Когда старик поднимает голову — на страницы тетради ложится тёмное, круглое пятно, он гладит его
пухлой ладонью отёкшей руки и, прислушиваясь к неровному биению усталого сердца, прищуренными глазами смотрит на белые изразцы печи в ногах кровати и на большой, во всю стену, шкаф, тесно набитый чёрными книгами.
Неточные совпадения
Пухлая, хорошо выкормленная девочка, как всегда, увидав мать, подвернула перетянутые ниточками голые ручонки
ладонями книзу и, улыбаясь беззубым ротиком, начала, как рыба поплавками, загребать ручонками, шурша ими по накрахмаленным складкам вышитой юбочки.
Он иногда по получасу молча глядел на спящее шафранно-красное, пушистое и сморщенное личико ребенка и наблюдал за движениями хмурящегося лба и за
пухлыми рученками с подвернутыми пальцами, которые задом
ладоней терли глазенки и переносицу.
Потирая
пухлые, теплые
ладони, начинал говорить отец...
Помолчав, ласково погладив
ладонью красное,
пухлое лицо свое, точно чужое на маленькой головке его, он продолжал...
Когда ротмистр, отпуская Клима, пожал его руку,
ладонь ротмистра, на взгляд
пухлая, оказалась жесткой и в каких-то шишках, точно в мозолях.
Не сказав, чего именно достойна мать, он взмахнул рукою и почесал подбородок. Климу показалось, что он хотел
ладонью прикрыть
пухлый рот свой.
— Баста! — крикнул я и дрожащими руками начал загребать и сыпать золото в карманы, не считая и как-то нелепо уминая пальцами кучки кредиток, которые все вместе хотел засунуть в боковой карман. Вдруг
пухлая рука с перстнем Афердова, сидевшего сейчас от меня направо и тоже ставившего на большие куши, легла на три радужных мои кредитки н накрыла их
ладонью.
В его памяти навсегда осталось белое лицо Марфы, с приподнятыми бровями, как будто она, задумчиво и сонно прикрыв глаза, догадывалась о чём-то. Лежала она на полу, одна рука отброшена прочь, и
ладонь открыта, а другая, сжатая в
пухлый кулачок, застыла у подбородка. Мясник ударил её в печень, и, должно быть, она стояла в это время: кровь брызнула из раны, облила белую скатерть на столе сплошной тёмной полосой, дальше она лежала широкими красными кружками, а за столом, на полу, дождевыми каплями.
И с ужасающей яркостью, зажимая лицо
пухлыми надушенными
ладонями, он представил себе, как завтра утром он вставал бы, ничего не зная, потом пил бы кофе, ничего не зная, потом одевался бы в прихожей.
Добродушный штабс-капитан ударил его своей
пухлой, большой
ладонью по животу и громко отвечал: «Ничего, батенька, я вам поверю».