Неточные совпадения
Елена все
шептала, называя
имена депутатов, характеризуя их, Клим Иванович Самгин наклонил к лицу ее голову свою, подставил ухо, делая вид, что слушает, а сам быстро соображал...
Какие это люди на свете есть счастливые, что за одно словцо, так вот
шепнет на ухо другому, или строчку продиктует, или просто
имя свое напишет на бумаге — и вдруг такая опухоль сделается в кармане, словно подушка, хоть спать ложись.
Закипит ярость в сердце Райского, хочет он мысленно обратить проклятие к этому неотступному образу Веры, а губы не повинуются, язык
шепчет страстно ее
имя, колена гнутся, и он закрывает глаза и
шепчет...
Здесь она называла его ласковыми
именами, здесь она улыбалась ему во сне и, протягивая руки,
шептала слова любви.
Все это было смешно, но… инициалы его совпадали с
именем и отчеством известного в то время поэта — переводчика, и потому, когда в дымке золотистой пыли, подымаемой ногами гуляющих, появлялась пестрая вертлявая фигурка, то за ней оглядывались и
шептали друг другу...
— Во
имя отца и сына. Очи всех на тя, господи, уповают, —
шептал он, суетливо распределяя порции и поливая их из бутылки маслом. — Вкушай, Сережа!
Раиса Павловна достаточно насмотрелась на своем веку на эту человеческую мякину, которой обрастает всякое известное
имя, особенно богатое, русское, барское
имя, и поэтому пропускала этих бесцветных людей без внимания; она что-то отыскивала глазами и наконец, толкнув Лушу под руку,
прошептала...
Липутин
шепнул мне раз, что, по слухам, Петр Степанович будто бы где-то принес покаяние и получил отпущение, назвав несколько прочих
имен, и таким образом, может, и успел уже заслужить вину, обещая и впредь быть полезным отечеству.
— Элдар, —
прошептал Хаджи-Мурат, и Элдар, услыхав свое
имя и, главное, голос своего мюршида, вскочил на сильные ноги, оправляя папаху. Хаджи-Мурат надел оружие на бурку. Элдар сделал то же. И оба молча вышли из сакли под навес. Черноглазый мальчик подвел лошадей. На стук копыт по убитой дороге улицы чья-то голова высунулась из двери соседней сакли, и, стуча деревянными башмаками, пробежал какой-то человек в гору к мечети.
— Во
имя отца и сына и святаго духа… —
шептал он. — Ложись спиной кверху!.. Вот так. Завтра здоров будешь, только вперед не согрешай… Как огонь, горячий! Небось в грозу в дороге были?
"Пора!" —
шепнул Литвинов и вслед за угольщиками спустился в город, повернул к зданию железной дороги и отправил телеграмму на
имя Татьяниной тетки, Капитолины Марковны.
Самого хозяина здесь не было: он с кривым ножом в руках стоял над грушевым прививком, в углу своего сада, и с такой пристальностью смотрел на солнце, что у него беспрестанно моргали его красные глаза и беспрестанно на них набегали слезы. Губы его
шептали молитву, читанную тоже в саду. «Отче! —
шептал он. — Не о всем мире молю, но о ней, которую ты дал мне, молю тебя: спаси ее во
имя твое!»
— Беатриче, Фиаметта, Лаура, Нинон, —
шептал он
имена, незнакомые мне, и рассказывал о каких-то влюбленных королях, поэтах, читал французские стихи, отсекая ритмы тонкой, голой до локтя рукою. — Любовь и голод правят миром, — слышал я горячий шепот и вспоминал, что эти слова напечатаны под заголовком революционной брошюры «Царь-Голод», это придавало им в моих мыслях особенно веское значение. — Люди ищут забвения, утешения, а не — знания.
Какое-то внутреннее чувство
шептало ей не распечатывать таинственный конверт, но любопытство превозмогло, конверт сорван дрожащими руками, свеча придвинута, и глаза ее жадно пробегают первые строки. Письмо было написано приметно искаженным почерком, как будто боялись, что самые буквы изменят тайне. Вместо подписи
имени, внизу рисовалась какая-то египетская каракула, очень похожая на пятна, видимые в луне, которым многие простолюдины придают какое-то символическое значение. Вот письмо от слова до слова...
Женщины бросали ему цветы и в восхищении
шептали одна другой: «Вот он, вот тот, самый знаменитый!» Иногда он воображал, что маневры уже окончились и он идет со своей ротой на вольные работы к какому-нибудь помещику, баснословно богатому и непременно с аристократическим
именем.
От сонной истомы раскрыты алые губки, и в сладкой дремоте
шепчут они любовные речи,
имя мое поминают…»
— Она уснула, читая мой роман!?! —
прошептал Зинзага. — Какое неуважение к изданию графа Барабанта-Алимонда и к трудам Альфонсо Зинзаги, давшего ей славное
имя Зинзаги!
Она повесила закоптелого идола на веревочке к одной из стоек очага, называла его
именем Касалянку, что-то
шептала и жгла перед ним листья багульника.
Глафира видела тени обеих фигур матери и сына, слышала, как человек произнес ее
имя, слышала, как хозяйка потребовала от человека повторения этого
имени, и вслед за тем молча встала и вышла куда-то далее, а слегка сконфуженный лакей, выйдя на цыпочках,
прошептал, что Григория Васильевича нет дома.
— Танасио, —
прошептал он тихо и сразу же замолчал, осекся, — господин капитан, — после новой продолжительной паузы прозвучал его дрогнувший голос, — господин капитан! Если вы будете выкликать охотников для ночной разведки, умоляю вас, не забыть среди их
имен имя подпоручика Иоле Петровича — твоего брата, брат Танасио, твоего брата… — заключил еще более взволнованно и пылко молодой офицер.
— Господи! —
шепчу я. — Отче Николае Чудотворче, умоли за меня, грешницу, Творца нашего, да поможет Он мне! Не для радостей, не для удовольствия пришла я на сцену, а чтобы мальчика, ребенка моего, поднять на ноги, работать наравне с мужем и на свой труд воспитывать сына и, если еще возможно, создать себе хотя маленькое
имя на поприще искусства, которое я обожаю… Ты видишь все. Сделай же, чтобы люди поняли и оценили меня…
— Но если это правда! —
прошептал он. — У меня нет врагов! И притом этот подробный адрес… Нет, это, должно быть, правда… Она не любит меня… О, позор, позор! Обманут, обманут ею… О, несчастная, презренная женщина… Ничто не удержало ее, бесстыдную, от преступной страсти — даже мысль о своем ребенке не могла спасти ее! Она украла мою честь и покрыла позором мое
имя и колыбель своего ребенка… А я… я любил ее так искренно… Я все еще люблю ее и теперь!.. О, как справедливо было мое подозрение… Это ужасно, ужасно!
— Не зовите меня при людях по
имени, —
шепнула Марья Петровна Тане. — Они не должны пока еще знать, кто я… До тех пор, пока не очнется мой отец и не приедет Гладких — вы здесь хозяйка.