Неточные совпадения
Когда Самгин вышел на Красную площадь, на ней было пустынно, как бывает всегда
по праздникам.
Небо осело низко над Кремлем и
рассыпалось тяжелыми хлопьями снега. На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно было представить, что на этой площади, за час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
Из закоптевшей трубы столбом валил дым и, поднявшись высоко, так, что посмотреть — шапка валилась,
рассыпался горячими угольями
по всей степи, и черт, — нечего бы и вспоминать его, собачьего сына, — так всхлипывал жалобно в своей конуре, что испуганные гайвороны [Гайвороны — грачи.] стаями подымались из ближнего дубового леса и с диким криком метались
по небу.
Вот режущим блеском всполыхнула первая молния, и резким грохотом
рассыпался первый удар, точно с
неба обрушилась на землю целая гора, раскатившаяся
по камешку.
Все
рассыпались по роще, ломая для костра нижние сухие сучья осин. Роща огласилась треском, говором и смехом. Сучья стаскивались к берегу сажалки, где Вера и Соня разводили костер. Огонь запрыгал
по трещавшим сучьям, освещая кусты и нижние ветви ближайших осин; между вершинами синело темное звездное
небо; с костра вместе с дымом срывались искры и гасли далеко вверху. Вера отгребла в сторону горячий уголь и положила в него картофелины.
С четверть часа шли они «скрозь», держались чуть заметной тропки и попадали в чащу. Обоим был люб крепнувший гул заказника. С одной стороны
неба тучи сгустились. Справа еще оставалась полоса чистой лазури. Кусты чернолесья местами заслоняли им путь. На концах свислых еловых ветвей весенняя поросль ярко-зеленым кружевом
рассыпалась по старой синеющей хвое.
По небу рассыпались мириады звезд и перебирают лучами своими; но эти звезды горят не для нас: у них свой мир, который они греют и освещают.
Клобук его лежал на снегу, а светло-каштановые волосы, вьющиеся кольцами,
рассыпались шелковым пухом
по широким плечам. Глаза его, устремленные к
небу, были светлы, как бы озаренные божественной искрой, а лицо покрыто могильной бледностью.
Варом обварило Алексея Кириловича. В глазах у него помутилось,
по коже что-то будто
рассыпалось, а в ушах загудело: «Жеребцов, Кобылина, Конюшенная». Кувырков хотел протереть себе глаза, но руки его не поднимались, он хотел вздохнуть к
небу, но вместо скорбного вздоха человеческого у него вырвался какой-то дикий храп, и в то же мгновение ему вдруг стало чудиться, что у него растет откуда-то хвост, длинный, черный конский хвост; что на шее у него развевается грива роскошная, а морду сжимает ременная узда.