость утренней зари, направление ветра, отблеск
воды,
роса, поздний или ранний отлет журавлей — все это осуществляло для него книгу,
в которой он читал так же бойко и с разумным толком, как разумный грамотей читает святцы.
У самой дороги вспорхнул стрепет. Мелькая крыльями и хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну или на прудового мотылька, у которого, когда он мелькает над
водой, крылья сливаются с усиками, и кажется, что усики
растут у него и спереди, и сзади, и с боков… Дрожа
в воздухе как насекомое, играя своей пестротой, стрепет поднялся высоко вверх по прямой линии, потом, вероятно испуганный облаком пыли, понесся
в сторону, и долго еще было видно его мелькание…
Тит на тонких ножках подошел к постели и замахал руками, потом
вырос до потолка и обратился
в мельницу. Отец Христофор, не такой, каким он сидел
в бричке, а
в полном облачении и с кропилом
в руке, прошелся вокруг мельницы, покропил ее святой
водой, и она перестала махать. Егорушка, зная, что это бред, открыл глаза.
— А я жила
в клетке…
в клетке и родилась, и
выросла, и жила. Мне все хотелось полетать, как другие птицы. Клетка стояла на окне, и я все смотрела на других птичек… Так им весело было, а
в клетке так тесно. Ну девочка Аленушка принесла чашечку с
водой, отворила дверку, а я и вырвалась. Летала, летала по комнате, а потом
в форточку и вылетела.
В яростном и безумном, что теперь творилось, Соловьев плавал, как рыба
в воде, и шайка его
росла не по дням, а по часам.
— Она была босиком, — это совершенно точное выражение, и туфли ее стояли рядом, а чулки висели на ветке, — ну право же, очень миленькие чулочки, — паутина и блеск. Фея держала ногу
в воде, придерживаясь руками за ствол орешника. Другая ее нога, — капитан метнул Дигэ покаянный взгляд, прервав сам себя, — прошу прощения, — другая ее нога была очень мала. Ну, разумеется, та, что была
в воде, не
выросла за одну минуту…
Вскрытие реки, разлив
воды, спуск пруда, заимка — это события
в деревенской жизни, о которых не имеют понятия городские жители.
В столицах, где лед на улицах еще
в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что
в клубах появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились
выращивать в теплицах… но это статья особая и до нас не касается.
Георгины и кусты розанов, еще без цвета, неподвижно вытянувшись на своей вскопанной черной рабатке, как будто медленно
росли вверх по своим белым обструганным подставкам; лягушки изо всех сил, как будто напоследках перед дождем, который их загонит
в воду, дружно и пронзительно трещали из-под оврага.
Он плыл с ясным лицом, уверенно отгребая
воду, грозившую не так давно смертью, и не было
в этот момент предела силе его желания кинуться
в битву душ,
в продолжительные скитания, где с каждым часом и днем
росло бы
в его молодом сердце железо власти, а слово звучало непоколебимой песнью, с силой, удесятеренной вниманием.
На зеленых кустах, которые смотрелись
в воду, сверкала
роса.
В сажени от берега
росла водяная лилия и словно покоилась на гладкой поверхности
воды, устланной широкими и круглыми листьями.
Глядь, а
в воде по-над звездами будто комарик летит… Пригляделся, —
вырос комарик как муха, потом стал как воробей, как ворона, а вот уж как здоровый шуляк.
Усадьба наша находится на высоком берегу быстрой речки, у так называемого быркого места, где
вода шумит день и ночь; представьте же себе большой старый сад, уютные цветники, пасеку, огород, внизу река с кудрявым ивняком, который
в большую
росу кажется немножко матовым, точно седеет, а по ту сторону луг, за лугом на холме страшный, темный бор.
Он опустил голову вниз и видел, что трава, бывшая почти под ногами его, казалось,
росла глубоко и далеко и что сверх ее находилась прозрачная, как горный ключ,
вода, и трава казалась дном какого-то светлого, прозрачного до самой глубины моря; по крайней мере, он видел ясно, как он отражался
в нем вместе с сидевшею на спине старухою.
За окном весело разыгралось летнее утро — сквозь окроплённые
росою листья бузины живой ртутью блестела река, трава, примятая ночной сыростью, расправляла стебли, потягиваясь к солнцу; щёлкали жёлтые овсянки, торопливо разбираясь
в дорожной пыли, обильной просыпанным зерном; самодовольно гоготали гуси, удивлённо мычал телёнок, и вдоль реки гулко плыл от села какой-то странный шлёпающий звук, точно по
воде кто-то шутя хлопал огромной ладонью.
