Неточные совпадения
Проживя бо̀льшую часть жизни в деревне и в близких сношениях с народом, Левин всегда в
рабочую пору
чувствовал, что это общее народное возбуждение сообщается и ему.
Он
чувствовал, что это так же не для него, как роль пропагандиста среди
рабочих или роль одного из приятелей жены, крикунов о космосе и эросе, о боге и смерти.
Она организовала группу «помощи
рабочему движению» и, кажется,
чувствует себя полковницей от революции.
Четырех дней было достаточно для того, чтоб Самгин
почувствовал себя между матерью и Варавкой в невыносимом положении человека, которому двое людей навязчиво показывают, как им тяжело жить. Варавка, озлобленно ругая купцов, чиновников,
рабочих, со вкусом выговаривал неприличные слова, как будто забывая о присутствии Веры Петровны, она всячески показывала, что Варавка «ужасно» удивляет ее, совершенно непонятен ей, она относилась к нему, как бабушка к Настоящему Старику — деду Акиму.
Вспомнив об этом, он не ощутил желания поставить свое имя в ряд с этими, но
почувствовал, что в суждениях о
рабочем классе потребна осторожность, которая предусмотрена старинной моралью: «Не плюй в колодезь — пригодится воды напиться».
Тысячами шли
рабочие, ремесленники, мужчины и женщины, осанистые люди в дорогих шубах, щеголеватые адвокаты, интеллигенты в легких пальто, студенчество, курсистки, гимназисты, прошла тесная группа почтово-телеграфных чиновников и даже небольшая кучка офицеров. Самгин
чувствовал, что каждая из этих единиц несет в себе одну и ту же мысль, одно и то же слово, — меткое словцо, которое всегда, во всякой толпе совершенно точно определяет ее настроение. Он упорно ждал этого слова, и оно было сказано.
Самгину хотелось поговорить с Калитиным и вообще ближе познакомиться с этими людьми, узнать — в какой мере они понимают то, что делают. Он
чувствовал, что студенты почему-то относятся к нему недоброжелательно, даже, кажется, иронически, а все остальные люди той части отряда, которая пользовалась кухней и заботами Анфимьевны, как будто не замечают его. Теперь Клим понял, что, если б его не смущало отношение студентов, он давно бы стоял ближе к
рабочим.
Самгин уже
чувствовал, что здесь творится не то, что он надеялся видеть: этот раздерганный поп ничем не напоминал Диомидова, так же как
рабочие совершенно не похожи на измятых, подавленных какой-то непобедимой скукой слушателей проповеди бывшего бутафора.
— Мне кажется, что многие из толпы зрителей
чувствовали себя предаваемыми, то есть довольно определенно выражали свой протест против заигрывания с
рабочими. Это, конечно, инстинктивное…
«Социальная революция без социалистов», — еще раз попробовал он успокоить себя и вступил сам с собой в некий безмысленный и бессловесный, но тем более волнующий спор. Оделся и пошел в город, внимательно присматриваясь к людям интеллигентской внешности, уверенный, что они
чувствуют себя так же расколото и смущенно, как сам он. Народа на улицах было много, и много было
рабочих, двигались люди неторопливо, вызывая двойственное впечатление праздности и ожидания каких-то событий.
«Опоздали», — решил он, хотя и
почувствовал нечто утешительное в факте, что одновременно с Советом
рабочих возникает партия, организованная крупными либералами.
А вступив на мост, вмешавшись в тесноту, Самгин
почувствовал в неторопливости движения
рабочих сознание, что они идут на большое, историческое дело.
Он стал перечислять боевые выступления
рабочих в провинции, факты террора, схватки с черной сотней, взрывы аграрного движения; он говорил обо всем этом, как бы напоминая себе самому, и тихонько постукивал кулаком по столу, ставя точки. Самгин хотел спросить: к чему приведет все это? Но вдруг с полной ясностью
почувствовал, что спросил бы равнодушно, только по обязанности здравомыслящего человека. Каких-либо иных оснований для этого вопроса он не находил в себе.
Он
почувствовал себя ошеломленным, прочитав, что в Петербурге организован Совет
рабочих депутатов.
