Неточные совпадения
— Представьте себе, — слышал Клим голос,
пьяный от возбуждения, — представьте, что из сотни миллионов мозгов и сердец
русских десять, ну, пять! — будут работать со всей мощью энергии, в них заключенной?
После трех стаканов водки на мельнице поднялся тот
пьяный шум, приправленный песней и крепким
русским словцом, без чего не обходится никакая мужицкая гулянка.
Русская реакция по существу всегда враждебна всякой культуре, всякому сознанию, всякой духовности, за ней всегда стоит что-то темно-стихийное, хаотическое, дикое,
пьяное.
То, что совершается сейчас в
русской реакции, есть
пьяное язычество,
пьяная оргия, дошедшая до вершины.
Галактион действительно прервал всякие отношения с
пьяной запольской компанией, сидел дома и бывал только по делу у Стабровского. Умный поляк долго приглядывался к молодому мельнику и кончил тем, что поверил в него. Стабровскому больше всего нравились в Галактионе его раскольничья сдержанность и простой, но здоровый
русский ум.
Поэта образы живые
Высокий комик в плоть облек…
Вот отчего теперь впервые
По всем бежит единый ток.
Вот отчего театра зала
От верху до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный,
пьяный, исхудалый,
Но с
русской, чистою душой.
Но другие говорили, что наследство получил какой-то генерал, а женился на заезжей француженке и известной канканерке
русский купчик и несметный богач, и на свадьбе своей, из одной похвальбы,
пьяный, сжег на свечке ровно на семьсот тысяч билетов последнего лотерейного займа.
Тогда запирались наглухо двери и окна дома, и двое суток кряду шла кошмарная, скучная, дикая, с выкриками и слезами, с надругательством над женским телом,
русская оргия, устраивались райские ночи, во время которых уродливо кривлялись под музыку нагишом
пьяные, кривоногие, волосатые, брюхатые мужчины и женщины с дряблыми, желтыми, обвисшими, жидкими телами, пили и жрали, как свиньи, в кроватях и на полу, среди душной, проспиртованной атмосферы, загаженной человеческим дыханием и испарениями нечистой кожи.
Тогда и я
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб не страдая ни о ком,
Себя сгубить,
В угаре
пьяном.
Везде в
русском народе к
пьяному чувствуется некоторая симпатия; в остроге же к загулявшему даже делались почтительны.
Иоанн IV с своими опричниками,
пьяный сифилитик Петр со своими шутами, блудница Екатерина со своими любовниками властвовали над трудолюбивыми религиозными
русскими людьми своего времени и насиловали их.
— Не перебивай, пожалуйста… Она шла гулять, и мы отправились вместе. Она быстро привыкла ко мне и очень мило болтала все время. Представь себе, что она давно уже наблюдает нас и составила представление о
русском студенте, как о чем-то ужасном. Она знает о наших путешествиях в «Розу», знает, что
пьяный Карл Иваныч спит у нас, знает, что мы большие неряхи и вообще что не умеем жить.
Часов в десять Нину Федоровну, одетую в коричневое платье, причесанную, вывели под руки в гостиную, и здесь она прошлась немного и постояла у открытого окна, и улыбка у нее была широкая, наивная, и при взгляде на нее вспоминался один местный художник,
пьяный человек, который называл ее лицо ликом и хотел писать с нее
русскую Масленицу.
