Неточные совпадения
Здесь в деревне, с
детьми и с симпатичною ему Дарьей Александровной, Левин пришел в то, часто находившее на него, детски веселое расположение духа, которое Дарья Александровна особенно любила в нем. Бегая с
детьми, он учил их гимнастике, смешил мисс Гуль своим дурным английским языком и
рассказывал Дарье Александровне свои занятия в деревне.
— Ну, душенька, как я счастлива! — на минутку присев в своей амазонке подле Долли, сказала Анна. —
Расскажи же мне про своих. Стиву я видела мельком. Но он не может
рассказать про
детей. Что моя любимица Таня? Большая девочка, я думаю?
Анна достала подарки, которые посылали
дети Долли, и
рассказала сыну, какая в Москве есть девочка Таня и как Таня эта умеет читать и учит даже других
детей.
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи
дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были
дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и
рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
— Да, папа, — отвечала Кити. — Но надо знать, что у них трое
детей, никого прислуги и почти никаких средств. Он что-то получает от Академии, — оживленно
рассказывала она, стараясь заглушить волнение, поднявшееся в ней вследствие странной в отношении к ней перемены Анны Павловны.
Она попросила Левина и Воркуева пройти в гостиную, а сама осталась поговорить о чем-то с братом. «О разводе, о Вронском, о том, что он делает в клубе, обо мне?» думал Левин. И его так волновал вопрос о том, что она говорит со Степаном Аркадьичем, что он почти не слушал того, что
рассказывал ему Воркуев о достоинствах написанного Анной Аркадьевной романа для
детей.
Отцы и матери! вам басни сей урок.
Я
рассказал её не
детям в извиненье:
К родителям в них непочтенье
И нелюбовь — всегда порок;
Но если выросли они в разлуке с вами,
И вы их вверили наёмничьим рукам:
Не вы ли виноваты сами,
Что в старости от них утехи мало вам?
Пока он
рассказывал, Самгин присмотрелся и увидал, что по деревне двигается на околицу к запасному магазину густая толпа мужиков, баб,
детей, — двигается не очень шумно, а с каким-то урчащим гулом; впереди шагал небольшой, широкоплечий мужик с толстым пучком веревки на плече.
Учитель встречал
детей молчаливой, неясной улыбкой; во всякое время дня он казался человеком только что проснувшимся. Он тотчас ложился вверх лицом на койку, койка уныло скрипела. Запустив пальцы рук в рыжие, нечесанные космы жестких и прямых волос, подняв к потолку расколотую, медную бородку, не глядя на учеников, он спрашивал и
рассказывал тихим голосом, внятными словами, но Дронов находил, что учитель говорит «из-под печки».
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали
дети, прыгая в воде, на отмелях. В третьем классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин
рассказывал ей, как отец учил его читать...
И, в свою очередь, интересно
рассказывала, что еще пятилетним
ребенком Клим трогательно ухаживал за хилым цветком, который случайно вырос в теневом углу сада, среди сорных трав; он поливал его, не обращая внимания на цветы в клумбах, а когда цветок все-таки погиб, Клим долго и горько плакал.
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она работает на революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать
детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он стал
рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
На тревожные вопросы Клима он не спеша
рассказал, что тарасовские мужики давно живут без хлеба;
детей и стариков послали по миру.
Любили и за то, что Дмитрий умел, как-то неожиданно и на зависть Клима, овладевать вниманием
детей,
рассказывая им о гнездах птиц, о норах, о логовищах зверей, о жизни пчел и ос.
— Не все, — ответил Иноков почему-то виноватым тоном. — Мне Пуаре
рассказал, он очень много знает необыкновенных историй и любит
рассказывать. Не решил я — чем кончить? Закопал он
ребенка в снег и ушел куда-то, пропал без вести или — возмущенный бесплодностью любви — сделал что-нибудь злое? Как думаете?
— Про аиста и капусту выдумано, — говорила она. — Это потому говорят, что
детей родить стыдятся, а все-таки родят их мамы, так же как кошки, я это видела, и мне
рассказывала Павля. Когда у меня вырастут груди, как у мамы и Павли, я тоже буду родить — мальчика и девочку, таких, как я и ты. Родить — нужно, а то будут все одни и те же люди, а потом они умрут и уж никого не будет. Тогда помрут и кошки и курицы, — кто же накормит их? Павля говорит, что бог запрещает родить только монашенкам и гимназисткам.