Варвара по вечерам редко бывала дома, но если не уходила она — приходили к ней. Самгин не
чувствовал себя дома даже в своей
рабочей комнате, куда долетали голоса людей, читавших стихи и прозу. Настоящим, теплым, своим домом он признал комнату Никоновой. Там тоже были некоторые неудобства; смущал очкастый домохозяин, он, точно поджидая Самгина, торчал на дворе и, встретив его ненавидящим взглядом красных глаз из-под очков, бормотал...
И вслед за этим неприятно вспомнилось, как 8 октября
рабочие осматривали город глазами чужих людей, а затем вдруг
почувствовал, что огромный, хаотический город этот — чужой и ему — не та Москва, какою она была за несколько часов до этого часа.
— Наши сведения — полнейшее ничтожество, шарлатан! Но — ведь это еще хуже, если ничтожество, ху-же! Ничтожество — и водит за нос департамент полиции, градоначальника, десятки тысяч
рабочих и — вас, и вас тоже! — горячо прошипел он, ткнув пальцем в сторону Самгина, и снова бросил руки на стол, как бы
чувствуя необходимость держаться за что-нибудь. — Невероятно! Не верю-с! Не могу допустить! — шептал он, и его подбрасывало на стуле.
Рабочие — их было человек 20 — и старики и совсем молодые, все с измученными загорелыми сухими лицами, тотчас же, цепляя мешками за лавки, стены и двери, очевидно
чувствуя себя вполне виноватыми, пошли дальше через вагон, очевидно, готовые итти до конца света и сесть куда бы ни велели, хоть на гвозди.
Варнаки относились к ним с подобающим презрением и везде давали
чувствовать свое
рабочее превосходство.
Так дело и тянулось день за днем, а к каравану больная уже
чувствовала, что она не жилец на белом свете, хотя этого и не говорила мужу, чтобы напрасно не тревожить его в самую
рабочую пору.
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и
чувствовала — надвигается что-то важное. В воротах фабрики стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу попали в густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных
рабочих.
Через полчаса, согнутая тяжестью своей ноши, спокойная и уверенная, она стояла у ворот фабрики. Двое сторожей, раздражаемые насмешками
рабочих, грубо ощупывали всех входящих во двор, переругиваясь с ними. В стороне стоял полицейский и тонконогий человек с красным лицом, с быстрыми глазами. Мать, передвигая коромысло с плеча на плечо, исподлобья следила за ним,
чувствуя, что это шпион.
Мать
чувствовала, что она знает жизнь
рабочих лучше, чем эти люди, ей казалось, что она яснее их видит огромность взятой ими на себя задачи, и это позволяло ей относиться ко всем ним с снисходительным, немного грустным чувством взрослого к детям, которые играют в мужа и жену, не понимая драмы этих отношений.
Рабочие Шишлина, семь человек, относились к нему просто, не
чувствуя в нем хозяина, а за глаза называли его теленком. Являясь на работу и видя, что они ленятся, он брал соколок, лопату и артистически принимался за дело сам, ласково покрикивая...
Древний раб знал, что он раб от природы, а наш
рабочий,
чувствуя себя рабом, знает, что ему не надо быть рабом, и потому испытывает мучения Тантала, вечно желая и не получая того, что не только могло, но должно бы быть. Страдания для
рабочих классов, происходящие от противоречия между тем, что есть и что должно бы быть, удесятеряются вытекающими из этого сознания завистью и ненавистью.
В саду собрались все
рабочие, огородницы, Власьевна, — Матвей смотрел на них и молчал, изнывая от тяжёлого удивления: они говорили громко, улыбались, шутя друг с другом, и, видимо, никто из них не
чувствовал ни страха, ни отвращения перед кровью, ни злобы против Савки. Над ним посмеивались, рассказывая друг другу об ударах, нанесённых ему.
Придя домой, юноша со стыдом
почувствовал, что ему нестерпимо хочется есть; он видел, что поминки начнутся не скоро:
рабочие остались врывать крест на кладбище, и нищих собралось мало. Тогда он тихонько стащил со стола кусок ситного хлеба, ушёл в сад, там, спрятавшись в предбаннике, быстро съел его и,
чувствуя себя виноватым, вышел на двор.
