Неточные совпадения
В тоске сердечных угрызений,
Рукою стиснув пистолет,
Глядит на Ленского Евгений.
«Ну, что ж? убит», — решил сосед.
Убит!.. Сим страшным восклицаньем
Сражен, Онегин с содроганьем
Отходит и
людей зовет.
Зарецкий бережно кладет
На сани труп оледенелый;
Домой везет он страшный клад.
Почуя мертвого, храпят
И бьются кони,
пеной белой
Стальные мочат удила,
И полетели как стрела.
— Врешь, чертов Иуда! — закричал, вышед из себя, Тарас. — Врешь, собака! Ты и Христа
распял, проклятый Богом
человек! Я тебя убью, сатана! Утекай отсюда, не то — тут же тебе и смерть! — И, сказавши это, Тарас выхватил свою саблю.
Потом он слепо шел правым берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону реки,
люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала
пена.
Солдатик, разинув рот, медленно съехал по воротам на землю, сел и, закрыв лицо рукавом шинели, тоже стал что-то шарить на животе у себя. Николай
пнул его ногой и пошел к баррикаде; из-за нее, навстречу ему, выскакивали
люди, впереди мчался Лаврушка и кричал...
Вдруг
люди все бросились бежать от камней в разные стороны и каждый присел неподалеку, кто за
пень, кто за камень, и смотрели оттуда, что будет.
Такие засохшие
люди сохраняются в одном положении десятки лет, как те старые, гнилые
пни, которые держатся одной корой и готовы рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении.
Насколько недавно
люди эти занялись земледелием, видно из того, что на возделываемой ими земле сохранились
пни, которые они не успели еще выкорчевать.
Для этого удивительного
человека не существовало тайн. Как ясновидящий, он знал все, что здесь происходило. Тогда я решил быть внимательнее и попытаться самому разобраться в следах. Вскоре я увидел еще один порубленный
пень. Кругом валялось множество щепок, пропитанных смолой. Я понял, что кто-то добывал растопку. Ну, а дальше? А дальше я ничего не мог придумать.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые
пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух,
людей.
Перерыли сараи, погреба, чуланы — нашли только несколько
человек, молчаливых как
пни, и только утром заря и первые лучи солнца открыли тайну, осветив крышу, сплошь усеянную оборванцами, лежащими и сидящими.
— Серафима-то Харитоновна все глаза проплакала, — рассказывала попадья тягучим речитативом. — Бьет он ее, Галактион-то. Известно, озверел
человек. Слышь, Анфуса-то Гавриловна сколько разов наезжала к Галактиону, уговаривала и тоже плакала. Молчит Галактион, как
пень, а как теща уехала — он опять за свое.
— Ты уж лучше с Петром Васильичем поговори! Он у нас грамотный. А мы — темные
люди, каждого
пня боимся…
— Да уж так… Большое сумление на всех, — ну и слушают всякого. Главная причина, темные мы
люди, народ все от
пня…
— Матушка наказывала… Своя кровь, говорит, а мне все равно, родимый мой. Не моя причина… Известно, темные мы
люди, прямо сказать: от
пня народ. Ну, матушка и наказала: поди к брату и спроси…
Несколько
человек солидно отошли от толпы в разные стороны, вполголоса переговариваясь и покачивая головами. Но все больше сбегалось плохо и наскоро одетых, возбужденных
людей. Они кипели темной
пеной вокруг Рыбина, а он стоял среди них, как часовня в лесу, подняв руки над головой, и, потрясая ими, кричал в толпу...
Люди закричали вокруг Ромашова преувеличенно громко, точно надрываясь от собственного крика. Генерал уверенно и небрежно сидел на лошади, а она, с налившимися кровью добрыми глазами, красиво выгнув шею, сочно похрустывая железом мундштука во рту и роняя с морды легкую белую
пену, шла частым, танцующим, гибким шагом. «У него виски седые, а усы черные, должно быть нафабренные», — мелькнула у Ромашова быстрая мысль.
Достаточно присмотреться к прислуге любого отеля, чтоб убедиться, какую массу работы может сделать
человек, не утрачивая бодрости и не валя, как говорится, через
пень колоду.