Пришло несколько офицерчиков, выскочивших на коротенький отпуск в Европу и обрадовавшихся случаю, конечно, осторожно и не выпуская из головы задней мысли о полковом командире, побаловаться с умными и немножко даже опасными людьми; прибежали двое жиденьких студентиков из Гейдельберга — один все презрительно оглядывался, другой хохотал судорожно… обоим было очень неловко; вслед за ними втерся французик, так называемый п' ти женом грязненький, бедненький, глупенький… он славился между своими товарищами, коммивояжерами, тем, что в него влюблялись
русские графини, сам же он больше помышлял о даровом ужине; явился, наконец, Тит Биндасов, с виду шумный бурш, а в сущности, кулак и выжига, по речам террорист, по призванию квартальный, друг российских купчих и парижских лореток, лысый, беззубый,
пьяный; явился он весьма красный и дрянной, уверяя, что спустил последнюю копейку этому"шельмецу Беназету", а на деле он выиграл шестнадцать гульденов…
Вот посреди комнаты, за столом, в объятиях пожилого, плечистого брюнета с коротко остриженными волосами, лежит
пьяная девчонка, лет тринадцати, с детским лицом, с опухшими красными глазами, и что-то старается выговорить, но не может… Из маленького, хорошенького ротика вылетают бессвязные звуки. Рядом с ними сидит щеголь в
русской поддевке — «кот», продающий свою «кредитную» плечистому брюнету…
Начался обычный кутеж наших дней, кутеж без веселости и без увлечения, кутеж, сопровождающийся лишь непрерывным наполнением желудков, и без того уже переполненных. Сюзетта окончательно
опьянела. Сначала она пропела"L'amour — ce n'est que cela", [«Любовь — это вот что».] потом, постепенно возвышая температуру репертуара, достигла до «F……nous». Наконец, по просьбе Беспортошного, разом выплюнула весь лексикон ругательных
русских слов. Купеческий сын таращил на нее глаза и говорил...
Немец хлопал рюмку за рюмкой, но не
пьянел, а только начинал горячиться, причем ломаные
русские фразы так и сыпались у него из-под лихо закрученных рыжих усов.
Вместо улиц тянулись бесконечные ряды труб и печей, посреди которых от времени до времени возвышались полуразрушенные кирпичные дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных солдат: одни, запачканные сажею, черные как негры, копались в развалинах домов; другие,
опьянев от
русского вина, кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и пели песни на разных европейских языках.
— Это потому, — подхватил другой офицер в бурке и белой кавалерийской фуражке, — что мы верим
русской пословице: что у трезвого на уме, то у
пьяного на языке.
В раскрытые окна «Белой харчевни» неслись стук ножей, звон чашек, рюмок и тарелок, говор, шум и крик большой толпы и нескладные звуки
русской пьяной, омерзительной песни.
Он ушел. Гаврила осмотрелся кругом. Трактир помещался в подвале; в нем было сыро, темно, и весь он был полон удушливым запахом перегорелой водки, табачного дыма, смолы и еще чего-то острого. Против Гаврилы, за другим столом, сидел
пьяный человек в матросском костюме, с рыжей бородой, весь в угольной пыли и смоле. Он урчал, поминутно икая, песню, всю из каких-то перерванных и изломанных слов, то страшно шипящих, то гортанных. Он был, очевидно, не
русский.
«Сестры» присели куда-то в дальний уголок и, приложив руку к щеке, затянули проголосную песню, какую
русский человек любит спеть под
пьяную руку; Асклипиодот, успевший порядком клюнуть, таинственно вынял из-под полы скрипку, которую он называл «актрисой» и на которой с замечательным искусством откалывал «барыню» и «камаринского».
От судов к бесчисленным пакгаузам и обратно по колеблющимся сходням сновали грузчики:
русские босяки, оборванные, почти оголенные, с
пьяными, раздутыми лицами, смуглые турки в грязных чалмах и в широких до колен, но обтянутых вокруг голени шароварах, коренастые мускулистые персы, с волосами и ногтями, окрашенными хной в огненно-морковный цвет.
— А знаешь ты, — произнес он гораздо тверже, почти как не
пьяный, — нашу
русскую…….? (И он проговорил самое невозможное в печати ругательство.) Ну так и убирайся к ней! — Затем с силою рванулся из рук Вельчанинова, оступился и чуть не упал. Дамы подхватили его и в этот раз уже побежали, визжа и почти волоча Павла Павловича за собою. Вельчанинов не преследовал.
Он знал всех официантов по именам, а также всех хористов и хористок из цыганского и
русского хоров, разделял все горести и радости заведения, одним своим присутствием и двумя-тремя словами улаживал недоразумения между администрацией ресторана и
пьяными посетителями и выпивал за ночь три бутылки шампанского — не больше и не меньше.