Матвей знал, зачем люди женятся; откровенные разговоры Пушкаря,
рабочих и Власьевны о женщинах давно уже познакомили его с этим. Ему было приятно слышать, что отец бросил Власьевну, и он хотел знать, какая будет мачеха. Но всё-таки он
чувствовал, что ему становится грустно, и желание говорить с отцом пропало.
Ведь писатель должен быть чутким человеком, впечатлительным, вообще особенным, а я
чувствовал себя самым заурядным, средним
рабочим — и только.
— Да! Знаешь — люди, которые работают, совершенно не похожи на нас, они возбуждают особенные мысли. Как хорошо, должно быть,
чувствует себя каменщик, проходя по улицам города, где он строил десятки домов! Среди
рабочих — много социалистов, они, прежде всего, трезвые люди, и, право, у них есть свое чувство достоинства. Иногда мне кажется, что мы плохо знаем свой народ…
И теперь, кружась по уличкам, Саша странным образом думал не о той, которою дышала ночь и весна, а о сестре: представлял, как сестра сидит там, догадывался о ее словах, обращенных к той, переживал ее взгляд, обращенный на ту, видел их руки на одной тетради; и мгновениями с волнующей остротой, задерживая дыхание,
чувствовал всю ту непостижимую близость незаметных, деловых,
рабочих прикосновений, которых не замечали, и не ценили, и не понимали обе девушки.
Задёрганный думами, устав от них, Артамонов младший решил молчать и ждать. Думы о Носкове не оставляли его, он хмурился,
чувствовал себя больным, и в обед, когда
рабочие выходили из корпусов, он, стоя у окна в конторе, присматривался к ним, стараясь догадаться: кто из них социалист? Неужели — кочегар Васька, чумазый, хромой, научившийся у плотника Серафима ловко складывать насмешливые частушки?
Досаднее и глупее всего казалось ей то, что сегодняшние мечты насчет Пименова были честны, возвышенны, благородны, но в то же время она
чувствовала, что Лысевич и даже Крылин для нее были ближе, чем Пименов и все
рабочие, взятые вместе.
Они
чувствовали, что беспощадная эксплуатация
рабочих сил может иметь конец не совсем приятный для самих капиталистов; но, несмотря на это сознание, им никак не хотелось поступиться, даже временно, какою-нибудь частью своих барышей для увеличения материальных средств
рабочего класса.
Я постоял немного и пошел к себе наверх. Час спустя — это было в половине второго — я со свечкою в руках опять сошел вниз, чтобы поговорить с женой. Я не знал, что скажу ей, но
чувствовал, что мне нужно сказать ей что-то важное и необходимое. В
рабочей комнате ее не было. Дверь, которая вела в спальню, была закрыта.
После короткого отдыха половина братии отправилась на покос грести сено. Брат Павлин
чувствовал себя виноватым зя пропущенные
рабочие дни и только вздохнул.
Древний раб знал, что он раб от природы, а наш
рабочий,
чувствуя себя рабом, знает, что ему не надо быть рабом, и потому, вечно желая и не получая того, что не только могло, но должно бы быть, он несравненно больше страдает.
И замечательное явление. Люди
рабочие, простые, мало упражнявшие свой рассудок, почти никогда не отстаивают требований личности и всегда
чувствуют в себе требования, противоположные требованиям личности; но полное отрицание требований разумного сознания и, главное, опровержение законности этих требований и отстаивание прав личности встречается только между людьми богатыми, утонченными, с развитым рассудком.
Он дойдет до тех пределов творчества, которые поставил себе; в нем вы
чувствуете глубокую веру, какую парижский
рабочий имеет в положительное знание, в успехи цивилизации, в трезвый и прочный поступательный ход человечества, и если бы он впоследствии, даже в очень скором времени, сделался еще самоувереннее, вдался бы в культ успеха, комфорта, денежного положения, вряд ли это повлияет на основной тон его творческой работы.
В первый раз всею душою Юрка
почувствовал в этих
рабочих не товарищей, а врагов, с которыми он будет бороться не покладая рук. И сладко было вдруг сознать свое право не негодовать втихомолку, а в открытую идти на них, напористо наседать, бить по ним без пощады, пока не научатся уважать труд.
По мере того как
рабочие начинают
чувствовать себя гражданами своего отечества и своего государства и
рабочее движение делается более зрелым, социализм становится национальным, реформаторским и эволюционным, реализм побеждает в нем утопизм.