Неточные совпадения
Мери сидела на своей постели, скрестив на коленях руки; ее густые волосы были собраны под ночным чепчиком, обшитым кружевами; большой пунцовый
платок покрывал ее белые плечики, ее маленькие ножки прятались в
пестрых персидских туфлях.
Из брички вылезла девка, с
платком на голове, в телогрейке, и хватила обоими кулаками в ворота так сильно, хоть бы и мужчине (малый в куртке из пеструшки [Пеструшка — домотканая
пестрая ткань.] был уже потом стащен за ноги, ибо спал мертвецки).
Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну, как дитя, влюблен;
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится, как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Боа пушистый на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею
пестрый полк ливрей,
Или
платок подымет ей.
На станции ее знали, дородная баба, называя ее по имени и отчеству, сочувственно охая, увела ее куда-то, и через десяток минут Никонова воротилась в
пестрой юбке, в красной кофте, одетой, должно быть, на голое тело; голова ее была повязана желтым
платком с цветами.
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он обнимал большую, простоволосую бабу с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал
пестрый ее
платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
— Кто там? — послышался голос из другой комнаты, и в то же время зашаркали туфли и показался человек, лет пятидесяти, в
пестром халате, с синим
платком в руках.
В доме была суета. Закладывали коляску, старомодную карету. Кучера оделись в синие новые кафтаны, намазали головы коровьим маслом и с утра напились пьяны. Дворовые женщины и девицы
пестрели праздничными, разноцветными ситцевыми платьями,
платками, косынками, ленточками. От горничных за десять шагов несло гвоздичной помадой.
Слева — бабы в красных шелковых
платках, плисовых поддевках, с яркокрасными рукавами и синими, зелеными, красными,
пестрыми юбками, в ботинках с подковками.
Семья старовера состояла из его жены и 2 маленьких ребятишек. Женщина была одета в белую кофточку и
пестрый сарафан, стянутый выше талии и поддерживаемый на плечах узкими проймами, располагавшимися на спине крестообразно. На голове у нее был надет
платок, завязанный как кокошник. Когда мы вошли, она поклонилась в пояс низко, по-старинному.
Они встретились на паперти; она приветствовала его с веселой и ласковой важностью. Солнце ярко освещало молодую траву на церковном дворе,
пестрые платья и
платки женщин; колокола соседних церквей гудели в вышине; воробьи чирикали по заборам. Лаврецкий стоял с непокрытой головой и улыбался; легкий ветерок вздымал его волосы и концы лент Лизиной шляпы. Он посадил Лизу и бывшую с ней Леночку в карету, роздал все свои деньги нищим и тихонько побрел домой.
В толпе
запестрели кумачные красные бабьи
платки.
Из Туляцкого и Хохлацкого концов, как муравьи, ползли мужики, а за ними
пестрели бабьи
платки и сарафаны.
Около заводской конторы и на крылечке сидели служащие и мелкая заводская сошка, а у машинной, где висел на высоком столбе медный колокол, шушукалась и хихикала расцвеченная толпа заводских поденщиц, вырядившихся в ситцевые сарафаны, кумачные
платки и станушки с
пестрыми подзорами.
Луша была в простеньком ситцевом платье и даже без шляпы; голова была подвязана
пестрым бумажным
платком, глубоко надвинутым на глаза.
Девушка показала свои густые мокрые волосы, завернутые толстым узлом и прикрытые сверху
пестрым бумажным
платком, который был сильно надвинут на глаза, как носят заводские бабы.
Но мало-помалу все люди на пристани слились в одну темную, сплошную массу, над которой, точно рой
пестрых бабочек, колебались
платки, шляпы и зонтики.
На другой день Передонов и Володин отправились к девице Адаменко. Володин принарядился, — надел новенький свой узенький сюртучок, чистую крахмальную рубашку,
пестрый шейный
платок, намазал волосы помадою, надушился, — и взыграл духом.
Наконец Передонов и Володин решили итти свататься. Оба облеклись в большой наряд и имели торжественный и более обыкновенного глупый вид. Передонов надел белый шейный
платок, Володин —
пестрый, красный с зелеными полосками.
Если бы собрать весь кумач, все
платки, понявы,
пестрые рубашки и позумент, которые
пестреют здесь во время покоса, можно бы, кажется, покрыть ими пространство в пятьдесят верст в окружности.
Головы баб, девок и ткачей всех возможных возрастов высовывались отовсюду: красные и синие
платки, черные, рыжие затылки и бороды, бледные лица, розовые и белые рубашки
пестрели в глазах, как стекла калейдоскопа, который стали бы вертеть против свечки.