— Вы слышали? Вы знаете? — И сообщали о забастовках, о погроме помещичьих усадьб, столкновениях с полицией. Варвара
рассказала Самгину, что кружок дам организует помощь
детям забастовщиков, вдовам и сиротам убитых.
— Черт знает как это все, — пробормотал Дронов, крепко поглаживая выцветшие рыжие волосы на черепе. — Помню — нянька
рассказывала жития разных преподобных отшельниц, великомучениц, они уходили из богатых семей, от любимых мужей,
детей, потом римляне мучили их, травили зверями…
— Ты любишь эту арию? Я очень рад: ее прекрасно поет Ольга Ильинская. Я познакомлю тебя — вот голос, вот пение! Да и сама она что за очаровательное
дитя! Впрочем, может быть, я пристрастно сужу: у меня к ней слабость… Однако ж не отвлекайся, не отвлекайся, — прибавил Штольц, —
рассказывай!
Я
рассказал, что Стебельков болтал давеча про «грудного
ребенка».
Об этой фантазии гордой и стыдливой Анны Андреевны увидать этого
ребенка и о встрече там с Лизой я, может быть, потом
расскажу, если будет место; но все же я никак не ожидал, чтоб Анна Андреевна когда-нибудь пригласила Лизу к себе.
В иную минуту казалось, что я
ребенок, что няня
рассказала мне чудную сказку о неслыханных людях, а я заснул у ней на руках и вижу все это во сне.
Про семейства гиляков
рассказывают, что они живут здесь зимой при 36˚ мороза под кустами валежнику, даже матери с грудными
детьми, а захотят погреться, так разводят костры, благо лесу много. Едят рыбу горбушу или черемшу (род чесноку).
Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и
ребенка, мальчика, отправили в воспитательный дом, где
ребенок, как
рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер.
Сестра
рассказала про
детей, что они остались с бабушкой, с его матерью и, очень довольная тем, что спор с ее мужем прекратился, стала
рассказывать про то, как ее
дети играют в путешествие, точно так же, как когда-то он играл с своими двумя куклами — с черным арапом и куклой, называвшейся француженкой.
Он долго потом
рассказывал, в виде характерной черты, что когда он заговорил с Федором Павловичем о Мите, то тот некоторое время имел вид совершенно не понимающего, о каком таком
ребенке идет дело, и даже как бы удивился, что у него есть где-то в доме маленький сын.
Что это такое, Алеша,
расскажи ты мне, какое это «
дитё»?
Когда
дети что
рассказывали или начинали играть, она смеялась и хлопала в ладошки.
Он за что-то провинился на службе, его выключили, я не умею вам это
рассказать, и теперь он с своим семейством, с несчастным семейством больных
детей и жены, сумасшедшей кажется, впал в страшную нищету.
— Кстати, мне недавно
рассказывал один болгарин в Москве, — продолжал Иван Федорович, как бы и не слушая брата, — как турки и черкесы там у них, в Болгарии, повсеместно злодействуют, опасаясь поголовного восстания славян, — то есть жгут, режут, насилуют женщин и
детей, прибивают арестантам уши к забору гвоздями и оставляют так до утра, а поутру вешают — и проч., всего и вообразить невозможно.
— Всех убьет, только стоит навести, — и Красоткин растолковал, куда положить порох, куда вкатить дробинку, показал на дырочку в виде затравки и
рассказал, что бывает откат.
Дети слушали со страшным любопытством. Особенно поразило их воображение, что бывает откат.
Я не прерывал его. Тогда он
рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в страшной бедности. Жена и
дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
И он принялся мне
рассказывать о том, что это душа умершего
ребенка. Она некоторое время скитается по земле в виде летяги и только впоследствии попадает в загробный мир, находящийся в той стороне, где закатывается солнце.
А между этих дел он сидит, болтает с
детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна ночь», из которых он много уже
рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие любят белых кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны, кошки, лошади — все это альбиносы, болезненная порода, по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых кошек.
— Милое
дитя мое, — сказала Жюли, вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень дурная женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с вами, прошу вас,
расскажите, как и зачем вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер. Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно говорить, вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях
рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
Он целый вечер не сводил с нее глаз, и ей ни разу не подумалось в этот вечер, что он делает над собой усилие, чтобы быть нежным, и этот вечер был одним из самых радостных в ее жизни, по крайней мере, до сих пор; через несколько лет после того, как я
рассказываю вам о ней, у ней будет много таких целых дней, месяцев, годов: это будет, когда подрастут ее
дети, и она будет видеть их людьми, достойными счастья и счастливыми.