Глагольев 1. Да, он настаивал на обвинении… Помню обоих, красных, клокочущих, свирепых… Крестьяне держали сторону генерала, а мы, дворяне, сторону Василия Андреича… Мы пересилили, разумеется… (Смеется.) Ваш отец вызвал генерала на дуэль, генерал назвал его… извините, подлецом… Потеха была! Мы напоили после их
пьяными и помирили… Нет ничего легче, как помирить
русских людей… Добряк был ваш отец, доброе имел сердце…
Русский народ издавна отличался долготерпением. Били нас татары — мы молчали просто, били цари — молчали и кланялись, теперь бьют немцы — мы молчим и уважаем их… Прогресс!.. Да в самом деле, что нам за охота заваривать серьезную кашу? Мы ведь широкие натуры, готовые на грязные полицейские скандальчики под
пьяную руку. Это только там, где-то на Западе, есть такие души, которых ведет на подвиги одно пустое слово — la gloire [Слава (фр.).].
По большим и малым городам, по фабричным и промысловым селеньям Вели́ка пречиста честно́ и светло празднуется, но там и в заводе нет ни дожинных столов, ни обрядных хороводов, зато к вечеру харчевни да кабаки полнехоньки, а где торжок либо ярманка, там от
пьяной гульбы, от зычного крику и несвязных песен — кто во что горазд — до полуночи гам и содом стоят, далеко́ разносясь по окрестностям. То праздничанье не
русское.
Еще первыми
русскими насельниками
Пьяной река за то прозвана, что шатается, мотается она во все стороны, ровно хмельная баба, и, пройдя верст пятьсот закрутасами да изворотами, подбегает к своему истоку и чуть не возле него в Суру выливается.
Темнело. Переплетный подмастерье Генрихсен, толстый и усатый, отдуваясь, танцевал с Поляковой
русскую. Кругом смотрели и смеялись. Снизу поднялся сильно
пьяный Ляхов. Бледный, с падающими на лоб волосами, он пошатывался на месте и выглядывал кого-то в толпе танцующих.
Предстояло повторение вчерашней сцены. Пирожков чуть заметно поморщился. Искренне жаль ему было француженку, но и очень уж она его допекала своей тревожностью. Он видел, что она ничего не добьется. Дениза Яковлевна, кроме гонора женщины, смотрящей на себя, как на тонко воспитанную особу, приобрела в Москве чисто
русское барство… Ей не по чину было кланяться всякому приказчику в сибирке и ладить с
пьяным поваром, хотя бы это был вопрос о куске хлеба.
К истинным событиям, начиная с его двухмесячного путешествия зимою в клеенчатом плаще до
русской войны с Офенбергом и легкомысленного предания себя в жертву надувательства
пьяного подьячего, — прилагались небылицы в лицах самого невозможного свойства.
Офицеры украдкою шмыгали мимо сидевших за столами солдат, торопливо выпивали у стойки рюмку водки и исчезали. На моих глазах
пьяный ефрейтор, развалившись за столом, ругал
русскими ругательствами стоявшего в пяти шагах коменданта станции. Комендант смотрел в сторону и притворялся, что не слышит.
Наш обоз медленно двигался по узким улицам Телина.
Пьяные солдаты грабили китайские, армянские и
русские магазины, торговцы бегали, кричали и суетились. С трудом останавливали грабеж в одном месте, он вспыхивал в другом…
Но все
пьяные солдаты, которых я расспрашивал, сообщали, что они получили водку, спирт или коньяк из разного рода
русских складов, обреченных на сожжение.
— Так вот вы сами посудите, — засмеялся Городов, — если вы не поняли, так как же публике понять, а она ведь, бедная, деньги платит, думает в театре хорошее впечатление получить. Еще, например, ставят новую картину в древнем
русском вкусе, а читает в ней стихи актриса в пышном бальном платье. Это уже совсем нехорошо. Потом Курский
пьянее вина был.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном
русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и
пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.