Неточные совпадения
— По
пьяному делу. Воюем, а? — спросил он, взмахнув стриженой, ежовой головой. — Кошмар! В 12-м году Ванновский говорил, что армия находится в положении бедственном: обмундирование плохое, и его недостаточно, ружья устарели, пушек — мало, пулеметов — нет, кормят
солдат подрядчики, и — скверно, денег на улучшение продовольствия — не имеется, кредиты — запаздывают, полки — в долгах. И при всем этом — втюрились в драку ради защиты Франции от второго разгрома немцами.
Обиделись еще двое и, не слушая объяснений, ловко и быстро маневрируя, вогнали Клима на двор, где сидели три полицейских
солдата, а на земле, у крыльца, громко храпел неказисто одетый и, должно быть,
пьяный человек. Через несколько минут втолкнули еще одного, молодого, в светлом костюме, с рябым лицом; втолкнувший сказал
солдатам...
— Я говорю Якову-то: товарищ, отпустил бы
солдата, он — разве злой? Дурак он, а — что убивать-то, дураков-то? Михайло — другое дело, он тут кругом всех знает — и Винокурова, и Лизаветы Константиновны племянника, и Затесовых, — всех! Он ведь покойника Митрия Петровича сын, — помните, чай, лысоватый, во флигере у Распоповых жил, Борисов — фамилия?
Пьяный человек был, а умница, добряк.
По дороге везде работали черные арестанты с непокрытой головой, прямо под солнцем, не думая прятаться в тень.
Солдаты, не спуская с них глаз, держали заряженные ружья на втором взводе. В одном месте мы застали людей, которые ходили по болотистому дну пропасти и чего-то искали. Вандик поговорил с ними по-голландски и сказал нам, что тут накануне утонул
пьяный человек и вот теперь ищут его и не могут найти.
На сцене были французские штыки,
пьяные офицеры и распущенные
солдаты, помнящие времена либерального конвента.
Если попадался на глаза Прасковье Ивановне
пьяный лакей или какой-нибудь дворовый человек, она сейчас приказывала Михайлушке отдать виноватого в
солдаты; не годится — спустить в крестьяне.
Вот оно перешло через рельсы. «Кажется —
солдат? — мелькнула у Ромашова беспокойная догадка. — Во всяком случае, это человек. Но так страшно идти может только лунатик или
пьяный. Кто это?»
Предостережения не пугали нас, мы раскрашивали сонному чеканщику лицо; однажды, когда он спал
пьяный, вызолотили ему нос, он суток трое не мог вывести золото из рытвин губчатого носа. Но каждый раз, когда нам удавалось разозлить старика, я вспоминал пароход, маленького вятского
солдата, и в душе у меня становилось мутно. Несмотря на возраст, Гоголев был все-таки так силен, что часто избивал нас, нападая врасплох; изобьет, а потом пожалуется хозяйке.
И Кавказ, война,
солдаты, офицеры,
пьяный и добродушный храбрец майор Петров — все это казалось ему так хорошо, что он иногда не верил себе, что он не в Петербурге, не в накуренных комнатах загибает углы и понтирует, ненавидя банкомета и чувствуя давящую боль в голове, а здесь, в этом чудном краю, среди молодцов-кавказцев.
— Ну, что ты испугался? Пугаться вредно. Какая твоя жизнь будет в испуге да в прятышках? Не видал ты
солдата пьяным?
— И я говорю, — подхватил
пьяный Ергушов, смеясь. — Гостей-то что! — прибавил он, указывая на проходившего
солдата. — Водка хороша солдатская, люблю!
В этом же году его выгнали за скандал: он,
пьяный, ночью побросал с соборного моста в реку патруль из четырех
солдат, вместе с ружьями.
Было пять часов вечера. В верхнюю казарму ввалился, с гармоникой в руках, Пашка с двумя
пьяными товарищами — билетными
солдатами, старожилами завода. Пашка был трезвее других; он играл на гармонике, приплясывал, и все трое ревели «барыню».
Вместо улиц тянулись бесконечные ряды труб и печей, посреди которых от времени до времени возвышались полуразрушенные кирпичные дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных
солдат: одни, запачканные сажею, черные как негры, копались в развалинах домов; другие,
опьянев от русского вина, кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и пели песни на разных европейских языках.
Вёл он себя буйно, пил много, точно огонь заливая внутри себя, пил не
пьянея и заметно похудел в эти дни. От Ульяны Баймаковой держался в стороне, но дети его заметили, что он посматривает на неё требовательно, гневно. Он очень хвастался силой своей, тянулся на палке с гарнизонными
солдатами, поборол пожарного и троих каменщиков, после этого к нему подошёл землекоп Тихон Вялов и не предложил, а потребовал...
