Неточные совпадения
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае
рассказал анекдот
о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два
солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидели, что все были ассигнации настоящие.
А если
рассказывают и поют, то, знаешь, эти истории
о хитрых мужиках и
солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом…
Он очень долго
рассказывал о командире,
о его жене, полковом адъютанте; приближался вечер, в открытое окно влетали, вместе с мухами, какие-то неопределенные звуки, где-то далеко оркестр играл «Кармен», а за грудой бочек на соседнем дворе сердитый человек учил
солдат петь и яростно кричал...
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление
о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь
рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще:
солдат и сам знался с нечистой силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый ушел в другое место.
Этому своему приятелю я, между прочим,
рассказал о своем сне, в котором я так боялся за судьбу русских
солдат и Афанасия.
По вечерам
солдат любил посидеть где-нибудь у огонька и подумать про себя. Нейдут у него с ума скиты и — кончено, а Мосей еще подбавляет — и
о Заболотье
рассказал, и об Анбаше, и
о Красном Яре. Много добра по скитам попрятано…
Вот с кровли тюрьмы падает человек и убивается на месте; кто-то
рассказывает, что у него отняли волов цезарские
солдаты; кто-то говорит
о старике, ослепленном пытальщиками.
— Однажды военный советник (был в древности такой чин) Сдаточный нас всех перепугал, —
рассказывал Капотт. — Совсем неожиданно написал проект"
о необходимости устроения фаланстеров из
солдат, с припущением в оных, для приплода, женского пола по пристойности", и, никому не сказав ни слова, подал его по команде. К счастию, дело разрешилось тем, что проект на другой день был возвращен с надписью:"дурак!"
Вообще вся жизнь за границей, как
рассказывают о ней книги, интереснее, легче, лучше той жизни, которую я знаю: за границею не дерутся так часто и зверски, не издеваются так мучительно над человеком, как издевались над вятским
солдатом, не молятся богу так яростно, как молится старая хозяйка.
Он долго
рассказывал о том, как бьют
солдат на службе, Матвей прижался щекою к его груди и, слыша, как в ней что-то хрипело, думал, что там, задыхаясь, умирает та чёрная и страшная сила, которая недавно вспыхнула на лице отцовом.
Летом, в жаркий день, Пушкарь
рассказал Матвею
о том, как горела венгерская деревня, метались по улице охваченные ужасом люди, овцы, мычали коровы в хлевах, задыхаясь ядовитым дымом горящей соломы, скакали лошади, вырвавшись из стойл, выли собаки и кудахтали куры, а на русских
солдат, лежавших в кустах за деревней, бежал во тьме пылающий огнём человек.
— Рождеством я заболел, —
рассказывал Улан, — отправили меня с завода в больницу, а там конвойный
солдат признал меня, и попал я в острог как бродяга. Так до сего времени и провалялся в тюремной больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют… Простое дело — подлез под забор и драла… Пролежал в саду до потемок, да в Будилов, там за халат эту сменку добил. Потом на завод узнать
о Репке — сказали, что в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал… Я в больницу вчера.
Солдат курил папиросы и
рассказывал о своем прошлом,
о том, как он на службу из конторщиков попал, охотой пошел, как его ранили, как потом отставку получил и как в нищие попал.
Я только прибыл из Польши и, как живой свидетель, под влиянием неостывших впечатлений, стал
рассказывать о том, как наши польские дамы не совсем, может, вежливо относятся к русским офицерам… как потом были захвачены в казармах
солдаты и все уничтожены…
Он говорил
о столице,
о великой Екатерине, которую народ называл матушкой и которая каждому гвардейскому
солдату дозволяла целовать свою руку… он говорил об ней, и щеки его рели; и голос его возвышался невольно. — Потом он
рассказывал о городских весельствах,
о красавицах, разряженных в дымные кружева и волнистые, бархатные платья…
Андроника была сборная: на окнах стояли какие-то полузасохшие «петухи» герани и красный перец, который особенно любят отставные
солдаты, потому что и дешево и сердито; гостей угощал
о. Андроник одной водкой и чаем, весело
рассказывал пикантные истории и хохотал над ними своим заливистым хохотом больше всех.
Рассказав анекдот
о солдате, он тотчас же, первый, радостно захохотал свободным грудным смехом. Воскресенский принужденно улыбнулся.
Досекин
рассказал мне всё, что известно
о нём: служил он в Москве, и когда разгорелось там восстание, видимо, оно ударило
солдата. Весной после переворота явился он в деревню и тогда был совсем не в себе: трезвый прячется ото всех, ходит согнув шею и уставя глаза в землю, а напьётся — встанет середь улицы на коленки и, земно кланяясь во все стороны, просит у людей прощения, за что — не говорит. Тогда мужики ещё не сократились, злоба против
солдат жива была, и они издевались над пьяным.