Огонь разорвавшейся около него бомбы осветил мгновенно высоко наваленные туры на палубе, двух
человек, стоящих наверху, и белую
пену и брызги зеленоватых волн, разрезаемых пароходом.
На широкой поляне, окруженной древними дубами и непроходимым ломом, стояло несколько земляных куреней; а между ними на опрокинутых
пнях, на вывороченных корнях, на кучах сена и сухих листьев лежало и сидело множество
людей разных возрастов, в разных одеждах.
Волны все бежали и плескались, а на их верхушках, закругленных и зыбких, играли то белая
пена, то переливы глубокого синего неба, то серебристые отблески месяца, то, наконец, красные огни фонарей, которые какой-то
человек, сновавший по воде в легкой лодке, зажигал зачем-то в разных местах, над морем…
В другом, опершись на сапы и кирки, смотрели на пробегающий поезд крепкие, загорелые
люди, корчевавшие
пни поваленного леса.
«А то учение, требующее слишком многого, неисполнимого, хуже, чем то, которое требует от
людей возможного, соответственно их силам», — думают и утверждают ученые толкователи христианства, повторяя при этом то, что давно уже утверждали и утверждают и не могли не утверждать о христианском учении те, которые, не поняв его,
распяли за то учителя, — евреи.
— Если бы так поступал даже только один
человек, а все остальные согласились
распять его, то не более ли славно было бы ему умереть в торжестве непротивляющейся любви, молясь за врагов своих, чем жить, нося корону Цезаря, обрызганную кровью убитых?
Прибежали
люди, началась суета и шум, темнобровая, пышная стряпуха Власьевна повязывала руку отца полотенцем, а он топал ногами, ругался и требовал ружьё. Гремя цепью, собака яростно металась, брызгала
пеной и выла тоскливо, страшно.
Тягостнейшие на меня напали размышления. «Фу ты, — думаю себе, — да что же это, в самом деле, за патока с имбирем, ничего не разберем! Что это за
люди, и что за странные у всех заботы, что за скорби, страсти и волнения? Отчего это все так духом взмешалось, взбуровилось и что, наконец, из этого всего выйдет? Что снимется
пеною, что падет осадкой на дно и что отстоится и пойдет на потребу?»
— Верный богу
человек идет в рай. А который не служит богу и пророку? Может, он — вот в этой
пене… И те серебряные пятна на воде, может, он же… кто знает?
— Каких ты там еще
людей видишь, черт возьми! — выругался он, слезая с пролетки и обходя лошадей, покрытых белыми комьями
пены.
Бояться за свое здоровье, за свою самостоятельность могут одни нервные больные да слабые народы; точно так же как восторгаться до
пены у рта тому, что мы, мол, русские, — способны одни праздные
люди. Я очень забочусь о своем здоровье, но в восторг от него не прихожу: совестно-с.
Тут был граф Х., наш несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно"сказывает"романсы, а в сущности, двух нот разобрать не может, не тыкая вкось и вкривь указательным пальцем по клавишам, и поет не то как плохой цыган, не то как парижский коафер; тут был и наш восхитительный барон Z., этот мастер на все руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и блестящий генерал О. О… который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р. Р., забавный толстяк, который считает себя очень больным и очень умным
человеком, а здоров как бык и глуп как
пень…
— Ну и глуп же
человек в своей юности! — негромко воскликнул Маякин. — Стоит перед ним
пень дерева, а он видит — морда зверева… о-хо-хо!
Князь задыхался от ярости. Перед крыльцом и на конюшне наказывали гонцов и других
людей, виновных в упуске из рук дерзкого янки, а князь, как дикий зверь, с
пеною у рта и красными глазами метался по своему кабинету. Он рвал на себе волосы, швырял и ломал вещи, ругался страшными словами.
Поверхность ее была темна, не видно было даже «цвету», только кой-где мерцали, растягивались и тотчас исчезали на бегущих струях дрожащие отражения звезд, да порой игривая волна вскакивала на берег и бежала к нам, сверкая в темноте
пеной, точно животное, которое резвится, пробегая мимо
человека…
Не надо, однако, думать, что мысли мои в то время выразились такими словами, — я был тогда еще далек от привычного искусства взрослых
людей, — обводить чертой слова мелькающие, как
пена, образы. Но они не остались без выражения; за меня мир мой душевный выражала музыка скрытого на хорах оркестра, зовущая Замечательную Страну.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя
человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам
пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
— Жаль! — возразил старик, — не доживет этот
человек до седых волос. — Он жалел от души, как мог, как обыкновенно жалеют старики о юношах, умирающих преждевременно, во цвете жизни, которых смерть забирает вместо их, как буря чаще ломает тонкие высокие дерева и щадит
пни столетние.