Все, что было живо и не потеряло способности двигаться, высыпало на берег. В серой, однообразной толпе бурлаков, как мак,
запестрели женские
платки, яркие сарафаны, цветные шугаи. [Шугай — здесь: род кофты; обычно с ленточной оторочкой кругом.] Ребятишкам был настоящий праздник, и они метались по берегу, как стаи воробьев.
До сей поры я продолжал ходить с отложными воротничками, но однажды отец привез мне черный шелковый
платок, подгалстучник на щетине и
пеструю летнюю шейную косынку.
Впоследствии мне постоянно казалось, что «Однодворец Овсянников» списан Тургеневым с являвшегося ко всем окрестным помещикам и приносившего в подарок свежего меду из своего пчельника однодворца Ивана Матвеевича Овсянникова. Старуха, жена его, Авдотья Ионовна, повязывавшая голову
пестрым ковровым
платком с вырывающейся кверху бахромою и в
пестром праздничном платье была истым подобием бубнового короля.
Выжди у коноплей… ишь, только заблаговестили…» Бабы, которые позажиточнее, в высоких «кичках», обшитых блестками и позументом, с низаными подзатыльниками, в
пестрых котах и ярких полосатых исподницах или, кто победнее, попросту повязав голову писаным алым
платком, врозь концы, да натянув на плечи мужнин серый жупан, потянулись вдоль усадьбы, блистая на солнце, как раззолоченные пряники и коврижки.
Елисей вышел и тотчас же возвратился. За ним шла девушка в ситцевом
пестром платье и с темным
платком на голове, до половины закрывавшим ее лицо. Увидев меня, она застыдилась и отвернулась.
Долго, долго всё селение
Волновалось в этот день.
Где гроши какие медные
Были спрятаны в мотках,
Всё достали бабы бедные,
Ходят в новеньких
платках.
Две снохи за ленту
пеструюРасцарапалися в кровь.
На Феклушку, бабу вострую,
Раскудахталась свекровь.
А потом и коробейников
Поругала баба всласть:
«Принесло же вас, мошейников!
Вот уж подлинно напасть!
Вишь вы жадны, как кутейники.
Из села бы вас колом...
Тысячи сортов шляпок, платьев,
платков —
пестрых, легких, к которым иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте.
Тут завидела Таня, что идет к ней навстречу с другого конца деревни высокая, статная женщина, далеко еще не старая, в темно-синем крашенинном сарафане с оловянными пуговками, в ситцевых рукавах, с
пестрым бумажным
платком на голове и лычным пестером [Пестер, иначе пещур, — заплечная котомка из лыка, иногда прутьев.] за плечами. Бодрым ходом подвигается она к Тане. Поравнявшись, окинула девушку пытливым, но добрым и ласковым взором и с приветной улыбкой ей молвила...
— Кому продан-то? — спросил Алексеев сосед, снимая валеную шляпу и
пестрым бумажным
платком отирая пот, обильно выступивший на лысой лоснящейся голове его.
Где-то вдали хрустнул сушник. Хрустнул в другой раз и в третий. Чутким ухом прислушивается Петр Степаныч. Привстал, — хруст не смолкает под чьей-то легкой на поступь ногой. Зорче и зорче вглядывается в даль Петр Степаныч: что-то мелькнуло меж кустов и тотчас же скрылось. Вот в вечернем сумраке забелелись чьи-то рукава, вот стали видимы и
пестрый широкий передник, и шелковый рудо-желтый платочек на голове. Лица не видно — закрыто оно полотняным
платком. «Нет, это не Марьюшка!» — подумал Петр Степаныч.
Правей от шахматных игроков сидели на двух скамейках, на которых постланы были аккуратно два клетчатых носовых
платка, старые полковники фон Верден и фон Шведен, первый — в
пестром бумажном колпаке, кожаном колете [Колет — воинский мундир.] из толстой лосиной кожи, в штиблетах с огромными привязными раструбами, другой — с обнаженною, как полный месяц, лысиною, при всей форме пехотинца.
Не успел оглядеться, как услышал сильнейший храп. Кто-то рядом отдыхал в час полуденный. Богатырские звуки неслись из соседней горенки, куда вела растворчатая, сильно покоробленная и не очень плотно затворявшаяся дверь. Она была заперта черным, репчатым замком [Черный, то есть железный висячий замок. Репчатый — наподобие сплюснутого шара, репой.], на двух кольцах. Вошла здоровенная девка в засаленном темно-синем, китаечном сарафане,
пестром ситцевом переднике и сильно поношенном шелковом
платке на голове.