— Иль не фо па парле
о жанс… [Не надо разговаривать с прислугой… (франц. Il ne faut pas parlez aux gens)] Иди, любезный, в кухню, — обратилась она к
солдату. — Там
расскажешь.
Но
о том, чтобы кормить их досытости, и не считали нужным заботиться:
рассказывали, будто граф Киселев сказал кому-то, что «крестьяне не
солдаты» и что «до новины они могут одну зиму как-нибудь перебиться», и это будто бы послужило достаточным успокоением чьей-то душевной тревоги.
Рассказала о допросе, и что она им сказала. И вдруг все кругом замерли в тяжелом молчании. Смотрели на нее и ничего не говорили. И в молчании этом Катя почувствовала холодное дыхание пришедшей за нею смерти. Но в душе все-таки было прежнее радостное успокоение и задорный вызов. Открылась дверь,
солдат с револьвером крикнул...
Наконец он вышел. Собрав вокруг себя всех монахов, он с заплаканным лицом и с выражением скорби и негодования начал
рассказывать о том, что было с ним в последние три месяца. Голос его был спокоен, и глаза улыбались, когда он описывал свой путь от монастыря до города. На пути, говорил он, ему пели птицы, журчали ручьи, и сладкие, молодые надежды волновали его душу; он шел и чувствовал себя
солдатом, который идет на бой и уверен в победе; мечтая, он шел и слагал стихи и гимны и не заметил, как кончился путь.
В четвертой сцене Корделия, разговаривая с врачом,
рассказывает о том, что видели Лира, как он, совсем сумасшедший, надев для чего-то на голову венок из разных сорных трав, где-то блуждает, и что она послала
солдат разыскивать его, причем говорит, что пусть все тайные врачебные силы земли брызнут в него в ее слезах и т. п.
Бородатый
солдат с синим, раздувшимся лицом опирался локтем здоровой руки
о подушку и необычно громко, как говорят глухие,
рассказывал соседу...
Рассказал я
о нем главному врачу. Утром мы исследовали комиссией одного
солдата с грыжею для эвакуации в Россию. Я предложил главкому врачу исследовать кстати и глухого. Мы подошли к его койке.
Особенно же все возмущались Штакельбергом.
Рассказывали о его знаменитой корове и спарже,
о том, как в бою под Вафангоу массу раненых пришлось бросить на поле сражения, потому что Штакельберг загородил своим поездом дорогу санитарным поездам; две роты
солдат заняты были в бою тем, что непрерывно поливали брезент, натянутый над генеральским поездом, — в поезде находилась супруга барона Штакельберга, и ей было жарко.
Вечером денщики
рассказали нам: недели полторы назад обозные
солдаты случайно наткнулись на зарытый каолян и сообщили
о нем своему командиру. Капитан дал каждому по три рубля, чтоб никому не говорили, и глухою ночью, когда все спали, перетаскал с этими
солдатами каолян в свои амбары.
Та же дворовая девка, которая кормила его вместе с медведем и натолкнула его на роковую мысль закричать «слово и дело»,
рассказав о мертвом
солдате, вызволила его и здесь от смерти, втихомолку принося ему пищу и питье.
Расступившаяся толпа открыла печальное зрелище. Трое смертельно раненных лежали на земле. Двое
солдат лежали неподвижны, а третий, совсем юный офицер, полулежал, поддерживаемый тем самым балагуром солдатиком, который за какой-нибудь час перед тем
рассказывал товарищам
о Суворове.
Пьер расспросил его, чтò слышно
о выступлении, и капрал
рассказал, что почти все войска выступают, и что нынче должен быть приказ и
о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из
солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим
солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что
о больных будет распоряжение, и что вообще всё, чтò только может случиться, всё предвидено начальством.
Молодой, бывший
солдат с явным недоумением
о том, как надо относиться к этому,
рассказывал мне, как его заставляли рыть траншею — могилу для 10 живых, приговоренных к расстрелу, и как заставляли одних
солдат убивать этих приговоренных, а других стоять с заряженными винтовками позади убивающих и быть готовыми стрелять в этих, если они поколеблются в исполнении требуемого от них страшного, нечеловеческого дела.
Мне дадут комнатку из милости;
солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут
рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю…», думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанною думать за себя мыслями своего отца и брата.
Так же как и всегда, в свободное от службы время
солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и
рассказывали и слушали рассказы или
о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше-пройдохе, и
о поповом батраке Миколке.
Он любил слушать сказки, которые
рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один
солдат, но больше всего он любил слушать рассказы
о настоящей жизни.
Проходившие назад
солдаты и офицеры
рассказывали о блестящей победе,
о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона.
В то время как Пьер
рассказывал своим товарищам то, чтò капрал сказал
о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский
солдат.
Случись… — и Платон Каратаев
рассказал длинную историю
о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали в
солдаты.