Селение Дакты-Боочани находится в лесу на правом берегу реки, в пяти километрах от моря. Тогда было здесь шесть юрт, в которых мы застали всех орочей, съехавшихся сюда с рек Ма, Уй, Хади и Тутто. Юрты из корья, амбары на сваях, сушила для рыбы, опрокинутые вверх дном лодки, собаки и
разные животные и птицы на привязи — все было уже знакомо мне и напоминало селение Дата при устье реки Тумнина.
Неточные совпадения
Возвращаясь же в комнату, начинал обыкновенно чем-нибудь развлекать и утешать своего дорогого мальчика, рассказывал ему сказки, смешные анекдоты или представлял из себя
разных смешных людей, которых ему удавалось встречать, даже подражал
животным, как они смешно воют или кричат.
Ворон скорее следует отнести к полезным птицам, чем к вредным. Убирая в тайге трупы павших
животных, дохлых рыб по берегам рек, моллюсков, выброшенных морским прибоем, и в особенности
разные отбросы человеческих жилищ, они являются незаменимыми санитарами и играют огромную роль в охране природы. Вред, причиняемый воронами хозяйству, по сравнению с той пользой, которую они приносят, невелик.
В столичных центрах городская жизнь кипит ключом, разница общественного положения сглаживается, по крайней мере, в проявлениях чисто общественной жизни, а в провинции таких нивелирующих обстоятельств не полагается, и перегородки между общественными группами почти непроницаемы, что особенно чувствуется женщинами, живущими слишком замкнутой жизнью, подобно тому как размещаются в музеях и зверинцах
животные разных классов и порядков.
Тогда мы не понимали, что эта любовь и злоба были то же самое
животное чувство, только с
разных концов.
Иуда вздрогнул и даже вскрикнул слегка от испуга, и все у него — глаза, руки и ноги — точно побежало в
разные стороны, как у
животного, которое внезапно увидело над собою глаза человека. Прямо к Иуде шел Иисус и слово какое-то нес на устах своих — и прошел мимо Иуды в открытую и теперь свободную дверь.
Уже много лет тому назад люди начали понимать несогласие наказания с высшими свойствами души человека и стали придумывать
разные учения, посредством которых можно бы было оправдать это низшее,
животное влечение.
Людям надо бы учиться у
животных тому, как надо обходиться с своим телом. Как только у
животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он придумывает всё
разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему не лучше, а только хуже живется.
Орочи любят держать около своих домов
разных птиц и
животных. В селении Дата был настоящий зверинец. Близ юрты А. Сагды в особом помещении, сложенном из толстых бревен, сидел медведь. Его убьют на празднике, когда он достигнет полного возраста, как это делают гиляки и айны.
А в Дерпте на медицинском факультете я нашел таких ученых, как Биддер, сотрудник моего Шмидта, один из создателей
животной физиологии питания, как прекрасный акушер Вальтер, терапевт Эрдман, хирурги Адельман и Эттинген и другие. В клиниках пахло новыми течениями в медицине, читали специальные курсы (privatissima) по
разным отделам теории и практики. А в то же время в Казани не умели еще порядочно обходиться с плессиметром и никто не читал лекций о «выстукивании» и «выслушивании» грудной полости.
Я умру. Что же тут страшного? Ведь сколько
разных перемен происходило и происходит в моем плотском существовании, и я не боялся их? Отчего же я боюсь этой перемены, которая еще не наступала и в которой не только нет ничего противного моему разуму и опыту, но которая так понятна, знакома и естественна для меня, что в продолжении моей жизни я постоянно делал и делаю соображения, в которых смерть, и
животных, и людей, принималась мною, как необходимое и часто приятное мне условие жизни. Что же страшно?
Вырабатываются поколениями приемы устройства и поддержания этих
разных, самых счастливых жизней, и программы этих воображаемых лучших, как они называют свое
животное существование, жизней передаются по наследству.
Чтобы понять жизнь человека, т. е. тот закон, которому для блага человека должна быть подчинена его
животная личность, люди рассматривают: или историческое существование, но не жизнь человека, или несознаваемое человеком, но только видимое ему подчинение и
животного, и растения, и вещества
разным законам, т. е. делают то же, что бы делали люди, изучающие положение неизвестных им предметов для того, чтобы найдти ту неизвестную цель, которой им нужно следовать.
Ответы, даваемые этою теорией на исторические вопросы, подобны ответам человека, который, глядя на двигающееся стадо и не принимая во внимание ни различной доброты пастбища в
разных местах поля, ни погони пастуха, судил бы о причинах того или другого направления стада по тому, какое
животное идет впереди стада.