Неточные совпадения
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право, как подумаешь, Анна Андреевна, какие мы с тобой теперь
птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери!
Постой же, теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
—
Постой! мы люди бедные,
Идем в дорогу дальную, —
Ответил ей Пахом. —
Ты, вижу,
птица мудрая,
Уважь — одежу старую
На нас заворожи!
Она летела прямо на него: близкие звуки хорканья, похожие на равномерное наддирание тугой ткани, раздались над самым ухом; уже виден был длинный нос и шея
птицы, и в ту минуту, как Левин приложился, из-за куста, где
стоял Облонский, блеснула красная молния;
птица, как стрела, спустилась и взмыла опять кверху.
Опять блеснула молния, и послышался удар; и, трепля крыльями, как бы стараясь удержаться на воздухе,
птица остановилась,
постояла мгновенье и тяжело шлепнулась о топкую землю.
Катерина. Я говорю: отчего люди не летают так, как
птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я
птица. Когда
стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Там выучилась ты любовников сводить,
Постой же, я тебя исправлю:
Изволь-ка в и́збу, марш, за
птицами ходить...
Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там
стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе
птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей.
Двор был полон всякой домашней
птицы, разношерстных собак. Утром уходили в поле и возвращались к вечеру коровы и козел с двумя подругами. Несколько лошадей
стояли почти праздно в конюшнях.
На крыльце, вроде веранды, уставленной большими кадками с лимонными, померанцевыми деревьями, кактусами, алоэ и разными цветами, отгороженной от двора большой решеткой и обращенной к цветнику и саду,
стояла девушка лет двадцати и с двух тарелок, которые держала перед ней девочка лет двенадцати, босая, в выбойчатом платье, брала горстями пшено и бросала
птицам. У ног ее толпились куры, индейки, утки, голуби, наконец воробьи и галки.
«Боже мой! кто это выдумал путешествия? — невольно с горестью воскликнул я, — едешь четвертый месяц, только и видишь серое небо и качку!» Кто-то засмеялся. «Ах, это вы!» — сказал я, увидя, что в каюте
стоит, держась рукой за потолок, самый высокий из моих товарищей, К. И. Лосев. «Да право! — продолжал я, — где же это синее море, голубое небо да теплота,
птицы какие-то да рыбы, которых, говорят, видно на самом дне?» На ропот мой как тут явился и дед.
Конечно, они могли бы быть еще деятельнее, следовательно, жить в большем довольстве, не витать в этих хижинах, как
птицы; но для этого надобно, чтоб и повелители их, то есть испанцы, были подеятельнее; а они
стоят друг друга: tel maitre, tel valet [каков хозяин, таков и слуга — фр.]».
Только что мы осмотрели все углы, чучел
птиц и зверей, картинки, как хозяин пригласил нас в другую комнату, где уже
стояли ветчина с яичницей и кофе.
Стали встречаться села с большими запасами хлеба, сена, лошади, рогатый скот, домашняя
птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная частой ездой между Иркутском, селами и приисками. «А что, смирны ли у вас лошади?» — спросишь на станции. «Чего не смирны? словно овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а
стоят». — «Как же так? а мне надо бы лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
Они шли по базарной площади, на которой на этот раз
стояло много приезжих возов и было много пригнанной
птицы.
Идешь вдоль опушки, глядишь за собакой, а между тем любимые образы, любимые лица, мертвые и живые, приходят на память, давным-давно заснувшие впечатления неожиданно просыпаются; воображенье реет и носится, как
птица, и все так ясно движется и
стоит перед глазами.
Действительно, перед закатом солнца
птицы всегда проявляют особую живость, а теперь в лесу
стояла мертвая тишина. Точно по приказу, они все сразу куда-то спрятались.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе
стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни
птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Охотники и любители
птиц наполняли площадь, где
стояли корзины с курами, голубями, индюками, гусями. На подставках висели клетки со всевозможными певчими
птицами. Тут же продавались корм для
птиц, рыболовные принадлежности, удочки, аквариумы с дешевыми золотыми рыбками и всех пород голуби.
Но… когда просыпался, — все улетало, как стая
птиц, испуганных приближением охотника. А те концы, которые мне удавалось порой задержать в памяти, оказывались совершенно плохи: в стихах не было размера, в прозе часто недоставало даже грамматического смысла, а слова
стояли с не своим, чуждым значением…
Объяснение отца относительно молитвы загорелось во мне неожиданной надеждой. Если это верно, то ведь дело устраивается просто:
стоит только с верой, с настоящей верой попросить у бога пару крыльев… Не таких жалких какие брат состряпал из бумаги и дранок. А настоящих с перьями, какие бывают у
птиц и ангелов. И я полечу!