Но далее оказалось, что он знает столько: был Христос, который восстал против еврейских законов, и евреи
распяли его за это на кресте. Но он был бог и потому не умер на кресте, а вознёсся на небо и тогда дал
людям новый закон жизни…
Черт его знает, что бывает при ранах в упор, но когда здесь передо мной на операционном столе лежал
человек и пузыристая
пена, розовая от крови, вскакивала у него на губах, разве я потерялся?
Антон опять остался один-одинешенек посреди полей: пегашка плетется дробным шажком, а он то и дело посматривает вправо да влево, то прищурится, то раскроет глаза, принимая каждый
пень, каждую кочку за живого
человека.
Руками машет, ногами топает, того гляди в лицо
пнёт меня. Когда было в нём пророческое — стоял он дальше от меня, появилось смешное — и снова приблизился ко мне
человек.
В пыль и грязь, под ноги толпы, комьями падают кликуши, бьются, как рыбы; слышен дикий визг — льются
люди через трепетное тело, топчут,
пинают его и кричат образу матери бога...
На
пне сидел
человек, и его фигура одна чернела среди общей белизны темным пятном…
И вместе с тем я чувствовал, что беседка из ветвей в лесу встает во всех подробностях, которых я не замечал раньше, и всякая подробность обрастает в воображении особенными впечатлениями, и мне страшно вглядеться в лицо
человека, как будто зашевелившегося на
пне, но ямщик требует от меня, чтобы я непременно вгляделся…
Однако, когда молодые
люди дошли до плотины и повернули под прямым углом, они услышали звон разбитого стекла. Прошка, пройдя несколько шагов, вдруг круто остановился, поднял обеими руками бутылку высоко над головой и с размаху бросил ее о ближайший
пень. Затем он быстро и не оглядываясь углубился в чащу…
Сбившись в густую массу, задыхаясь в давке, разгорячаясь от прикосновения друг к другу,
люди бежали с хриплыми криками, с
пеной у рта, точно стая бешеных животных.
Мне опять вспомнился Степан, выбежавший из каторги, прошедший с Марусей всю Сибирь, и я с невольным жутким чувством посмотрел на этого
человека, напоминавшего обомшелый
пень, выкинутый волной на неприветливую отмель.
Матрена. Вестимо, что уж не по голове гладил, только то, что битье тоже битью бывает розь; в этаком азарте
человек, не ровен тоже час, как и ударит… В те поры, не утерпевши материнским сердцем своим, вбежала в избу-то, гляжу, он сидит на лавке и
пена у рту, а она уж в постелю повалилась: шлык на стороне, коса растрепана и лицо закрыто!.. Другие сутки вот лежит с той поры, словечка не промолвит, только и сказала, чтоб зыбку с ребенком к ней из горенки снесли, чтоб и его-то с голоду не уморить…
Он откинулся спиной на
пень и принял позу
человека, наслаждающегося отдыхом.
Все было по-прежнему, только разве лес несколько отступил от частокола, оставив
пни и обнажив кочковатое болото, да частокол еще более потемнел, да караулка еще более покосилась. И бродяга отвел глаза от знакомого здания. Да, все здесь в порядке… здания сгибаются от старости, как и
люди, старые окна глядят так же тускло, как и старые очи… Он знал это и прежде.
— Что ж ты на меня-то сердишься!.. — возразил ему добродушно старик. — Я с своей стороны готов бы хоть сейчас, как бы не этакой башибузук сидел у нас наверху. Этта вон при мне за пустую бумажонку на правителя канцелярии взбесился: затопал… залопал…
пена у рта… Тигр, а не
человек.
Это взвело на Голгофы аудиторий
Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
и не было ни одного,
который
не кричал бы:
«
Распни,
распни его!»
Но мне —
люди,
и те, что обидели —
вы мне всего дороже и ближе.