Неточные совпадения
Дорогой, в вагоне, он разговаривал с
соседями о политике,
о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то время как укладывались,
рассказал ему деревенские новости,
о приходе рядчика и
о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
С соболезнованием
рассказывал он, как велика необразованность
соседей помещиков; как мало думают они
о своих подвластных; как они даже смеялись, когда он старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы университетское воспитанье; как, несмотря на все убеждения, он не мог убедить помещиков в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы, идя за плугом, мог читать в то же время книгу
о громовых отводах.
Рассказывая, он не исповедовался, а говорил
о себе, как
о соседе, который несколько надоел ему, но, при всех его недостатках, — человек не плохой.
Соседи позабыли об этой истории и только изредка
рассказывали наезжим гостям, как
о диковинке,
о помещике-покойнике, живущем в Овсецове, на глазах у властей.
Также
рассказывал Антон много
о своей госпоже, Глафире Петровне: какие они были рассудительные и бережливые; как некоторый господин, молодой
сосед, подделывался было к ним, часто стал наезжать, и как они для него изволили даже надевать свой праздничный чепец с лентами цвету массака, и желтое платье из трю-трю-левантина; но как потом, разгневавшись на господина
соседа за неприличный вопрос: «Что, мол, должон быть у вас, сударыня, капитал?» — приказали ему от дому отказать, и как они тогда же приказали, чтоб все после их кончины, до самомалейшей тряпицы, было представлено Федору Ивановичу.
Арестованные занимали отдельные камеры, которые днем не запирались и не мешали юнкерам ходить друг к другу в гости.
Соседи первые
рассказали Александрову
о своих злоключениях, приведших их в карцер.
Ванюша приносил ему чай; он садился в угол к печи; старуха, не стесняясь, делала свое дело, и они беседовали за чаем и за чихирем
о казачьих делах,
о соседях,
о России, про которую Оленин
рассказывал, а они расспрашивали.
Лесута-Храпунов, как человек придворный, снес терпеливо эту обиду, нанесенную родовым дворянам; но когда, несмотря на все его просьбы, ему, по званию стряпчего с ключом, не дозволили нести царский платок и рукавицы при обряде коронования, то он, забыв все благоразумие и осторожность, приличные старому царедворцу, убежал из царских палат, заперся один в своей комнате и, наговоря шепотом много обидных речей насчет нового правительства, уехал на другой день восвояси,
рассказывать соседям о блаженной памяти царе Феодоре Иоанновиче и
о том, как он изволил жаловать своею царскою милостию ближнего своего стряпчего с ключом Лесуту-Храпунова.
У
соседей кузнеца была слепая девочка Таня. Евсей подружился с нею, водил её гулять по селу, бережно помогал ей спускаться в овраг и тихим голосом
рассказывал о чём-то, пугливо расширяя свои водянистые глаза. Эта дружба была замечена в селе и всем понравилась, но однажды мать слепой пришла к дяде Петру с жалобой, заявила, что Евсей напугал Таню своими разговорами, теперь девочка не может оставаться одна, плачет, спать стала плохо, во сне мечется, вскакивает и кричит.
Дорогой он
рассказывал мне
о Кавказе,
о жизни помещиков-грузин,
о их забавах и отношении к крестьянам. Его рассказы были интересны, своеобразно красивы, но рисовали предо мной рассказчика крайне нелестно для него.
Рассказывает он, например, такой случай: К одному богатому князю съехались
соседи на пирушку; пили вино, ели чурек и шашлык, ели лаваш и пилав, и потом князь повёл гостей в конюшню. Оседлали коней.
Бородатый солдат с синим, раздувшимся лицом опирался локтем здоровой руки
о подушку и необычно громко, как говорят глухие,
рассказывал соседу...
Но Гросс ничего не слышал. Он занялся в этовремя Сережей и Бобкой, своими
соседями по столу, и
рассказывал им
о том, какой милый и умный был его воспитанник, князь Виталий, и каким он теперь стал ученым человеком.
Слово за слово, большею частью голосом, настроенным на сурдинку, обрывками,
сосед рассказал ему
о смутах в Царстве Польском не только что было уже известно по газетам, но отчасти и то, что не было по ним известно, не компрометируя себя ни в отношении к польскому делу, которому тайно служил, ни в отношении к России, которой служил по наружности.
Уже и отец ее полюбил своего доброго, умного
соседа, который умел так хорошо
рассказывать о морских сражениях под начальством Чесменского и Ушакова,
о Греции, родине предков Горлицыной, где природа так хороша, женщины так похожи на портрет, висевший в спальне Кати.
На другой день сыновья отца Иоанна, а особенно матушка-попадья, не утерпели, чтобы не
рассказать о сне фабричного
соседям и соседкам уцелевших от мора домов, и к вечеру того же дня весть
о сне фабричного во всех подробностях и даже с прикрасами с быстротой молнии распространилась по Москве.
Поп дал благословение,
рассказал о сне попадье, а та
соседям, и в один день весть «
о дивном сне» облетела весь город.