Неточные совпадения
Добрые люди понимали ее не иначе, как
идеалом покоя и бездействия, нарушаемого по временам
разными неприятными случайностями, как то: болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом.
Афанасий Иванович рискнул было на очень хитрое средство, чтобы разбить свои цепи: неприметно и искусно он стал соблазнять ее, чрез ловкую помощь,
разными идеальнейшими соблазнами; но олицетворенные
идеалы: князья, гусары, секретари посольств, поэты, романисты, социалисты даже — ничто не произвело никакого впечатления на Настасью Филипповну, как будто у ней вместо сердца был камень, а чувства иссохли и вымерли раз навсегда.
Он представил жене
разные свои опасения за упадок нравов и потерю доброго
идеала.
Но в ожидании его,
идеала — женихи и кавалеры
разных орденов и простые кавалеры, военные и статские, армейские и кавалергарды, вельможи и просто поэты, бывшие в Париже и бывшие только в Москве, с бородками и без бородок, с эспаньолками и без эспаньолок, испанцы и неиспанцы (но преимущественно испанцы), начали представляться ей день и ночь в количестве ужасающем и возбуждавшем в наблюдателях серьезные опасения; оставался только шаг до желтого дома.
Одно мог бы сделать художник: соединить в своем
идеале лоб одной красавицы, нос другой, рот и подбородок третьей; не спорим, что это иногда и делают художники; но сомнительно, во-первых, нужно ли это, во-вторых, в состоянии ли воображение соединить эти части, когда они действительно принадлежат
разным лицам.
Обломовцы очень просто понимали ее, «как
идеал покоя и бездействия, нарушаемого по временам
разными неприятными случайностями, как-то: болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом.
Об этом по-разному говорят научные экономические, особенно социалистические, учения: под видом свободы в хозяйстве через умножение «богатства» они хотят упрочить хозяйственный плен человека, суля осуществить противоречивый
идеал магической или хозяйственной свободы.
И он же был жертвой своих чувственных инстинктов, в нем же засели
разные виды бытовой жизнебоязненности, грубоватый и чересчур развитой пессимизм, недостаток высших гражданских
идеалов, огромный недочет по части более тонких свойств души.
Из-за них, конечно, больше и ходили к нему и своими аплодисментами поддерживали эти проявления — нисколько, в сущности, не крайнего — свободомыслия. Но в аудитории Лабуле (она и теперь еще самая просторная во всем здании) чувствовался всегда этот антибонапартовский либерализм в его
разных ступенях — от буржуазного конституционализма до республиканско-демократических
идеалов.