Однако были дни давным-давно,
Когда и он на берегу Гвинеи
Имел родной шалаш, жену, пшено
И ожерелье красное на шее,
И мало ли?.. О, там он был звено
В цепи семей счастливых!.. Там пустыня
Осталась неприступна, как святыня.
И пальмы там
растут до облаков,
И пена
вод белее жемчугов.
Там жгут лобзанья, и пронзают очи,
И перси дев черней роскошной ночи.
Порядок появления грибов бывает следующий: как только весною окажутся проталины, то по лесным полянам и вообще по редколесью начнут появляться сморчки — сначала глухие, а потом стройки; они
растут даже под снежною корою, где бежит под ней
вода; после сморчков следует промежуток времени с месяц, а при засухе и более,
в продолжение которого грибов нет никаких.
Где ступит Яр-Хмель — там несеяный яровой хлеб
вырастает, глянет Ярило на чистое поле — лазоревы́ цветочки на нем запестреют, глянет на темный лес — птички защебечут и песнями громко зальются, нá
воду глянет — белые рыбки весело
в ней заиграют.
Станет снег осаживаться, станет отдувать лед на реках, польется
вода с гор, поднимутся пары из
воды в облака, пойдет дождь. Кто это все сделает? Солнце. Оттают семечки, выпустят ростки, зацепятся ростки за землю; из старых кореньев пойдут побеги, начнут
расти деревья и травы. Кто это сделал? Солнце.
Стали обращаться к колдунам и знахарям — к доморощенным мастерам черной и белой магии, из которых одни «наводили» что-то наговорами и ворожбою на лист глухой крапивы и дули пылью по ветру, а другие выносили откуда-то свои обглоданные избенными прусаками иконки
в лес и там перед ними шептали, обливали их
водою и оставляли ночевать на дереве, — но дождя все-таки не было, и даже прекратились
росы.
«Рыбак, пусти меня
в воду; видишь, я мелка: тебе от меня пользы мало будет. А пустишь, да я
вырасту, тогда поймаешь — тебе пользы больше будет».
— Как же это? — вскликнула Аграфена Петровна. — Да ведь она души не чаяла
в Марье Гавриловне.
В огонь и
в воду была готова идти за нее. Еще махонькой взяла ее Марья Гавриловна на свое попеченье,
вырастила, воспитала, любила, как дочь родную! Говорила, что по смерти половину именья откажет ей. И вдруг такое дело!.. Господи! Господи!.. Что ж это такое?.. Да как решилась она?
«Он, профессор Мечников, хочет… исправлять природу! Он лучше природы знает, что нам нужно и что не нужно!.. У китайцев есть слово — «шу». Это значит — уважение. Уважение не к кому-нибудь, не за что-нибудь, а просто уважение, уважение ко всему за все. Уважение вот к этому лопуху у частокола за то, что он
растет, к облачку на небе, к этой грязной, с
водою в колеях, дороге… Когда мы, наконец, научимся этому уважению к жизни?»
— Сядь! Мы посидим
в тени, и ты успокоишься! Идем под эту вербу! А вот и ручей! Хочешь водицы? Вербы всегда
растут у
воды. Где есть вербы, там следует искать
воду! Сядем!
В Баден попадал я впервые. Но много о нем слыхал и читал, как о самых бойких немецких
водах с рулеткой. Тогда таких рулеточных водных мест
в Германии существовало несколько: Баден-Баден, Висбаден, Гамбург, Эмс. О Монте-Карло тогда и речи еще не заходило. Та скала около Монако, где ныне
вырос роскошный игрецкий городок, стояла
в диком виде и, кроме горных коз, никем не была обитаема.
— Он, профессор Мечников, хочет… исправить природу! Он лучше природы знает, что нам нужно и что не нужно! У китайцев есть слово «шу». Это значит — уважение. Уважение не к кому-нибудь, не за что-нибудь, а просто уважение, — уважение ко всему за все. Уважение вот к этому лопуху у частокола за то, что он
растет, к облачку на небе, к этой грязной с
водою в колеях, дороге… Когда, мы, наконец, научимся этому уважению к жизни?