Харитина старалась не думать об этом, даже принималась со страха молиться, а в голове
стояла одна мысль, эта же мысль наполняла всю комнату и, как ночная
птица, билась с трепетом в окно.
Скворцу, отнятому ею у кота, она обрезала сломанное крыло, а на место откушенной ноги ловко пристроила деревяшку и, вылечив
птицу, учила ее говорить.
Стоит, бывало, целый час перед клеткой на косяке окна — большой такой, добрый зверь — и густым голосом твердит переимчивой, черной, как уголь,
птице...
В отношении к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго
стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся
птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются по голым берегам больших рек, и то на самое короткое время. Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Но вообще сказать, что если мокрота болот поддерживается умеренными дождями и
стоит теплая погода, то болотная
птица держится долее; засуха как раз ее выгонит.
Стойка над всякой
птицей и зверем также врожденна собакам доброй породы; даже щенки
стоят над курами и кошками очень крепко.
Такие пруды бывают иногда очень глубоки; их нельзя назвать совершенно стоячими, глухими: хотя один раз в году, а все же вода в них переменяется, но относительно к
птице о них не
стоит говорит.
Вся хитрость состоит в том, чтоб уловить гаршнепа в ту минуту, когда он, сделав уступку ветру и будучи отнесен им в сторону, начнет опять лететь прямо; тут выходят такие мгновения от противоборства ветра и усилий
птицы, что она
стоит в воздухе неподвижно; опытные стрелки знают это и редко дают промахи по гаршнепам.
Окошки чистые, не малые, в которых
стоит жидкая тина или вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные, так сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною массою, засоренные сверху старою, сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав; такие окошки очень опасны; нередко охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав к пересевшей или подстреленной
птице, что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с того места, где села или упала
птица.
Мне не удавалось много стрелять их; это хлопотно, потому что они всегда сидят на середине пруда и надобно к ним подъезжать на лодке, чего я никогда не делал, да и
птица того не
стоит.
— Да, малиновка такая… Зато большие
птицы никогда не поют так хорошо, как маленькие. Малиновка старается, чтобы всем было приятно ее слушать. А аист — серьезная
птица,
стоит себе на одной ноге в гнезде, озирается кругом, точно сердитый хозяин на работников, и громко ворчит, не заботясь о том, что голос у него хриплый и его могут слышать посторонние.
Невдалеке, точно распуганная стая
птиц,
стояла кучка детей; было видно, что между молодым послушником и этой стайкой резвых ребят происходило недавно какое-то столкновение.
Заручившись заключенным с Ястребовым условием, Кишкин и Кожин, не теряя времени, сейчас же отправились на Мутяшку. Дело было в январе.
Стояли страшные холода, от которых
птица замерзала на лету, но это не удержало предпринимателей. Особенно торопил Кожин, точно за ним кто гнался по пятам.
Лихо рванула с места отдохнувшая тройка в наборной сбруе, залились серебристым смехом настоящие валдайские колокольчики, и экипаж
птицей полетел в гору, по дороге в Самосадку. Рачителиха
стояла в дверях кабака и причитала, как по покойнике. Очень уж любила она этого Илюшку, а он даже и не оглянулся на мать.
Я получил было неприятное впечатление от слов, что моя милая сестрица замухрышка, а братец чернушка, но, взглянув на залу, я был поражен ее великолепием: стены были расписаны яркими красками, на них изображались незнакомые мне леса, цветы и плоды, неизвестные мне
птицы, звери и люди, на потолке висели две большие хрустальные люстры, которые показались мне составленными из алмазов и бриллиантов, о которых начитался я в Шехеразаде; к стенам во многих местах были приделаны золотые крылатые змеи, державшие во рту подсвечники со свечами, обвешанные хрустальными подвесками; множество стульев
стояло около стен, все обитые чем-то красным.
Можно было даже разглядеть и
птицу, но мне не позволяли долго
стоять у окошка.
Ни ответа, ни привета не было, тишина
стояла мертвая; в зеленых садах
птицы не пели песни райские, не били фонтаны воды и не шумели ключи родниковые, не играла музыка во палатах высокиих.
Разумов сейчас же вскочил. Он еще по гимназии помнил, как Николай Силыч ставил его в сентябре на колени до райских
птиц, то есть каждый класс математики он должен был
стоять на коленях до самой весны, когда
птицы прилетят.