Вечерами, по субботам, у нашей лавки собиралось все больше народа — и неизбежно — старик Суслов, Баринов, кузнец Кротов, Мигун. Сидят и задумчиво беседуют. Уйдут одни, являются другие, и так — почти до полуночи. Иногда скандалят
пьяные, чаще других
солдат Костин, человек одноглазый и без двух пальцев на левой руке. Засучив рукава, размахивая кулаками, он подходит к лавке шагом бойцового петуха и орет натужно, хрипло...
…Мне было восемнадцать лет, когда я встретил Коновалова. В то время я работал в хлебопекарне как «подручный» пекаря. Пекарь был
солдат из «музыкальной команды», он страшно пил водку, часто портил тесто и,
пьяный, любил наигрывать на губах и выбивать пальцами на чем попало различные пьесы. Когда хозяин пекарни делал ему внушения за испорченный или опоздавший к утру товар, он бесился, ругал хозяина беспощадно и при этом всегда указывал ему на свой музыкальный талант.
Обличительная речь Тихона дала вдруг новое направление
пьяным мыслям Славянова. Он умилился и со слезами полез целовать
солдата.
Каждый праздник ходит по улице
пьяный, ругает своего хозяина и всех богачей, а они на него жалобы подают, и то волостной, то земский начальник сажают
солдата в холодную.
Досекин рассказал мне всё, что известно о нём: служил он в Москве, и когда разгорелось там восстание, видимо, оно ударило
солдата. Весной после переворота явился он в деревню и тогда был совсем не в себе: трезвый прячется ото всех, ходит согнув шею и уставя глаза в землю, а напьётся — встанет середь улицы на коленки и, земно кланяясь во все стороны, просит у людей прощения, за что — не говорит. Тогда мужики ещё не сократились, злоба против
солдат жива была, и они издевались над
пьяным.
Если же как-нибудь случайно наткнется она на
пьяного лакея или кого-нибудь дворового, то сейчас прикажет Михайлушке отдать виновного в
солдаты; не годится — спустить в крестьяне.
Но боцман на это был не согласен и, ступивши на берег, отправился в ближайший кабак вместе с несколькими матросами. И там, конечно, веселье было самое матросское. Скоро в маленьком французском кабачке уже раздавались
пьяные русские песни, и французские матросы и
солдаты весело отбивают такт, постукивают стаканчиками, чокаются с русскими и удивляются той отваге, с которой боцман залпом глотает стакан за стаканчиком.
Цвибуш и Илька сидели на площадке больших десятичных весов, отдыхали и поглядывали на публику: Цвибуш на
солдат, пивших пиво, Илька рассматривала наряды. Возле них прохаживались
пьяные офицеры и поглядывали на Ильку. Хорошенькая девочка им понравилась…Сначала вертелись возле нее младшие офицеры, после же попойки Илька увидала вблизи себя и старших…За полчаса до отхода поезда старшие и младшие офицеры сбились в кучу и, пуская в нее
пьяные взоры, зашептались.
Восемь
солдат проходило через Арматлук. Узнали они, что есть склад вина, дали в зубы охранявшему склад милиционеру-почтальону, прикладами сбили замок, добыли вина и стали на горке пить. Подпили. Остановили проезжавшую по шоссе порожнюю линейку и велели извозчику-греку катать их. Все восьмеро взвалились на линейку и в сумерках долго носились вскачь по улицам дачного поселка с гиканьем и песнями. А потом стали стрелять в цель по собакам на дворах.
Пьяные заснули в степи за поселком. Грек уехал.
Солдат ленивою походкою, не спеша, шел к ним, с винтовкою в левой руке, с нагайкою в правой. Был он лохматый, здоровенный, с картузом на затылке, с красным лицом. Подошел и с
пьяною серьезностью коротко сказал...
В купе два
солдата поучающим голосом говорили
пьяному...
Подобно офицерам, и
солдаты каждый свой шаг начинали считать достойным награды. В конце года, уже после заключения мира, наши госпитали были расформированы, и команды отправлены в полки.
Солдаты уходили, сильно
пьяные, был жестокий мороз, один свалился на дороге и заснул. Его товарищ воротился за полверсты назад и сказал, чтобы
пьяного подобрали. Назавтра он является к главному врачу и требует, чтоб его представили к медали «за спасение погибавшего».
Было холодно, люди стыли в окопах, от неподвижного стояния опухали ноги и атрофировались ножные мышцы, выходя из окопов,
солдаты шатались и шли, как
пьяные.
