Неточные совпадения
Похоронили виноватую на сельском кладбище, по христианскому
обряду, не доводя до полиции и приписав ее смерть
простому случаю. Егорку, которого миссия кончилась, в тот же день отправили в украинскую деревню.
Возникал тяжелый вопрос: в священнике для нас уже не было святыни, и обратить вынужденную исповедь в
простую формальность вроде ответа на уроке не казалось трудным. Но как же быть с причастием? К этому
обряду мы относились хотя и не без сомнений, но с уважением, и нам было больно осквернить его ложью. Между тем не подойти с другими — значило обратить внимание инспектора и надзирателей. Мы решили, однако, пойти на серьезный риск. Это была своеобразная дань недавней святыне…
Мы видели книги, до священных должностей и
обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с латинского на немецкий язык и неблагопристойно для святого закона в руках
простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец о предписаниях святых правил и законоположений; хотя они людьми искусными в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но наука сама по себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая жизнь.
Одеяния священнослужителей казались ему грубыми, досадно-пестрыми тряпками, — и когда он глядел на облаченного священника, он злобился, и хотелось ему изорвать ризы, изломать сосуды. Церковные
обряды и таинства представлялись ему злым колдовством, направленным к порабощению
простого народа.
— Супруг Анастасии. Ты обещался быть иноком, но
обряд пострижения не был совершен над тобою, и,
простой белец, ты можешь, не оскорбляя церкви, возвратиться снова в мир. Ты не свободен более располагать собою; вся жизнь твоя принадлежит Анастасии, этой несчастной сироте, соединенной с тобою неразрывными узами, освященными одним из великих таинств нашей православной церкви.
С пригорка, обернувшись, видит Жегулев то вечное зарево, которое по ночам уже стоит над всеми городами земли. Он останавливается и долго смотрит: внимательно и строго. И с тою серьезностью и простотою в
обряде, которой научился у
простых людей, Жегулев становится на колена и земно кланяется далекому.
Для нас, не посвященных в
простое таинство души заклинателя — в его власть над словом, превращающую слово в дело, — это может быть смешно только потому, что мы забыли народную душу, а может быть, истинную душу вообще; для непосвященного с
простою душой, более гармоничной, менее охлажденной рассудком, чем наша, — такое таинство страшно; перед ним — не мертвый текст, с гордостью записанный со слов деревенского грамотея, а живые, лесные слова; не догматический предрассудок, но суеверная сказка, а творческий
обряд, страшная быль, которая вот сейчас вырастет перед ним, заколдует его, даст или отнимет благополучие или, еще страшнее, опутает его неизвестными чарами, если того пожелает всемогущий кудесник.
Софийская площадь очистилась. Мертвые тела поклали на носилки и похоронили по христианскому
обряду за городским валом, колокола замолкли, и вече стало представлять собою
простую мирскую сходку.
Софийская площадь очистилась. Мертвые тела положили на носилки и похоронили по христианскому
обряду за городским валом, колокола замолкли, и вече перестало представлять собой
простую мирскую сходку.