В зале было жарко и душно, как на полке в бане; на полу, на разостланном холсте, сушился розовый лист и липовый цвет; на окнах, на самом солнечном припеке,
стояли бутылки, до горлышка набитые ягодами и налитые какою-то жидкостью; мухи мириадами кружились в лучах солнца и как-то неистово гудели около потолка; где-то в окне бился слепень; вдали, в перспективе, виднелась остановившаяся кошка с
птицей в зубах.
Стоит ему сомкнуть глаза, как встает целый ряд обидных картин: вот торжествует Майзель с своей
птицей — Амалькой, вот улыбается в бороду Вершинин, вот ликует Тетюев…
От зоркого глаза Раисы Павловны не ускользнуло то влияние, каким пользовался Прейн над Лушей, но, как многие умные женщины, она была убеждена, что ей только
стоит объяснить Луше, что за
птица Прейн — и умная девочка поймет все.
И думала о том, как расскажет сыну свой первый опыт, а перед нею все
стояло желтое лицо офицера, недоумевающее и злое. На нем растерянно шевелились черные усы и из-под верхней, раздраженно вздернутой губы блестела белая кость крепко сжатых зубов. В груди ее
птицею пела радость, брови лукаво вздрагивали, и она, ловко делая свое дело, приговаривала про себя...
— Мужик спокойнее на ногах
стоит! — добавил Рыбин. — Он под собой землю чувствует, хоть и нет ее у него, но он чувствует — земля! А фабричный — вроде
птицы: родины нет, дома нет, сегодня — здесь, завтра — там! Его и баба к месту не привязывает, чуть что — прощай, милая, в бок тебе вилами! И пошел искать, где лучше. А мужик вокруг себя хочет сделать лучше, не сходя с места. Вон мать пришла!
От этого, понятно, зáмок казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами
птиц, мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического ужаса, — так страшно глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и штукатурка, отрываясь, падали вниз, будя гулкое эхо, и мы бежали без оглядки, а за нами долго еще
стояли стук, и топот, и гоготанье.
Во всех углах были устроены норки и логовища в виде будочек, пустых пней, бочек без доньев. В двух комнатах
стояли развесистые деревья — одно для
птиц, другое для куниц и белок, с искусственными дуплами и гнездами. В том, как были приспособлены эти звериные жилища, чувствовалась заботливая обдуманность, любовь к животным и большая наблюдательность.
Выходит, что наш брат приказный как выйдет из своей конуры, так ему словно дико и тесно везде, ровно не про него и свет
стоит. Другому все равно: ветерок шумит, трава ли по полю стелется,
птица ли поет, а приказному все это будто в диковину, потому как он, окроме своего присутствия да кабака, ничего на свете не знает.
Половина даже, бывало, подохнет, а воспитанию не поддаются:
стоят на дворе — всё дивятся и даже от стен шарахаются, а всё только на небо, как
птицы, глазами косят.
Ах, надо же и Пафнутьева пожалеть… ничего-то ведь он не знает! Географии — не знает, истории — не знает. Как есть оболтус. Если б он знал про Тацита — ужели бы он его к чертовой матери не услал? И Тацита, и Тразею Пета, и Ликурга, и Дракона, и Адама с Евой, и Ноя с
птицами и зверьми… всех! Покуда бы начальство за руку не остановило:
стой! а кто же, по-твоему, будет плодиться и множиться?
Дорожка эта скоро превратилась в тропинку и наконец совсем исчезла, пересеченная канавой. Санин посоветовал вернуться, но Марья Николаевна сказала: «Нет! я хочу в горы! Поедем прямо, как летают
птицы», — и заставила свою лошадь перескочить канаву. Санин тоже перескочил. За канавой начинался луг, сперва сухой, потом влажный, потом уже совсем болотистый: вода просачивалась везде,
стояла лужицами. Марья Николаевна пускала лошадь нарочно по этим лужицам, хохотала и твердила: «Давайте школьничать!»
—
Стой, молчи, подожди; чего забарабанила? Во-первых, сама ты что за
птица?
Им ответ держал премудрый царь: «Я еще вам, братцы, про то скажу: у нас Кит-рыба всем рыбам мать: на трех на китах земля
стоит; Естрафиль-птица всем
птицам мати; что живет та
птица на синем море; когда
птица вострепенется, все синё море всколебается, потопляет корабли гостиные, побивает суда поморские; а когда Естрафиль вострепещется, во втором часу после полунощи, запоют петухи по всей земли, осветится в те поры вся земля…»