На юге поднимались густые клубы дыма от подожженных нами складов на Фушунской ветке. Пушки гремели. Прошел мимо Каспийский полк. Прошли, шатаясь, два
пьяных, исхудалых
солдата, с глазами, красными от водки, пыли и усталости.
Офицеры украдкою шмыгали мимо сидевших за столами
солдат, торопливо выпивали у стойки рюмку водки и исчезали. На моих глазах
пьяный ефрейтор, развалившись за столом, ругал русскими ругательствами стоявшего в пяти шагах коменданта станции. Комендант смотрел в сторону и притворялся, что не слышит.
В солдатских вагонах шло непрерывное пьянство. Где, как доставали
солдаты водку, никто не знал, но водки у них было сколько угодно. Днем и ночью из вагонов неслись песни,
пьяный говор, смех. При отходе поезда от станции
солдаты нестройно и пьяно, с вялым надсадом, кричали «ура», а привыкшая к проходящим эшелонам публика молча и равнодушно смотрела на них.
— Вот! Выпиваю! — вызывающе говорил первый
солдат. Он остановился перед мордою моей лошади и демонстративно стал пить из горлышка ром. Потом оторвался от бутылки, взглянул на меня. — Ставь под ружье, ну!.. С-сукины дети!.. Сами, как черти,
пьяные. «Где водку достал? Не продавать нижнему чину водки!.. Под ружье на четыре часа!..» Ну, ставь под ружье! Ставь, что ли!
По краям дороги валялись
пьяные. Сидит на пригорке
солдат, винтовка меж колен, голова свесилась: тронешь его за плечо, он, как мешок, валится на бок… Мертв? Непробудно спит от усталости? Пульс есть, от красного лица несет сивухою…
Мы ехали на север. С юга дул бешеный ветер, в тусклом воздухе метались тучи серо-желтой пыли, в десяти шагах ничего не было видно. По краям дороги валялись издыхающие волы, сломанные повозки, брошенные полушубки и валенки. Отставшие
солдаты вяло брели по тропинкам или лежали на китайских могилках. Было удивительно, как много среди них
пьяных.
— Казаки поднесли, дай им бог здоровья… Вижу, едут все
пьяные… Говорю: дали бы
солдату рюмочку! — «Зачем рюмочку? Вот тебе кружка, нам не жалко. Сейчас ханшинный завод у китайцев обчистили». Выпил кружку. Как пил, — скверно так, противно! А выпил, — теплота пошла по жилам, рука сама собой за другой кружкой потянулась. Главное дело, без денег, чудак человек.
Часто они разыгрывали свои реквизиции по очень тонким и хитрым планам. Однажды мы долго стояли у небольшой станции. Худой, высокий и испитой хохол Кучеренко, остряк нашей команды, дурачился на полянке у поезда. Он напялил на себя какую-то рогожу, шатался, изображая
пьяного.
Солдат, смеясь, столкнул его в канаву. Кучеренко повозился там и полез назад; за собою он сосредоточенно тащил погнутый и ржавый железный цилиндр из-под печки.
Теперь пришлось поверить и слышанным мною раньше рассказам о том, как раздавал наместник Георгиев; получил Георгия
солдат, который в
пьяном виде упал под поезд и потерял обе ноги; получил
солдат, которому его товарищ разбил в драке голову бутылкою. И многие в таком роде.
— Вы слышали? Мне сейчас рассказывали на вокзале офицеры: говорят, вчера
солдаты убили в дороге полковника Лукашева. Они
пьяные стали стрелять из вагонов в проходившее стадо, он начал их останавливать, они его застрелили.
Сбежался народ, кто с лепешкой, кто с ложкой, — дело-то в самый обед было. Сгрудились вокруг, удивляются:
солдат трезвый, а слова
пьяные.
Мы переступили порог гостиной. Табачный дым и чад ходили по комнате волнами. Я увидала прежде всего фигуру совершенно растерзанной женщины… Она плясала и что-то такое рычала. Пением нельзя назвать таких звуков. Распущенные волосы падали на сухие плечи; платье совсем свалилось. Кругом несколько таких же фигур, два
солдата,
пьяный мастеровой, а в углу, направо от двери, ободранный старик с гитарой.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и
пьяными и больными
солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
Вальс «Лебединая прохлада», правда, на одном
пьяном шепоте шел, да что толку, ежели капельмейстер через кажный такт музыку обрывал и такими прибалтийскими словами
солдат камертонил, что домовой с тоски в трубу голову засовывал.
Ростов плясал трепака с майором Басовым;
пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова;
солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура!