Неточные совпадения
«
Господи,
прости мне всё!» проговорила она, чувствуя невозможность борьбы.
«
Господи,
прости и помоги», не переставая твердил он себе, несмотря на столь долгое и казавшееся полным отчуждение, чувствуя, что он обращается к Богу точно так же доверчиво и просто, как и во времена детства и первой молодости.
—
Господи, помилуй!
прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь, в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму верить, которую он знал в себе, нисколько не мешают ему обращаться к Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому, в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Но когда он вернулся от доктора и увидал опять ее страдания, он чаще и чаще стал повторять: «
Господи,
прости, помоги», вздыхать и поднимать голову кверху: и почувствовал страх, что не выдержит этого, расплачется или убежит.
Но, глядя на нее, он опять видел, что помочь нельзя, и приходил в ужас и говорил: «
Господи,
прости и помоги».
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «
Господи помилуй», но каждый раз с новой силой и выражением; то говорил он: «
Прости мя,
господи, научи мя, что творить… научи мя, что творити,
господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
Тьфу,
господи прости! Пять тысяч раз
Твердит одно и то же!
То Софьи Павловны на свете нет пригоже,
То Софья Павловна больна.
Скажи, тебе понравилась она?
Обрыскал свет; не хочешь ли жениться?
—
Прости ему,
Господи: сам не знает, что говорит! Эй, Борюшка, не накликай беду! Не сладко покажется, как бревно ударит по голове. Да, да, — помолчавши, с тихим вздохом прибавила она, — это так уж в судьбе человеческой написано, — зазнаваться. Пришла и твоя очередь зазнаться: видно, наука нужна. Образумит тебя судьба, помянешь меня!
Пришли два якута и уселись у очага. Смотритель сидел еще минут пять, понюхал табаку, крякнул, потом стал молиться и наконец укладываться. Он со стонами, как на болезненный одр, ложился на постель. «
Господи,
прости мне грешному! — со вздохом возопил он, протягиваясь. — Ох, Боже правый! ой-о-ох! ай!» — прибавил потом, перевертываясь на другой бок и покрываясь одеялом. Долго еще слышались постепенно ослабевавшие вздохи и восклицания. Я поглядывал на него и наконец сам заснул.
Я в памяти своей никак не мог сжать в один узел всех заслуг покойного дюка, оттого (к стыду моему) был холоден к его кончине, даже еще (
прости мне,
Господи!) подосадовал на него, что он помешал мне торжественным шествием по улицам, а пуще всего мостками, осмотреть, что хотелось.
21. Тогда Петр приступил к нему и сказал, — читал он дальше: —
Господи! сколько раз
прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?
— Нет, не могу допустить. Брат, — проговорил вдруг с засверкавшими глазами Алеша, — ты сказал сейчас: есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право
простить? Но существо это есть, и оно может все
простить, всех и вся и за всё, потому что само отдало неповинную кровь свою за всех и за всё. Ты забыл о нем, а на нем-то и созиждается здание, и это ему воскликнут: «Прав ты,
Господи, ибо открылись пути твои».
Прощай!»
Господи! как мне тут грустно стало!..
Ведь он Антиповых-то сыновей без очереди в некруты отдал, мошенник беспардонный, пес,
прости,
Господи, мое прегрешенье!
Ах, она чертовка,
прости,
Господи, мое согрешенье!» Я, признаюсь, вспыхнул.
Ведь он такой пес, собака,
прости,
Господи, мое прегрешенье, знает, на кого налечь.
Сам черт,
господи прости меня за это гадкое слово, не мог бы понять ее.
—
Господи,
прости раба твоего Михея! — взмолился Анфим, погоняя лошадь.
Господи,
господи, будь милостив,
прости мне грехи мои!
Но ему до того понравились эти часы и до того соблазнили его, что он наконец не выдержал: взял нож и, когда приятель отвернулся, подошел к нему осторожно сзади, наметился, возвел глаза к небу, перекрестился и, проговорив про себя с горькою молитвой: «
Господи,
прости ради Христа!» — зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы.
— Сохрани
господи, — криво улыбался Ипполит, — но меня больше всего поражает чрезвычайная эксцентричность ваша, Лизавета Прокофьевна; я, признаюсь, нарочно подвел про Лебедева, я знал, как на вас подействует, на вас одну, потому что князь действительно
простит, и, уж наверно,
простил… даже, может, извинение в уме подыскал, ведь так, князь, не правда ли?
— Поди тут угоди, когда сама не знает, чего хочет… проклятая жисть, каторжная! Хоть бы одно что,
прости,
господи, мое согрешение, — бормотала она, размахивая руками.
С тех пор, как увидала тебя в Москве и потом в Петербурге, —
господи,
прости мне это! — я разлюбила совершенно мужа, меньше люблю сына; желание теперь мое одно: увидаться с тобой.
«Вишь, какая приворотная гривенка, — думал про себя Родион Антоныч, наблюдая все время интересного молодого человека. — Небось о генерале да о своей сестричке ни гу-гу… Мастер, видно, бобы разводить с бабами. Ох-хо-хо,
прости,
господи, наши прегрешения».
«
Господи,
прости мои согрешения!», проговорил он, всплеснув руками, приподнялся и без чувств упал навзничь.
—
Господи боже мой! — сказал Максим про себя. — Ты зришь мое сердце, ведаешь мои мысли! Ты знаешь,
господи, что я не по гордости моей, не по духу строптивому ослушаюсь батюшки!