«…Представь себе дурную погоду, страшную стужу, ветер, дождь, пасмурное, какое-то без выражения небо, прегадкую маленькую комнату, из которой, кажется, сейчас вынесли покойника, а тут эти
дети без цели, даже без удовольствия, шумят, кричат, ломают и марают все близкое; да хорошо бы еще, если б только можно было глядеть на этих
детей, а когда заставляют быть в их среде», — пишет она в одном письме из деревни, куда княгиня уезжала летом, и продолжает: «У нас сидят три старухи, и все три
рассказывают, как их покойники были в параличе, как они за ними ходили — а и без того холодно».
Я
рассказал про офицера вещи, которые могут погубить его (он заезжал куда-то с арестантом), и вспомнил, что он бедный человек и отец семи
детей; но должно ль щадить фискала, разве он щадил других?
И княгиня оставляла ее в покое, нисколько не заботясь, в сущности, о грусти
ребенка и не делая ничего для его развлечения. Приходили праздники, другим
детям дарили игрушки, другие
дети рассказывали о гуляньях, об обновах. Сироте ничего не дарили. Княгиня думала, что довольно делает для нее, давая ей кров; благо есть башмаки, на что еще куклы!
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама
рассказала ей, что было, и все же наивное
дитя народа просила прощенья.
— Если бы не семья, не
дети, — говорил он мне, прощаясь, — я вырвался бы из России и пошел бы по миру; с моим Владимирским крестом на шее спокойно протягивал бы я прохожим руку, которую жал император Александр, —
рассказывая им мой проект и судьбу художника в России.
Она
рассказала мне, что ей совсем не скучно, а ежели и случится соскучиться, то она уходит к соседским
детям, которые у нее бывают в гостях; что она, впрочем, по будням и учится, и только теперь, по случаю моего приезда, бабушка уволила ее от уроков.
— Вот теперь вы правильно рассуждаете, — одобряет
детей Марья Андреевна, — я и маменьке про ваши добрые чувства
расскажу. Ваша маменька — мученица. Папенька у вас старый, ничего не делает, а она с утра до вечера об вас думает, чтоб вам лучше было, чтоб будущее ваше было обеспечено. И, может быть, скоро Бог увенчает ее старания новым успехом. Я слышала, что продается Никитское, и маменька уже начала по этому поводу переговоры.
Вот один раз Пидорка схватила, заливаясь слезами, на руки Ивася своего: «Ивасю мой милый, Ивасю мой любый! беги к Петрусю, мое золотое
дитя, как стрела из лука;
расскажи ему все: любила б его карие очи, целовала бы его белое личико, да не велит судьба моя.
— Десятки лет мы смотрели эти ужасы, —
рассказывал старик Молодцов. — Слушали под звон кандалов песни о несчастной доле, песни о подаянии. А тут
дети плачут в колымагах, матери в арестантских халатах заливаются, утешая их, и публика кругом плачет, передавая несчастным булки, калачи… Кто что может…
Но через некоторое время мы,
дети, стали замечать, что наша жизнерадостная тетка часто приходит с заплаканными глазами, запирается с моей матерью в комнате, что-то ей
рассказывает и плачет.
Именно с такими мыслями возвращался в Заполье Галактион и последнюю станцию особенно торопился. Ему хотелось поскорее увидеть жену и
детей. Да, он соскучился о них. На
детей в последнее время он обращал совсем мало внимания, и ему делалось совестно. И жены совестно. Подъезжая к городу, Галактион решил, что все
расскажет жене, все до последней мелочи, вымолит прощение и заживет по-новому.
Он даже
рассказал целую историю этого отравления, пока следователь не догадался отправить его на испытание в больницу душевнобольных. Отец тоже был ненормален и радовался, как
ребенок, что еще раз избавился от сына.
Несколько дней я не ходил в школу, а за это время вотчим, должно быть,
рассказал о подвиге моем сослуживцам, те — своим
детям, один из них принес эту историю в школу, и, когда я пришел учиться, меня встретили новой кличкой — вор. Коротко и ясно, но — неправильно: ведь я не скрыл, что рубль взят мною. Попытался объяснить это — мне не поверили, тогда я ушел домой и сказал матери, что в школу не пойду больше.
Теперь я снова жил с бабушкой, как на пароходе, и каждый вечер перед сном она
рассказывала мне сказки или свою жизнь, тоже подобную сказке. А про деловую жизнь семьи, — о выделе
детей, о покупке дедом нового дома для себя, — она говорила посмеиваясь, отчужденно, как-то издали, точно соседка, а не вторая в доме по старшинству.