Прости меня, боже мой, аще преступаю твою заповедь! И ты, моя матушка,
прости меня! Покидаю тебя без ведома твоего, уезжаю без благословения; знаю, матушка, что надорву тебя сердцем, но ты б не отпустила меня вольною волей!
Прости меня, государыня-матушка, не увидишь ты меня боле!
Вон тот, — продолжал он, указывая на человека с недоброю улыбкой, — то Алексей Басманов, отец Федора, а там, подале, Василий Грязной, а вон там отец Левкий, чудовский архимандрит;
прости ему
господи, не пастырь он церковный, угодник страстей мирских!
— А кто может знать, какие у соседа мысли? — строго округляя глаза, говорит старик веским баском. — Мысли — как воши, их не сочтеши, — сказывают старики. Может, человек, придя домой-то, падет на колени да и заплачет, бога умоляя: «
Прости,
Господи, согрешил во святой день твой!» Может, дом-от для него — монастырь и живет он там только с богом одним? Так-то вот! Каждый паучок знай свой уголок, плети паутину да умей понять свой вес, чтобы выдержала тебя…
— Господи-батюшка,
прости меня, окаянную, ради страстей твоих! Не покарай,
Господи, дуру старую…
Господи,
Господи — скушно мне!
Хоть бы уж скорее вырасти!
А то — жить терпенья нет;
Хоть удавись, —
Господи прости!
Ищи его теперь, этого счастья, в этом пекле, где люди летят куда-то, как бешеные, по земле и под землей и даже, —
прости им,
господи, — по воздуху… где все кажется не таким, как наше, где не различишь человека, какого он может быть звания, где не схватишь ни слова в человеческой речи, где за крещеным человеком бегают мальчишки так, как в нашей стороне бегали бы разве за турком…
— Карнавал! — тихо и торжественно произнесла Дэзи. —
Господи,
прости и помилуй!
— Совсем наша старуха рехнулась, — говорила Маланья, — чего шатуном-то бродит по горницам как зачумленная…
Прости ты меня,
Господи!..
Господи,
прости меня, окаянную…
Прости и его согрешения,
Господи…
— Слава тебе
господи! — вскричал Алексей. — Насилу ты за ум хватился, боярин! Ну, отлегло от сердца! Знаешь ли что, Юрий Дмитрич? Теперь я скажу всю правду: я не отстал бы от тебя, что б со мной на том свете ни было, если б ты пошел служить не только полякам, но даже татарам; а как бы знал да ведал, что у меня было на совести? Каждый день я клал по двадцати земных поклонов, чтоб господь
простил мое прегрешение и наставил тебя на путь истинный.
— Не за что, Юрий Дмитрич! Я взыскан был милостию твоего покойного родителя и, служа его сыну, только что выплачиваю старый долг. Но вот, кажется, и Темрюк готов! Он проведет вас задами; хоть вас ник-то не посмеет остановить, однако ж лучше не ехать мимо церкви. Дай вам
господи совет и любовь, во всем благое поспешение, несчетные годы и всякого счастия!
Прощайте!
—
Прощай, дядя!.. Продли
господи дни твои! Утешал ты меня добрыми словами своими… утешай и их… не оставляй советом. Худому не научишь… Господь вразумил тебя.
—
Господи Исусе! — хрипло выговорил Терентий. — Илюша, — ты мне как сын был… Ведь я… для тебя… для твоей судьбы на грех решился… Ты возьми деньги!.. А то не
простит мне господь…
— А я скажу: «
Господи! Родился — мал, помер — пьян, — ничего не помню!» Он посмеётся да
простит меня…
— Что и говорить! — кивнув головой, согласился старик, а потом вполголоса добавил, подмигивая: — Известно — бог шельму метит…
Господи,
прости! Грешно говорить, а и молчать трудно… да!
—
Господи милосливый…
Прости их!
Курослепов. Ты упрям, а я тебя упрямее. Зарежь, так не стану. Я тебе удовольствие сделал, и будет. И то уж сны какие стали сниться!
Господи! Звери всё, да хоботы, всё тебя хватают, да ловят, да небо валится…
Прощайте! Ну вас! (Идет).
Параша (оборотившись к дому, несколько времени молча смотрит на него).
Прощай, дом родительский! Что тут слез моих пролито!
Господи, что слез! А теперь хоть бы слезинка выкатилась; а ведь я родилась тут, выросла… Давно ли я ребенком была: думала, что милей тебя и на свете нет, а теперь хоть бы век тебя не видать. Пропадай ты пропадом, тюрьма моя девичья! (Убегает. Гаврило за ней).
—
Господи боже наш… благоволивый снити с небес и родитися от святыя богородицы… ведый немощное человеческого естества…
прости рабе твоей…
Как вы все надоели мне! Впрочем,
господи, что я говорю? Аня, я говорю с тобою невозможным тоном. Никогда этого со мною раньше не было. Ну,
прощай, Аня, я вернусь к часу.
— Упокой,
господи, бедных рабов твоих, а нам
прости, как мы это сносим.
Так было и с этой,
прости меня
господи, с Грайвороной: что он, нелепый, ей ни досаждал, она все терпела и виду не показывала, что надокучил.
— Уж куда эта нехристь торопится — ума не приложу! — ругался Порша. — Крестьянин — тот к пашне рвется, а эта погань куда бежит? Робить не умеет, а туда же бежит… Чисто как лесное зверье,
прости ты меня,
господи!..
— Помяни,
господи, новопреставленного раба твоего Трофима, — молился Арефа, стоя на коленях… —
Прости ему вольные и невольные прегрешения, вся, яже содеял ведением и неведением, яже словом, яже помышлением.